Либба Брэй - Великая и ужасная красота
— Но, по крайней мере, она увела нас на полдня из этой ужасной старой школы, — напоминает всем Фелисити.
Энн вдруг роняет карандаши, и они рассыпаются по земле с неожиданно громким шумом. Энн неловко опускается на колени, пытаясь собрать их все до единого.
— У нее сейчас такое лицо, каким можно отпугнуть всех мужчин на свете, — шепчет Элизабет так отчетливо, что Энн вполне может ее услышать.
Остальные девушки неловко смеются, как смеются люди, когда слышат неожиданную грубость. Но Энн даже не оборачивается.
Фелисити подхватывает меня под руку и тихо говорит на ухо:
— Ну, не стоит так хмуриться! Они ведь на самом деле совсем не злые.
Я высвободила руку.
— Да они как настоящие злобные псы! Ты не могла бы увести их отсюда?
Сесили хихикает.
— Эй, Фелисити, ты поосторожнее, а то она ведь может использовать против нас свой талисман, злобный глаз!
Тут уж и Фелисити взрывается смехом вместе с остальными. А мне, конечно, очень хотелось бы иметь возможность использовать злобный глаз, или хотя бы злобный башмак на правой ноге и дать Сесили пинка под зад, да как следует!
Мисс Мур выводит нас обратно к свету, потом через лес, но каким-то иным путем, и мы выходим к узкой грязной дороге. По другую сторону стены, что тянется вдоль дороги, я вижу цыганский табор, раскинувшийся под деревьями. Фелисити вдруг оказывается рядом со мной; мой высокий рост она использует как прикрытие, на тот случай, если ее Итал где-нибудь поблизости.
— Энн, мне кажется, тебя звала мисс Мур, — говорит Фелисити.
Энн обычным неловким шагом направляется к нашей учительнице.
— Джемма, пожалуйста, не сердись! — Фелисити осторожно высовывается из-за моей спины, всматриваясь в цыган. — Ты его видишь?
Но на виду нет ничего, кроме трех фургонов и нескольких лошадей.
— Нет, — не слишком приветливым тоном отвечаю я.
— Слава богу.
Она снова берет меня под руку, не обращая внимания на мое дурное настроение.
— Могла бы получиться большая неловкость. Представляешь себе?
Она изо всех сил старается очаровать меня. И у нее получается. Я невольно усмехаюсь, и Фелисити тут же расцветает одной из тех редких роскошных улыбок, которые делают мир забавным и вполне терпимым местом.
— Послушай, у меня есть грандиозная идея. Почему бы нам не основать наш собственный орден, некое тайное общество?
Я застываю на месте, похолодев.
— И что делать?
— Просто жить.
Я облегченно вздыхаю и шагаю дальше.
— Мы и без того живем.
— Нет. Мы играем в некую предопределенную для нас игру. Но что, если бы мы нашли такое место, где могли бы играть только по своим собственным правилам?
— Ну и где, по-твоему, мы могли бы таким заниматься?
Фелисити оглядывается по сторонам.
— А почему бы нам не встречаться хоть в этой пещере?
— Ты шутишь, — отмахиваюсь я. — Ты ведь шутишь, правда?
Фелисити качает головой.
— Ты только представь: мы строим собственные планы, сами решаем, что нам делать, мы веселимся, когда только можем. Мы могли бы даже постепенно завладеть школой.
— Нас даже могут со временем исключить, тем дело и кончится.
— Но мы ведь не допустим, чтобы нас поймали. Мы слишком умны для этого.
Где-то впереди Сесили принимается утешать Элизабет, ужасно расстроившуюся из-за того, что испачкала ботинки. Я кошусь на Фелисити.
— Они не такие уж плохие, это понимаешь, когда познакомишься с ними поближе.
— О, я уверена, что рыбка-пиранья тоже вполне мила со своими родными, но я бы не хотела знакомиться с ней чересчур близко.
Энн оглядывается на меня. Она только что узнала, что мисс Мур вовсе ее не звала. И никто не звал. У нас могут быть неприятности. Но, возможно, есть способ изменить положение дел.
— Ладно, — говорю я. — Я в игре, но с одним условием.
— С каким?
— Ты должна пригласить Энн.
Фелисити не знает, то ли ей рассмеяться, то ли облить меня черной злобой.
— Ты это не серьезно.
Я молчу, и она добавляет:
— Я этого не сделаю.
— Позволь напомнить, что ты у меня в долгу.
Фелисити усмехается, давая мне понять, что идея в целом кажется ей неприемлемой.
— Да и девушки этого не допустят. Ты ведь и сама это знаешь.
— А вот это уже твои трудности. — Я, не удержавшись, улыбаюсь. — Ну, не стоит так хмуриться! Они ведь на самом деле совсем не злые. Правда-правда!
Фелисити щурится и решительным шагом направляется в сторону Пиппы, Элизабет и Сесили. Через мгновение они уже спорят, и я вижу, как Элизабет и Сесили энергично качают головами, а Фелисити раздраженно фыркает. При этом Пиппа довольна, что снова сумела привлечь внимание Фелисити. В следующую минуту Фелисити, исходя яростью, возвращается ко мне.
— Ну и?..
— Я тебе говорила — они не хотят принимать ее. Она не принадлежит к нашему кругу.
— Что ж, очень жаль слышать, что твой клуб обречен на гибель, не успев возникнуть, — говорю я с легким самодовольством.
— Я не говорила, что на этом все кончено! — возражает Фелисити. — Я вполне могу убедить Пиппу. Правда, Сесили в последние дни стала уж слишком высокомерной. Но ведь это я подняла ее из ничтожества. И если они с Элизабет думают, что могут здесь, в школе, обойтись без моей поддержки, то они здорово ошибаются!
Да, я недооценила стремление Фелисити к власти. Она предпочитает взять в компанию меня и Энн, чем признать, что потерпела поражение от своих прихлебательниц. Она и вправду настоящая дочь адмирала.
— И когда ты предполагаешь там встретиться?
— Прямо сегодня в полночь, — отвечает Фелисити.
Я уверена, что ничего хорошего из этого не выйдет, и что в итоге нам придется до тошноты слушать рассуждения Пиппы о романтическом идеале любви, — но, по крайней мере, эти девицы хотя бы ненадолго прекратят издевательства над Энн.
За поворотом тропы мы видим Итала. Фелисити резко останавливается, как напуганная лошадь. Она крепко стискивает мою руку, не желая даже смотреть в сторону цыгана.
— Боже мой… — выдыхает она.
— Но он ведь не осмелится заговорить с тобой прямо здесь, на глазах у всех? — шепчу я, пытаясь не замечать, как ногти Фелисити впились мне в кожу.
Итал нагибается, чтобы сорвать лесной цветок. Потом, напевая, он легко перепрыгивает через стенку и протягивает этот цветок Фелисити с таким видом, как будто я и не стою между ними. Девушки оглядываются, выясняя, что за суета началась за их спинами. И хихикают, одновременно и пораженные, и приведенные в восторг увиденной сценой. Фелисити опускает голову и смотрит в землю.
