Ирина Лазарева - Старое пианино
Себ, выслушав приговор, изменился в лице, будто внезапно горестно растерялся, на смуглых щеках выступил темный румянец, кровь ударила ему в голову. Однако вскоре он перемогся, вернул себе надменную осанку и значительную поступь. Он обошел собеседника, оглядывая его с придирчивым сарказмом.
— Ты пришел ко мне с мечом? А я, как видишь, безоружен. — Он развел руки в стороны в доказательство своих слов. — Неужели ты хочешь драться со мной, блистательный Регул? Не погнушаешься обагрить свой меч нечистой кровью?
— Лукавишь, Себ. Кого ты хочешь провести? Полчища тварей прячутся в тумане и ждут лишь одного твоего знака. — Регул вытащил тяжелый меч из ножен и повел сверкающим клинком по периметру. Тотчас раздался вой, неистовый скулеж, беспорядочный топот.
Растерявший апломб Чаритта с воплем бросился на землю и скорчился, чтобы казаться как можно меньше.
Себ изобразил добродушие:
— Хорошо, сдаюсь, ты меня раскусил, и все же мне не дает покоя вопрос: если я попытаюсь спалить музыканта, ты бросишься на меня с мечом?
— Можешь в этом не сомневаться, — жестко ответил воин. — А сейчас верни ему способность двигаться и уходи. Ты меня знаешь, Себ. В отличие от тебя, я нисколько не изменился.
— Вижу, — обнажил острые зубы Себ, продолжая все быстрее кружить вокруг Регула как дикий зверь, и глаза у него засветились по-волчьи. — С другой стороны, мне оказали великую честь, назначив тебя моим противником. Видимо, я внушаю кому-то настоящий ужас, раз прислали непобедимого Регула. Меня просто распирает от гордости!
Себ был опасно взвинчен, поэтому Регул зорко следил за каждым его движением. Он переместился в сторону Максима и опустился на одно колено рядом с ним, поддел его сильной рукой и приподнял с земли. Меч держал перед собой в правой вытянутой руке, острый кончик клинка ходил из стороны в сторону вместе с его взглядом.
— И не ошиблись мудрейшие, — не унимался Себ, — сладить со мной нелегко. Ты прав, непогрешимый Регул, узнать меня сложно, ты даже не представляешь, с кем собираешься воевать. Что? Не смотри на меня так! Забирай своего музыканта. Но запомни, сдаваться я не собираюсь, если этот щенок не прекратит музицировать на пианино, я убью гаденыша, и даже ты его не спасешь.
— Отступись, Себ, — грозно сказал Регул. — Не доводи дело до стычки. Я не хочу биться с тобой, не вынуждай меня. Будь на твоем месте другой, я бы даже не стал с ним разговаривать.
— И на том спасибо! — вскричал тот и несколько раз поклонился с шутовским подобострастием, с каждым поклоном все ниже, разметав по земле свою пышную мантию. — Премного благодарен, уважил, пролил бальзам на рану… Что ж, посмотрим, посмотрим… жизнь все еще преподносит сюрпризы… — речь Себа постепенно перешла в бормотание, вскоре стала совсем невнятной.
Наконец он прекратил свое безумное кружение, схватил за руку Лизу и снова обратился к Регулу:
— Пока что прощай, рыцарь, еще встретимся, раз наши дорожки пересеклись. А там, как судьба распорядится …
Максима что-то бешено ударило в грудь, вышибло из бедняги сознание. Последнее, что он увидел, прежде чем впасть в беспамятство — крутящиеся в воздухе черные перья, словно невидимый охотник сбил птицу на лету.
Глава 9
За окном щебетала какая-то звонкая пичуга. То щелкала, то разливалась трелями. Из раскрытого окна тянуло утренней прохладой и тонким ароматом липового цвета. В спальне кто-то ходил, скрипели половицы, но Максиму не хотелось открывать глаза. Он медлил с окончательным пробуждением, наслаждался покоем, уютом мягкой постели и руладами маленького певца в саду. В доме было непривычно тихо, не чувствовалось утреннего оживления. Обычно Леонид Ефимыч вставал рано, потом пробуждался Ярик и отправлялся бегать по парковым дорожкам — так он боролся с лишним весом. К девяти приходила убираться женщина из городка, Леонид Ефимыч нанял ее для поддержания домашнего порядка. В десять подкатывал на уазике Василий, привозил продукты, и тогда можно было вставать, разминаться, мыться, завтракать, и…
Максим открыл глаза и резко сел в постели: после завтрака надо было идти в «экзекуторскую комнату»!
Течение мыслей вывело его на цель пребывания в доме. Он почему-то начисто забыл обо всем, а вспомнив, ужаснулся, как в первый раз, когда познакомился с антикварным пианино.
Дверь спальни отворилась, и вошел Михалыч. Сегодня он был на диво уместно одет — в свободные льняные брюки и мягкую фланелевую сорочку с длинными рукавами, закатанными до локтей. Одежда ловко сидела на нем и удачно скрадывала полноту. Как обычно, он был чисто выбрит и немилосердно благоухал дорогим мужским одеколоном из парфюмерии Максима. Последний застал его как-то за процессом тщательного и вдумчивого обнюхивания флаконов и посоветовал взять один себе для тесного ознакомления. Михалыч отнесся к предложению с серьезностью, но парфюмом явно злоупотреблял.
— О-ой, Михалыч, — сморщил нос Максим, — опять вылил на себя полфлакона? Ну сколько можно повторять: одеколон пахучий, надо освежать кожу чуть-чуть. Ты словно с Марса, честное слово.
— А мне нравится. Да брось, я отлил совсем немного. Там еще осталось на два раза.
— Потрясающе! — вытаращился на него Максим. — Слушай, друг, моих запасов на тебя явно не хватит, придется сгонять на местную ярмарку. Ты уж прихвати сразу литровую бутыль, чего мелочиться-то, найдем по потребностям — Пако Рабан на разлив, можно Диор, на крайний случай.
— На разлив продают медовуху, волшебная вещь, настоятельно рекомендую. Я пробовал.
— Да ну? — Максим развеселился, спрыгнул с кровати, потянулся… и, охнув, сложился пополам.
— Тихо-тихо, — проворно подскочил Михалыч и осторожно усадил Максима на постель. — Тебе вчера досталось малость, ты побереги себя, давай-ка без кульбитов.
— А что было? Я ничего не помню. — Максим сидел скрючившись, держась за живот. — Постой… начинаю припоминать… Лиза!.. Я пошел за ней… О господи!..
— Не надо тебе напрягаться и вспоминать, — с деланной беззаботностью посоветовал Михалыч. — Считай, что это был дурной сон.
— Не дурной, а кошмарный! Если бы ты видел этих чудищ… — Он вспомнил теперь ясно все остальное и не смог продолжать.
— Я сварю тебе кофе, — сказал Михалыч. — Посиди пока, не вставай.
Когда он вернулся с дымящейся чашкой, Максим сидел, сжимая голову руками, совершенно убитый. Вспомнил Лизу, и стало ему по-настоящему нехорошо.
— А как я очутился в доме? Кто меня принес?
— Я. Обнаружил, что тебя нет, и пошел искать. Нашел в лесу без сознания. Это тебе урок: будешь от меня бегать, еще не то случится.
