Артем Тихомиров - Приход ночи
Я молчала. Этот говорит как пишет. Умный, язык подвешен, умеет выразить свои мысли. Да вот толку для меня от его умений мало.
Еще ни разу с момента пробуждения в больнице я не чувствовала себя настолько уязвимой и одинокой. Казенщина, окружающая меня, давила на психику, настойчиво подталкивая к мыслям о самоубийстве. Казалось, за стенами больницы все то же самое — нигде не найти нормальной поддержки, кроме той, что положена окружающим по долгу службы.
Следователь продолжал говорить, не понимая, что в эту минуту я его почти не слушала. Я пыталась справиться со своей ненавистью. Умом я, конечно, осознавала, что рано требовать результатов на этом этапе следствия.
Все только началось, а этот допрос — первый в череде многих. Тем не менее, мне хотелось вопить во все горло и требовать. Нет, даже не чтобы поймали моего садиста немедленно… Защиты. Вот чего мне хотелось. Абсолютной, железобетонной гарантии, что подобного со мной не повторится.
— Я должен вас спросить: кого-нибудь из вашего окружения вы подозреваете?
— Не знаю. Нет.
— Если это, например, ваш знакомый, то у него должны быть мотивы.
— Не имею представления.
— Пожалуйста. Вы должны нам помогать. Назовите мне всех людей, которых вы считаете близкими знакомыми. Их адреса и телефоны, если помните. Мы обязаны проверить все.
— Мужчин?
— Всех. Инициатива могла исходить от женщины, а осуществить похищение ее сообщник. Будем отрабатывать все версии.
Я вспоминала всех. Алексея, Артура, тех, что мне были ближе — по разным причинам. Мужчин, с которыми я заводила короткие романы. Например, неработающий теперь у нас заместитель главного редактора, Дмитрий Смирнов, предмет зависти со стороны коллег-женщин. Мы встречались в течение трех недель два года назад. Спали, ходили в рестораны и кино. Он любил шикануть, хотя нередко ему это было не по карману. Однажды я сказала, что на меня не производит впечатления его страсть к глянцевой жизни. Дмитрий таскался на журналистские и литературные тусовки и пробовал приобщить к ним меня. Из-за этого мы и разошлись. Его занудство и завышенные требования к жизни в конце концов стали камнем преткновения. Я сказал, что не собираюсь больше в этом участвовать. Поставила точку. Кто еще? Я покопалась в памяти. Не стану же я рассказывать все мои увлечения вузовского периода? Глупо. Тем более, что там не всегда и до секса доходило. Не более, чем поверхностные знакомства в нестойких компаниях, мимолетный флирт, ничего не значащие поцелуи и обжимания на вечеринках. О них следователь не узнал. На Леше я заострила внимание потому, что Гмызин настаивал. Все-таки он был последним, кто меня видел.
— Это мог быть он? — спросил следователь.
— Нет.
— Думайте хорошенько. Вы жили с ним, вы в курсе его привычек, его манеры двигаться, что-то делать. Человек, который вас удерживал, ничем не выдавал себя?
— Уверена, что это не Леша. Слишком хладнокровен.
— Это не аргумент.
— Мне лучше знать — сами сказали.
— Психопаты всегда играют определенную роль. Перевоплощаются. Потому их трудно вычислить в быту, они мало чем отличаются от всех других.
— Я понимаю. Я сама думала. Но это не он.
Гмызин вздохнул.
Я вспоминала часы, проведенные с Лешей до похищения, и убеждалась, что права.
— Запах…
— Что?
— Мы пили коньяк и вино, когда были у него дома. Я выпила больше всего, но и он приложился.
— И что?
— Не понимаете? Тот человек, он был рядом со мной, за спиной, даже прижался ко мне, когда схватил. Во-первых, он был немного выше. А во-вторых, я четко помню, что до того, как появилась марля с эфиром или чем-то там еще, я слышала его дыхание. В нем не было алкоголя. А от Леши пахло спиртным.
— Понятно. Но вы сами были пьяны — и могли не воспринять перегар… В любом случае, мы обязаны его допросить.
— Вы этого не делали раньше?
— Делали.
— Вы считаете меня чокнутой идиоткой…
— Почему же?
— Вместо того, чтобы начать с того, как меня искали, вы узнаете, с кем я спала за последние десять лет.
Мне надоело лежать, и я села на кровати, привалившись спиной к стене.
— Вы все узнаете. Но, по-моему, вам лучше не… короче, не перегружаться.
— Мне лучше знать. Меня искали?
— Искали. Заявление о пропаже подала ваша подруга, Татьяна Миронова…
Это было двенадцатого ноября.
— Его приняли?
— Приняли. Я знаю, на что вы намекаете, но в любом случае с момента вашего похищения прошло три дня. Этим занимался не я. Проверили вашу редакцию, но там сказали, что десятого числа вы не вышли на работу. Мы поговорили с Мироновой. От нее узнали про вашего друга. Поговорили с ним. Он все рассказал про тот вечер.
— И что же — Дубов ваш подозреваемый?
— Пока нет. Следствие прорабатывает много версий. Дело о вашей пропаже и это… объединены. Что вы скажете о ваших отношениях с Артуром Векшиным?
Вы с ним не виделись давно?
— Кажется, на тот момент три недели.
Я вспомнила его эсэмеску. «Три недели (подсчитано)». Я уже начала забывать его лицо. Неужели Гмызин считает, что он причастен? Ерунда.
— Теперь мы займемся им вплотную.
— У Артура нет машины.
— И что?
— Меня же везли. Скорее всего, в багажнике.
— Это технические детали. Нам сейчас важно выяснить, у кого были мотивы сделать с вами такое, — просопел Гмызин. — Что можете сказать о своих знакомых женщинах.
— Вам придется слушать долго, потому что их больше.
— Я для того и пришел.
Я нарочно углубилась в перечисление всех близких и не очень подруг, вспомнила тех, кого знала только по имени или только в лицо. Гмызин записывал, старательно. Мне стало его жалко. Он потел в теплой палате. Запах пота стал резче.
Наконец я остановилась. Следователь что-то промычал себе под нос.
— Ну и что, шансы большие?
— Дело сложное — не буду вас обнадеживать. Мы сделаем все, что сумеем.
— Ясно.
Общие стандартные слова. Отговорки. Гмызин умело притворялся, изображая заинтересованность, я это улавливала по голосу. Ему хотелось как можно быстрее уйти отсюда.
— Когда вы еще придете? — спросила я.
— Скоро. Так что насчет Векшина… Вы умолчали о нем главное…
— Главное?
— Кто он? Как человек?
— Я не психолог…
— Я же говорю: мне нужно знать ваше мнение. Пусть оно будет сто раз субъективно. Объективным портретом займемся мы.
Пришлось мне возвращаться к Артуру и рассказывать историю нашего знакомства. При этом я чувствовала себя предательницей. Почему-то все во мне сопротивлялось такому эксгибиционизму. С Лешей было проще, понятней — я выложила о нем все, что знала. Артур и его непонятная, скрытая жизнь наоборот, будто накладывали на меня обязательства хранить подробности в тайне. Глупость, конечно, но я ощущала себя именно так.
