Лиза Дероше - В объятиях демона
Наконец любопытство пересиливает страх приблизиться к кровати, и она подходит к фреске, поднимая кисточку с палитры в углу.
— Кто разрисовывает твою стену?
— Ваш покорный слуга.
Она разворачивается, глядя на меня.
— Не может быть!
Я еле сдерживаю улыбку, когда Фрэнни поворачивается к фреске и проводит пальцем по контуру синего пламени, поднимающегося с раскаленной поверхности озера.
— Действительно очень мрачно… пугающе, но классно. Что это?
— Ад.
Она отворачивается от стены и стоит, несколько секунд неотрывно глядя на меня.
— Так где ты собираешься работать? — наконец спрашивает она, осматриваясь.
Я бросаю взгляд на кровать и улыбаюсь.
По телу Фрэнни пробегает дрожь, хотя здесь совсем не холодно, и она делает большой глоток пива. Открывает сумку, достает тетрадь для сочинений и садится на ковер рядом с кроватью, делая еще глоток.
Я подхожу к стерео, врубаю «Linkin Park» и добавляю громкости, пока музыка не начинает вибрировать в моих костях.
— А где твой телик? — спрашивает она.
Я сажусь на ковер рядом с ней.
— У меня его нет.
— А как же ты в таком случае смотришь канал «История»?
Мне действительно стоит быть поосторожнее.
— У меня он был. Но сломался.
— А, — протягивает она, доставая из сумки «Гроздья гнева». — И как, на твой взгляд, следует поступить Тому?
— Отправиться прямо в тюрьму. — А затем сразу же в ад. — Не проходить «Старт». Не получить двести долларов.[26]
Она нервно потягивает пиво. Я поднимаюсь и иду к холодильнику, возвращаясь еще с двумя бутылками. Когда я открываю крышку и передаю ей бутылку, то «случайно» касаюсь пальцами внутренней стороны ее запястья. Глаза Фрэнни на секунду расширяются, а дыхание замирает. Реакция на жаркое прикосновение? Или здесь что-то большее? Имбирь… мм.
Да, прямой подход намного лучше. Последний план, с косвенным подходом, провалился. Мне пришлось все улаживать, поэтому после урока английского я применил к Фрэнни немного силы. И вот она здесь. Со мной.
Наедине.
По венам пробегает электричество, когда я думаю обо всех возможностях.
Фрэнни смотрит на меня и отпивает еще немного пива.
— Почему ты так суров к Тому? Что он тебе сделал?
Я смеюсь. Если бы он не был вымышленным персонажем, мы бы, возможно, скорешились.
— Ну… мне — ничего. Что до остальных, он воровал и убивал. А так ничего особенного.
Она скептически смотрит на меня.
— Ты вообще читал книгу? У него были причины поступать так.
Обожаю этот огонь.
— Ах, значит, есть причины для убийства… Не знал, извини.
— Иногда. Даже в наших судах людей отпускают при смягчающих обстоятельствах.
— Да уж, наши безупречные суды.
— И церковь. Она прощает тех, кто совершил убийство, когда у них не оставалось выбора.
— Про церковь я лучше промолчу.
— Ты самый циничный человек, которого я когда-либо знала.
— Я просто реалист.
— Может, в этом проблема с моими родителями. Ты им эту чепуху рассказывал?
Взволнованная, она произносит слова невнятно, а я стараюсь не выдать улыбки, которая грозит появиться на моих губах.
— Я им и «здравствуйте» сказать не успел.
— Просто моим родителям все нравятся — даже Тейлор. Они никогда себя так раньше не вели.
Но раньше ты не приводила домой демона.
— Даже не знаю, что сказать. Просто иногда я вызываю в людях такую реакцию.
Я вижу, как она краснеет. Реакция Фрэнни прямо противоположна, что очень кстати. А пиво ее слегка раскрепостило.
Мы долго сидим так, она неотрывно смотрит на меня, а я на нее.
— Так твоим родителям нравится Тейлор? — наконец спрашиваю я.
Ее веки тяжелеют.
— Она им дифирамбы поет. Им нравятся ее розовые волосы.
Теперь я позволяю себе улыбнуться.
— Может, в этом моя проблема. Мне нужно покрасить волосы в розовый цвет.
Фрэнни смеется — даже хохочет, задевая нечто внутри меня… заставляя почувствовать себя живым. Она опирается о кровать, теперь просто хихикая, и закрывает глаза. Запьянела с двух бутылок пива — слабовата.
— Ага. Вот только не подойдет к твоим красным глазам, — говорит она, начиная клевать носом.
Красные глаза? Она очень наблюдательна. Я не могу оторвать от нее взгляда. Дыхание Фрэнни замедляется, когда она проваливается в сон, а я по-прежнему пялюсь. И снова это чувство — вожделение, видимо ставшее в последнее время моим спутником. Но есть еще что-то, оттенок другого чувства, которому я не знаю названия.
Если бы я захотел, то мог бы овладеть Фрэнни прямо сейчас. Часть меня отчаянно жаждет этого — обладать ее плотью. Но другая часть, связанная с непонятным мне чувством, тоже испытывает жажду, но жаждет она душу. И этим тоже я мог бы сейчас овладеть. Если я сделаю это, мы будем вместе — всеми возможными способами, целую вечность.
Но ее пока что не отметили. Ей нужно заработать себе место в аду. У меня нет права забирать душу Фрэнни — даже если я очень хочу этого. Знаю, что владыке она тоже нужна, но у моего повелителя свои планы на нее.
Но если хотя бы попробовать? Она ничего не вспомнит, и ей не обязательно знать об этом. Несколько секунд я сижу, глядя на нее и споря с собой. В конце концов нездоровое любопытство берет верх. Я прислоняюсь спиной к кровати и закрываю глаза, сосредотачиваясь. Собираю свою сущность и покидаю тело, просачиваясь в Фрэнни сквозь слегка приоткрытые губы.
Первое, что удивляет меня, — как там уютно. Обычно при обладании мне тесновато и появляется чувство клаустрофобии, но с Фрэнни это… очень приятно. Не просто приятно… а невероятно хорошо. Я пробираюсь к ее сознанию — не для того, чтобы контролировать его, но чтобы посмотреть одним глазком. Я хочу знать надежды, страхи, самые сокровенные желания Фрэнни. Но в последнюю секунду отступаю, потому что это неправильно. Словно я нарушаю ее личное пространство.
Я ухмыляюсь. Ведь как раз это я и делаю. Разве обладание — это не нарушение личного пространства?
Я ищу ее сущность — душу. А когда нахожу, то у меня захватывает дух. Никогда не видел ничего столь прекрасного: сияющий молочно-белый свет, переливающийся оттенками серебристого, зеленоватого и голубого, словно перламутр. Так не похоже на злачные черные души, отправленные в преисподнюю. А запах — сладковато-пряный, как гвоздика и смородина. Но есть что-то еще… глубокое чувство надежды… и нечто большее.
Моя скользкая, обсидианово-черная сущность переплетается с ее, и я прихожу в замешательство от этого густого, маслянистого ощущения, в противовес шелковистости Фрэнни. Пока мы танцуем, мое сердце из серы парит.
