Ньевес Эрреро - Чужая жизнь
— Каким ты его видишь? — требовал информации Виктор. Его периферическое зрение не позволяло разглядеть друга с такого расстояния.
— Он немного похудел, — принялась рассказывать ему Сильвия, — но улыбается. Видно, что Лукас чувствует себя хорошо.
Виктор поднял обе руки, посылая приветствие в том же направлении, в котором это делали его друзья. Лукас ответил ему жестом, который использовал уже раньше.
— Виктор, он отвечает тебе через окно, — сказал Лео и продолжил жестикулировать, чтобы привлечь внимание Лукаса. Он снял шапку и сделал что-то наподобие реверанса.
Лукас смеялся, глядя на своих друзей, веселившихся у входа в больницу. Праздник закончился, когда в палату вошла Эспина. Первое, что она сделала, это отругала его.
— Сеньор Мильян, прекратите! Вам недавно сделали операцию по пересадке. И, мне кажется, нет повода для глупостей.
— А что плохого я сделал? — обескураженно произнес Лукас, прощаясь с друзьями, которые продолжали кричать еще несколько минут.
— Если не хотите снова свалиться, будьте добры двигаться меньше. Это противопоказано.
— Но если я не буду двигаться, то сойду с ума! — с обидой ответил Лукас.
— Я вас предупредила, а теперь можете делать все, что вам заблагорассудится.
Пилар проводила сына до кровати. Наконец он улегся. Юноша не хотел спорить с Эспиной, и, кроме того, ему было очень неприятно, что Ориана ушла из больницы, не сказав ни слова на прощание. Это заставило молодого человека задуматься. Ему следовало освободиться от всех мыслей, которые, смущая его, явно не способствовали скорейшему выздоровлению. Однако стоило юноше закрыть глаза, как перед ним возник образ Орианы. Он не мог выкинуть ее из головы. Еще ни разу в жизни ему не доводилось видеть столь прекрасных глаз. Маска, которая скрывала половину лица девушки, делала их еще более выразительными. Единственное, что видел Лукас, глядя на Ориану, были эти зеленые глаза, менявшие свой цвет. Они были удивительные. По выражению глаз можно было с уверенностью судить о настроении той, кому они принадлежали. Он непременно поговорит с девушкой завтра. «Возможно, я сказал или сделал что-то не так и это ее обидело?» — спрашивал себя молодой человек, когда в его воображении возник новый образ. Это не были глаза Орианы. Перед ним вдруг появились другие, новые глаза, глаза цвета корицы. Лицо явно не принадлежало медсестре. Это было загоревшее под жарким солнцем лицо девушки из далекого племени. Оно, это лицо, прорвалось в его мысли через раздумья об Ориане. Этот неожиданный для себя образ Лукас видел впервые. Девушка была одна среди дикой природы, она смеялась от радости и улыбалась. Рядом с ней подобно нерву струилась вода кристальной чистоты. Босые ноги девушки касались холодной воды, стекавшей с гор. Она перебегала с одного берега реки на другой, и длинные черные волосы развевались на ветру. «Bia Baachaaitchia», «Bia Baachaaitchia». Что означали эти слова? Перед Лукасом снова и снова возникали картины нетронутой природы, и он слышал фразы, звучание которых казалось ему знакомым. Кто такая эта девушка? Юноша никогда раньше не видел ее. Она обладала красотой, которая была свойственна ее расе и которая делала ее загадочной. Где находится место, которое видел Лукас, стоило ему закрыть глаза? Как могло случиться, что он оказался не властен над собственными снами и видениями?
Ночь юноша провел беспокойно. С ним происходили разные вещи, осознать которые не было времени. Он открыл глаза за несколько минут до завтрака. Лукас надеялся, что дверь распахнется и войдет Ориана. Первое, что он сделает, это извинится перед ней, ведь совершенно ясно: он, Лукас, сделал что-то такое, что обидело девушку.
За дверью послышался шум, и вскоре она открылась. На губах юноши застыла улыбка. Но это была не Ориана! В это утро в палату вошла другая медсестра.
— Доброе утро! Меня зовут Виртудес[13].
— Ну и имя! — довольно громко произнес Марио.
— Что вы сказали? — спросила медсестра, которая была неуклюжей и очень худой.
— Я сказал, что у вас очень оригинальное имя. Редкое. — Марио не добавил больше ни слова, но сделал заговорщический жест своему соседу по палате.
Однако Лукас даже не слышал того, о чем они говорили. Он думал о причине, побудившей Ориану не прийти в их палату. Она же сказала, что попросилась на восемь дней на другой участок для того, чтобы помочь им с реабилитацией. Что происходит?
— Ты не завтракаешь, сынок? — озабоченно спросила Пилар. — У тебя нет аппетита?
— Ну, я не очень голоден, — ответил Лукас, погруженный в собственные мысли.
Как только медсестра вышла из палаты, Марио взялся за свое.
— Парень, нас решили пытать. Вместо красавицы к нам приставили Эспину и Виртудес. Ты понимаешь, что это испытание? Я уверен: мы жертвы программы скрытой камеры. Не может быть реальностью то, что с нами происходит.
— Дон Марио, пожалуйста… Не делайте из всего комедию, — попросила его Пилар. Женщина знала, что ее сын разочарован.
Лукас встал с кровати. Он проделал это гораздо увереннее, чем накануне. Юноша передвигался с трудом, но ему удавалось провести больше времени на ногах. Лукас снова посмотрел в окно. Это была его единственная связь с внешним миром.
Дверь в палату снова отворилась. Но это опять была не Ориана. Вошел доктор Аметльер с членами своей команды.
— Как ты себя чувствуешь, Лукас?
— Прекрасно, доктор! — ответила за сына Пилар. — Посмотрите на него! Он встал самостоятельно без каких-либо затруднений.
Юноша жестом подтвердил ее слова.
— Сегодня ты не очень разговорчив, — заметил кардиолог.
— Будешь тут разговорчивым, если отобрали красивую медсестру! — вставил Марио и усмехнулся.
— О ком вы говорите? — с любопытством спросил врач.
— Конечно же, об Ориане, доктор! — ответил Марио.
В этот момент вошла Виртудес, и тему сменили.
— Тебе осталось провести здесь совсем немного времени. Твое выздоровление идет фантастически быстро. Есть что-то такое, что беспокоит или волнует тебя? Сейчас подходящий момент для того, чтобы развеять все сомнения.
— У меня продолжает болеть вот здесь, внутри, — ответил Лукас и коснулся груди. — И еще, возможно, мои странные сны. Я вижу места, в которых никогда не был, и незнакомых мне людей. И эти сны повторяются.
— Сны меня не тревожат. Гораздо важнее боль в груди. Мы увеличим тебе дозу анальгетиков. Я не хочу, чтобы ты чувствовал боль. Что еще?
— Когда я смогу вести нормальную жизнь?
— Скоро, каждый день приближает тебя к этому. Едва такой момент наступит, ты сам сразу это поймешь. Но в любом случае забудь о том, как ты жил раньше. Тебе придется строго и точно принимать лекарства. Это будет на первом месте, а уж потом все остальное.
