Энн Райс - Талтос
— Ты всерьез меня спрашиваешь?
— Ничье другое мнение меня не интересует.
— Возьми его с собой в Европу. Почему нет? Чего ради он останется здесь?
— Причин много, — сказала Роуан. — Только он по-настоящему понимает, какая именно опасность грозит нашей семье. И еще это вопрос его собственной безопасности, но я не знаю, насколько серьезно тут обстоит дело.
— Его безопасность? Если те парни из Таламаски захотят до него добраться, так они ведь знают, где его найти, если он постоянно болтается в этом доме. Кроме того, Роуан, как насчет твоей собственной безопасности? Тебе известно больше, чем кому-либо другому. Кроме Майкла. Разве он тебе не понадобится? Ты действительно готова отправиться туда в одиночку?
— Я не буду одна, я буду с Юрием.
— С Юрием?..
— Он еще раз звонил этим утром, совсем недавно.
— Почему ты мне не сказала?
— Я говорю тебе сейчас, — невозмутимо ответила Роуан. — У него было всего несколько минут. Он звонил из телефонной будки в Лондоне. Я его убедила встретиться со мной в Гатуике[7]. У меня лишь несколько часов до отъезда.
— Тебе следовало меня позвать, Роуан, ты должна была…
— Спокойнее, Мона. Юрий позвонил лишь для того, чтобы предупредить: тебе необходимо держаться рядом с родными и оставаться под охраной. Вот это по-настоящему важно. Он думает, что есть люди, которые могут попытаться добраться до тебя, Мона. Он был очень серьезен. Но не смог ничего пока объяснить. Он говорил о генетическом тестировании, о том, что кто-то добрался до отчетов и вычислил, что ты — самая сильная ведьма в клане.
— Да… Наверное, так оно и есть. Я это давно уже сообразила, но, Роуан, если они гоняются за ведьмами, почему им не поохотиться и на тебя?
— Потому что я больше не могу родить, Мона. А ты можешь. Юрий думает, им может понадобиться и Майкл тоже. Майкл породил Лэшера. И эти злобные люди, кем бы они ни были, попытаются вас свести. Думаю, Юрий ошибается.
— Почему?
— Свести двух магов? Ожидать, что лишние гены дадут Талтоса? Это так же маловероятно, как и было всегда. Можно сказать, что скрещивание двух магов — это очень долгий путь для получения такого результата. Согласно нашим архивам, единственная успешная попытка потребовала трех сотен лет. Но в этом случае было и стороннее вмешательство, и целенаправленность. И я помогла в критический момент. Иначе, возможно, такого бы и не произошло.
— А Юрий думает, что они попробуют заставить Майкла и меня сделать это?
Все это время Роуан не сводила с Моны глаз, внимательно глядя на нее, взвешивая каждое слово.
— Я с ним не согласна, — сказала Роуан. — Думаю, эти злодеи убили Эрона, чтобы замести следы. Что именно поэтому они пытались убить и Юрия. И именно поэтому они могут попытаться подстроить мне что-то вроде несчастного случая. С другой стороны…
— Значит, и ты в опасности! А что случилось с Юрием? Когда это было? Где?
— Я смотрю на все проще, — продолжила Роуан, не ответив на вопрос. — Мы не знаем, каковы размеры опасности для любого, кто так или иначе причастен ко всему. Мы не можем это знать, поскольку истинные мотивы убийц нам неизвестны. Теория Юрия насчет того, что они не сдадутся, пока не получат Талтоса, явно самая пессимистичная и самая всеобъемлющая. И именно поэтому мы должны быть стойкими. Вас с Майклом необходимо защищать. И Майкл единственный в семье, кто действительно знает, почему это так. Крайне важно, чтобы вы оставались в этом доме.
— Значит, ты оставляешь нас тут вместе? Вот так мило и уютно, под собственной крышей? Роуан, мне хочется сказать тебе кое-что.
— Не смущайся, говори.
— Ты недооцениваешь Майкла. Во всех отношениях. Он не к этому стремится. И если ты его тут оставишь, ничего не объяснив, он вряд ли будет просто ждать, играя предложенную ему роль. А если ему все же придется, то, как ты думаешь, чего захочется его мужскому началу? И если ему этого захочется — я имею в виду, переспать со мной, — как ты думаешь, что сделаю я? Роуан, ты что, считаешь нас пешками, которых можно переставлять на шахматной доске? Роуан, мы не пешки!
Роуан помолчала, потом, немного погодя, улыбнулась:
— Знаешь, Мона, я хотела бы взять тебя с собой.
— И я поеду! Возьми меня и Майкла! Нам следует поехать всем, втроем!
— Семья никогда не стерпит такого предательства с моей стороны, — ответила Роуан. — Да я и сама не могу так поступить.
— Это безумие, Роуан! Почему мы вообще обо всем этом говорим? Зачем ты меня расспрашиваешь? Зачем тебе знать мое мнение о том, что происходит?
— К тому, чтобы ты осталась здесь с Майклом, есть множество причин, Мона.
— А что, если мы снова начнем кувыркаться?
— Это зависит от тебя.
— Но это ужасно! Бросить мужа и ждать, что я его утешу, но при этом не…
Роуан с рассеянным видом снова достала сигарету, потом точно так же, как в первый раз, слегка вздохнула и засунула сигарету обратно в пачку.
— Да я не против, если ты закуришь! — сказала Мона. — Я не курю, спасибо моему суперинтеллекту, но…
— Скоро будешь против.
— О чем это ты?
— А ты не знаешь?
Мона была ошеломлена. И заговорила не сразу:
— Ты утверждаешь… Боже, я бы знала…
Она откинулась на спинку стула. В прошлом у нее было множество задержек. И она всегда звонила своему гинекологу посоветоваться.
— Я думала, это просто задержка…
— Ничего подобного, — возразила Роуан. — Это ребенок Юрия?
— Нет, — качнула головой Мона. — Это невозможно. Сэр Галахад[8] был слишком осторожен. Я хочу сказать, этого категорически не может быть.
— Это ребенок Майкла.
— Да. Но ты уверена в том, что я беременна? Это было всего месяц назад, и…
— Да, — ответила Роуан. — Ведьма и врач видят одно и то же.
— Значит, это может оказаться Талтос, — пробормотала Мона.
— Хочешь найти причину, чтобы избавиться от него?
— Нет! Ни в коем случае! Ничто на свете не заставит меня избавиться от него!
— Ты уверена?
— А насколько я должна быть уверена? — спросила Мона. — Роуан, мы католическая семья. Мы не отказываемся от младенцев! Кроме того, я бы не отказалась от этого ребенка в любом случае, кем бы ни был его отец. А если уж это Майкл, то тем более у всех есть повод порадоваться, потому что Майкл — часть семьи! Ты ведь и в самом деле не слишком хорошо нас знаешь, Роуан. И даже теперь не до конца понимаешь… Если это ребенок Майкла… Если я действительно беременна, то это…
— Договаривай, прошу.
— Почему бы тебе не закончить за меня?
— Нет. Я предпочитаю услышать это от тебя, если ты не против.
— Если я беременна от Майкла, то Майкл может стать отцом следующего поколения, которое унаследует этот дом.
— Да.
— А если дитя окажется девочкой, я смогу назначить ее наследницей всего, и… и вы с Майклом можете тогда стать ее крестными родителями. Мы можем стоять все вместе перед купелью во время крестин. Мы можем стоять там, а потом у Майкла появится ребенок, а у моего ребенка будет тот отец, какого я хотела бы для него, отец, которому все будут доверять и которого будут любить.
— Я так и знала, что ты нарисуешь куда более красочную картину, чем это сделала бы я, — мягко, немного грустно произнесла Роуан. — Но ты превзошла все мои ожидания. И ты права. В этой семье есть еще много такого, чему я должна научиться.
— Это краски церкви Святого Альфонса, где крестили Стеллу, и Анту, и Дейрдре. Думаю, и вас тоже там крестили.
— Мне об этом никто никогда не говорил.
— Мне кажется, я что-то такое слышала. Похоже, именно так они и сделали.
— Значит, не стоит опасаться, что ты вдруг решишь избавиться от него?
— Да ты, наверное, шутишь! Я хочу его! Если серьезно, я хочу любого собственного ребенка! Послушай, я буду настолько богатой, что смогу купить что угодно в этом мире, но нет ничего такого, что заменило бы мне собственное дитя! И я могу это осуществить только одним способом. Ох, если бы ты лучше знала нашу семью, если бы ты не провела всю жизнь в Калифорнии, ты понимала бы, что тут и говорить не о чем, если, конечно, не… Но даже тогда…
— Если что?
— Давай будем беспокоиться, когда что-то действительно произойдет. Ведь должны быть какие-то признаки, всякие мелкие знаки, если там что-то не так…
— Возможно. Но не обязательно. Когда я носила Лэшера, никаких признаков не было до последнего момента.
Мона хотела возразить, сказать что-то, но слишком глубоко погрузилась в мысли. Ее собственный ребенок. Ее собственный ребенок, и никто, действительно никто больше не посмеет ей указывать. Ее собственный ребенок, и она перейдет в разряд взрослых независимо от возраста. Ее собственное дитя. И вдруг вместо мыслей перед Моной стали возникать разные картины. Она увидела колыбель. Она увидела малыша, настоящего живого малыша, и то, как сама держит в руках изумрудное ожерелье, а потом надевает его на шею младенцу.
