Ирина Лазарева - Старое пианино
— Слово в слово, — серьезно подтвердил Михалыч.
Сорванец подпрыгнул, скрутился винтом и исчез.
— А «до свидания» где? — крикнул вслед Михалыч.
Вошел Максим.
— Ты с кем разговариваешь? — удивился он.
— Был тут один шкет, да вовремя удрал. Так мы идем завтракать?
За день больше ничего не случилось. Обстановка в усадьбе была спокойная, ночные разбойники до времени поутихли. После вечернего чая мужчины пошли, по настоянию Михалыча, к пруду. Максим, как обычно, вымотался в процессе изнурительного сочинительства. Заботливый опекун устранил последствия ночной травмы, но, по его убеждению, общее состояние Максима требовало длительного пребывания на воздухе.
Солнце еще блестело за лесом рубиновым краешком диска, золотые и багровые облака сгрудились над ним, наперебой подставляя бока последним лучам уходящего светила. Воздух был неподвижен, но свеж, прозрачную тишину нарушало едва слышное журчание источника.
Мужчины расположились в беседке, чтобы послушать окончание рассказа Веренского:
— Как я уже говорил, Себ ждал, что я принесу книгу вечером следующего дня. Но я решил схитрить и остаться при своих новых способностях и при книге. Мне хотелось ее тщательнее изучить. Вдруг в ней содержались еще какие-нибудь ценные сведения. Я оправдывал себя: о том, чтобы передать кому-то книгу, в ней не было сказано ни слова, а она, по сути своей, являлась завещанием.
Кроме того, я понимал, что открыл дверь в потусторонний мир, пробил опасную брешь, которая будет расширяться, постепенно стирать грань между несовместимыми реальностями. Да и с какой стати я должен был держать слово, данное какому-то исчадию ада, ведь я не знал достоверно, кто такой Себ. В любом случае, если Себ тот, за кого себя выдает, то его необходимо изолировать, а играть в честность с посланцем преисподней просто смешно.
Взвесив все «за» и «против», я пришел к выводу, что врата надо немедленно закрыть, а книгу не отдавать. Я наивно полагал, что закрыв врата, отрежу путь Себу в наш мир.
Я отправился в особняк днем, предполагая, что силы зла менее активны в дневное время — и не ошибся. Мне удалось исполнить вторую магическую пьесу, так же как и первую, по памяти. То, что музыка сработала, я понял сразу по тому, как в комнате потеплело, и исчезли побеги плесени с потолка.
Я вздохнул свободно и отправился навстречу славе. Последующие годы я уверенно взбирался по ступеням исполнительской карьеры. Весь мир рукоплескал мне, деньги текли рекой, я выкупил имение и перевез в него мою семью. Мама, к несчастью, быстро умерла, не успела вкусить всех преимуществ богатой жизни, зато Лиза росла в роскоши и довольстве. Ее мы, естественно, тоже отдали учиться игре на фортепиано, просто для общего развития, так же как и на танцы, позже она стала посещать компьютерные курсы и уроки английского языка. Я решил держать дочь до двадцати лет дома и лишь потом определить в институт. Мне казалось, что так я смогу оградить ее от преждевременных соблазнов столичной жизни, позволю ей повзрослеть, обрести твердые убеждения, необходимые девушке из хорошей семьи.
Ей только исполнилось девятнадцать, когда она познакомилась с Васей…
Веренский сделал паузу, глядя на молодого лесничего.
— Пожалуй, дальше Вася расскажет лучше меня.
— Не уверен, что у меня получится, — залился краской тот. Откровенничать об отношениях с Лизой в присутствии отца ему было неловко. — Лиза однажды подвернула ногу, — обдумывая слова, заговорил он, — зацепилась за корень на лесной тропинке. Она любила гулять в лесу рядом с домом, дальше ей ходить не позволялось, мало ли какой отморозок объявится. Она была благовоспитанной девушкой.
Поэтому, когда я предложил ей свою помощь, она вначале отказалась, постеснялась незнакомого парня, но я настоял и отвел ее домой, почти отнес. Влюбился я мгновенно, и использовал любую возможность, чтобы наши встречи продолжались. Сначала я выказал деятельное участие: вызвал врачей, близко познакомился с родителями, на следующий день пришел справляться о самочувствии, предлагал помощь под разными предлогами и скоро стал в доме своим человеком. Галина Ильинична ко мне благоволила, но Леонид Ефимыч держался со мной сухо: я был неугодным поклонником. Отец собирался познакомить Лизу с перспективными молодыми людьми, когда, по его расчетам, настанет для этого пора. А тут какой-то егерь с ружьем.
— Это правда, — подтвердил Веренский. — Ты уж, Вася, не обижайся за откровенность, дело прошлое. Мне было непонятно, почему Лиза сразу заволновалась и принялась мечтать о Васе, как о пресловутом принце. Наверное, я сам виноват, воспитывал Лизу, как тургеневскую барышню, все строил из себя потомственного аристократа.
Я был обеспокоен и уже собирался применить родительскую власть — задушить на корню чувства молодых людей, как вдруг Лиза совершенно переменилась к Васе, да так резко и необъяснимо, что вместо радости я встревожился.
Нить повествования снова подхватил Василий:
— Не берусь утверждать, но я предполагаю, что видел однажды Себа. Я пришел в имение под вечер. Лизы не оказалось в особняке. Галина Ильинична направила меня в сад, сказала, что дочь пошла прогуляться. Я пошел искать Лизу и на одной из парковых скамеек застал ее в обществе мужчины. Он был красив, но какой-то порочной красотой. Так выглядят мужчины, пресыщенные любовными похождениями; втайне они презирают женщин, но редко откажутся от мимолетной, пусть даже самой низменной связи. Одет он был элегантно — в черный пиджачный костюм, я даже подумал сначала, что какое-то официальное лицо приехало к Леониду Ефимычу.
Я подошел и ожидал, что Лиза меня представит, но она почему-то этого не сделала. Более того, посмотрела на меня отчужденным взглядом и попросила подождать в доме. Я извинился и пошел прочь, терзаясь мгновенно вспыхнувшей ревностью. Я свернул в аллею и решил подобраться к паре с другой стороны. Мне это удалось, я спрятался за пышными кустами и стал элементарно подглядывать. Жаль, слов не было слышно, а поближе я подойти не мог.
Они говорили о чем-то; я видел четкий профиль мужчины, Лиза сидела ко мне спиной, склонив голову, но иногда поворачивала лицо к собеседнику и смотрела на него дольше, чем мне бы хотелось. Мужчина один раз обернулся в мою сторону, я даже ощутил на себе тяжелый взгляд, хотя видеть меня он никак не мог. Усмешка исказила его чувственные губы, и он снова повернулся к девушке.
Наконец они встали. Он взял руку Лизы и прижал к губам, глядя при этом девушке в глаза. Она задрожала всем телом, выдернула руку — не сразу и с видимым усилием — и побежала по аллее по направлению к дому. Мужчина постоял, наблюдая за ней, затем пошел в противоположную сторону.
