Стефани Майер - Полуночное солнце
Но притворяться, что она для меня ничего не значит, было пределом того, что я мог вынести. Я мог заставить себя не смотреть в её сторону. Мог делать вид, что она для меня пустое место. Всё это было только притворством, не имеющим ничего общего с реальностью.
Я по-прежнему ловил каждое её слово, прислушивался к каждому её вздоху.
Мои мучения можно было разделить на четыре категории.
Первые два были хорошо знакомы. Её аромат и её молчание. Или, скорее — переводя ответственность на себя — моя жажда и моё ненасытное любопытство.
Жажда была основной пыткой. Теперь у меня вошло в привычку попросту не дышать в присутствии Беллы. Конечно, приходилось делать исключения — когда надо было отвечать на вопрос, например, да и в любом случае, когда нужно было говорить. Каждый раз, когда мне приходилось вдыхать поблизости от девушки и я раз за разом ощущал её аромат, моя реакция была той же, что и в самый первый день. Жажда, огонь, стремление к жестокому насилию овладевали мною. Приходилось призывать на помощь всё самообладание, всю силу воли и разума. И этих сил едва хватало. Как и в первый день, монстр во мне ворочался, рычал и пытался вырваться на свободу...
Самым постоянным из терзаний было любопытство, оно, не отпуская, держало меня в своих тисках. В моём мозгу прочно засел один вопрос: О чём она сейчас думает? Вот она тихо вздыхает. Вот рассеянно накручивает локон на палец. Вот с необычной для себя резкостью швыряет книги на стол. Вот летит, опаздывая, в класс. А сейчас нетерпеливо выбивает ногами о пол барабанную дробь. Каждое из этих движений, схваченных моим боковым зрением, становилось сводящей с ума загадкой. Когда она разговаривала с другими учениками, я анализировал каждое её слово и интонацию. Что она высказывала: свои настоящие мысли или то, что считала нужным сказать? Зачастую мне казалось, что она старалась сказать то, что другие хотели от неё услышать. Это напоминало мне мою семью — мы каждый день создавали иллюзорную реальность. В этом мы намного превосходили и её, и кого бы то ни было. Разве что я неправ, воображаю то, чего нет. С какой стати ей ломать комедию? Она же была одной из них — человек, подросток.
Самым неожиданным из моих мучений оказался Майк Ньютон. И кому бы во сне приснилось, что настолько посредственный и скучный смертный сможет вызвать во мне такое бешенство? Справедливости ради, мне надо было проявить хотя бы немного благодарности к этому противному мальчишке: девушка охотнее и больше разговаривала с ним, чем с другими. Из их разговоров я узнал о ней много интересного для моего списка её душевных качеств, но несмотря на это, невольная помощь Майка только ещё больше злила меня. Я не хотел, чтобы Майк раскрывал её тайны. Это должен делать я и только я!
К счастью, он никогда не замечал её маленьких обмолвок, которые, как фотовспышкой, на мгновение освещали её таинственный внутренний мир. Он фактически ничего о ней не знал. В своём воображении он создал Беллу, которой никогда не существовало. В его сознании она была такой же, как он сам — то есть, посредственной и поверхностной. Он не замечал ни её готовности к самопожертвованию, ни отваги, которая резко выделяла её среди других, не слышал в её высказываниях звучавшую в них зрелость мысли. До него не доходило, что рассказывая о своей матери, она больше напоминает родителя, говорящего о своём ребёнке — родителя любящего, снисходительного, всепрощающего и бесконечно заботливого. Он не слышал, каким терпением был пронизан её голос, когда она комментировала его сумбурные рассказы, имитируя интерес к этим пустопорожним глупостям, и не понимал, какая доброта скрывается за этим терпением.
Из её разговоров с Майком мне удалось узнать о самой её примечательной черте, которую я и внёс в свой список, поставив на первое место. Эта черта так проста, и тем не менее, встречается так редко! Белла была человеком кристально чистой души. Все остальные её качества, вкупе с этим основным — доброта, и самопожертвование, и альтруизм, и храбрость, и заботливость — превращали её в истинное совершенство.
Эта невольная помощь, однако, никак не способствовала пробуждению моей симпатии к мальчишке. Дело в том, что он смотрел на неё взглядом собственника — как будто она была товаром, который он твёрдо вознамерился приобрести. А его грубые и нечистые фантазии о ней!.. Всё это раздражало меня без меры. С течением времени он становился всё более самонадеянным в отношении неё. Ему казалось, что она предпочитает его тем парням, кого он считал своими соперниками, включая в их число Тайлера Кроули, Эрика Йорки, а временами даже, как ни странно, и меня. Он завёл себе отвратную привычку усаживаться перед уроком за наш стол и болтать, трещать и пустозвонить без умолку. Она лишь улыбалась. "Она улыбается только из вежливости", — говорил я себе, стараять не поддаваться ярости. Но иногда я всё же позволял себе развлечься, воображая, как даю ему такого пинка под зад, что он, пролетев через весь класс, врубается башкой в дальнюю стену... Не думаю, что эта травма была бы фатальной для его умственных способностей...
Обо мне как о возможном сопернике Майк думал не часто. Он боялся, что происшествие с фургоном свяжет нас с Беллой, но успокоился, увидев что всё как раз наоборот. Однако ему по-прежнему не давало покоя то, что я когда-то выделил Беллу из всех однокашников и одарил её своим вниманием. Но теперь я полностью игнорировал её, так же, впрочем, как и всех остальных, так что к Майку вернулась его обычная самоуверенность.
О чём она теперь думает? Ей нравится его внимание?
И, наконец, последняя из пыток причиняла мне наибольшие страдания: безразличие Беллы. Я не замечал её, она платила мне тем же. Она больше не делала попыток завести со мной разговор. Насколько я мог судить, она обо мне совсем не думала. Никогда.
Это могло бы свести меня с ума или даже заставить нарушить моё решение изменить будущее, если бы не одно обстоятельство: временами она внимательно смотрела на меня, как это было прежде. Сам я не мог поймать её на этом, поскольку не позволял себе открыто взглянуть на неё, но Элис всегда предупреждала нас, когда Белла собиралась посмотреть в нашу сторону. Остальные мои родственники были по-прежнему настороже, зная, какими компрометирующими сведениями владела девушка.
Она то и дело взглядывала на меня издали, и это немного облегчало мои муки. Я не должен был радоваться, но правда в том, что мне действительно становилось лучше, хотя я и понятия не имел, что означали её взгляды. Мне кажется, я догадывался: она наверняка пыталась разобраться, что я за выродок такой.
— Через минуту Белла посмотрит на Эдварда. Примите нормальный вид, — сказала Элис как-то в один из вторников марта. Мы тут же задвигались, меняя позу, как это обычно делают люди — они всё время шевелятся. Для нам подобных характерна абсолютная неподвижность.
