Основные Больные Вещи (ЛП) - Келли Рональд

Используя единственную здоровую руку, которая у него была, Старый Джон поставил чемодан в кузов своего пикапа, затем повернулся и поднял необычный деревянный ящик. Внутри что-то сдвинулось... по собственной воле. У Старого Джона возникло тревожное ощущение, будто узлы завязываются и развязываются сами собой.

- Осторожно, мистер Тисделл, - сказал брат Харлан. На его пухлых щеках заиграла благосклонная улыбка, но глаза были холодными и твердыми, как гравий. - Вы же не хотите повредить орудия Господа?

Пожилой мужчина лишь покачал головой, поднял тяжелый деревянный ящик и осторожно, почти с нежностью, поставил его в кузов грузовика рядом с чемоданом.

- Нет, сэр. Не хотелось бы навлечь на себя гнев Всевышнего.

Вскоре они уже ехали по извилистой горной дороге к белому дощатому зданию пятидесятнической церкви "Кедровый Пик" и прилегающему к нему пасторату. Несмотря на разговорчивое знакомство, оба были молчаливы во время поездки. Однажды Старый Джон из любопытства взглянул на своего пассажира. Преподобный Харлан Бридлав смотрел прямо перед собой со злобной ухмылкой на пухлом лице. В его глазах читалось выражение предвкушения... и еще что-то, что было немного сложнее разглядеть.

Проповедник, должно быть, почувствовал на себе взгляд Джона, потому что повернул голову и долго изучал своего водителя. Его внимание привлекла левая рука старика. Обожженная солнцем плоть впала и сморщилась на кости.

- Травма? - спросил он, сверкнув глазами. - Врожденный дефект? Болезнь?

Старый Джон не отрывал взгляда от дороги.

- В молодости меня укусил... - сказал он. - Укусил дьявол.

Брат Харлан лишь покачал своей массивной головой и усмехнулся. Затем он продолжил смотреть в лобовое стекло.

Они уже почти добрались до вершины пика, когда внимание Старого Джона привлекли две вещи. Зеленый галстук проповедника - пусть всего на мгновение - словно зашевелился и запульсировал, его ромбовидный узор засверкал, как солнечный свет на чешуе рептилии. А золотые запонки каким-то образом сместились: верхние точки распятий теперь свисали вниз.

Старый Джон заметил все это, но не проронил ни слова.

* * *

В следующее воскресное утро церковный дом был забит до отказа. Не было ни одной свободной скамьи, и люди даже стояли вдоль стен, плечом к плечу. Солнечный свет из витражных окон окрашивал их чашеобразные прически и усы в причудливые оттенки синего, красного и зеленого.

Пожилые близнецы Оукли, Мод и Миллисент, играли на фортепиано и органе "Омытые кровью Агнца", а община горцев подпевала им в хорошо отрепетированной гармонии. После этого те, кто мог сесть, сделали это, а остальные прислонились к стенам, переминаясь с ноги на ногу. Надолго воцарилась тишина, сопровождаемая нервным кашлем и хныканьем младенцев. Затем брат Харлан покинул свое место на передней скамье, долго стоял со склоненной в молитве головой, а затем направился к кафедре.

- Мои братья и сестры, - начал преподобный, - я уверен, что вы уже знаете, кто я и какова цель моего сегодняшнего пребывания здесь. Но, прежде всего, я послан как посланник Божий.

Брат Харлан расхаживал взад-вперед по деревянному помосту, его маленькие глазки были устремлены в небо, как будто смотрели за преграды из сосновых стропил и брезентовой черепицы на облака с ангелами над головой.

- Сегодня утром вы должны задать себе вопрос. Вы должны спросить себя: Почему наш любимый пастор так поспешно покинул нас? Вы должны задаться вопросом: Было ли это вызвано чем-то, что мы сделали как отдельные люди или как община? О, я уверен, что то, что он сказал, было успокаивающим для всех вас. Он сказал, что Господь побудил его уйти. Поверьте, он сказал это только из вежливости, чтобы не обидеть и не смутить вас. Правда в том, что ваш пастор бросил вас, потому что вы бросили его. Не телом, а духом. Дух увял, как мертвая роза, когда-то прекрасная и радующая чувства, а теперь хрупкая и коричневая от тлена.

Старый Джон, сидевший на своем обычном месте во втором ряду, огляделся по сторонам. Некоторые из его прихожан выглядели возмущенными словами пастора, другие же демонстрировали искреннее раскаяние. Он посмотрел на своего коллегу-дьякона Джорджа Халлибертона, который вместе с женой и двумя дочерьми занимал противоположную сторону центрального прохода. Мужчина сидел, как обычно, высокий и гордый, неподвижный, и в кромешной тьме читать его было труднее, чем газетный лист. Что именно он думал обо всем этом, Джон не имел ни малейшего представления.

- Именно отказ от Святого Духа изгнал вашего доброго пастора, добрые люди из Кедрового Пика, - продолжал брат Харлан. - Вы стали вялыми и слабыми. Ваш пастор стал вам противен. Как однажды сказал Иисус, верующий должен быть либо горячим, либо холодным. Вы были теплыми, и вашему пастырю ничего не оставалось, как извергнуть вас из своих уст, - преподобный широко раскинул свои толстые руки. - Но вы не должны оставаться такими, дети мои. Вы снова можете почувствовать, как внутри вас разгорается огонь Духа. Возможно, это потребует от вас некоторых усилий, некоторых изменений... но это возможно.

- Что значит... изменений? - этот вопрос прозвучал из уст самого дьякона Халлибертона.

- Вам всем стало слишком комфортно в вашей религии, - ответил он, расхаживая по сцене взад и вперед, как голодная кошка среди мышей. - Вы забыли истинный пятидесятнический путь. Путь, которым шли ваши родители, ваши бабушки и дедушки до них. В те времена вера доказывалась не сердцем, а плотью. Или испытанием плоти.

Именно в этот момент преподобный Харлан Бридлав потянулся за кафедру и поднял длинный деревянный ящик, поднеся его к самому краю сцены. Все взгляды были устремлены на этот ящик из соснового дерева, все дыхание было затаено, как при смерти. Когда брат Харлан отпустил ручку и позволил ящику упасть, раздался громкий взрыв, похожий на пушечный выстрел, все в церковном доме подпрыгнули на добрых два дюйма. Все, кроме старого Джона.

Когда эхо от упавшего ящика разнеслось по всему святилищу, из его полости донесся сухой хрупкий звук. Ритмичное дребезжание, от которого многие ахнули, многие вскрикнули. А многие подняли руки вверх и воскликнули "Аминь!".

- Послушайте это, моя паства, - тихо прошептал проповедник, приседая и почти с любовью проводя своими пухлыми руками по длинному деревянному контейнеру. Он прислонил голову к доскам, и его ухо наполнилось симфонией хрустких нот. - Да, слушайте внимательно. Ибо это ваше пробуждение.

* * *

После того воскресенья наступило великое пробуждение, охватившее горы восточного Теннесси; пробуждение, подобного которому не было с 1920-х годов. И возглавил это обновление веры и убежденности преподобный Харлан Бридлав. Человек, появившийся из ниоткуда и в течение одного воскресного утреннего богослужения захвативший надежды и страхи одного городка и ставший его хозяином. Брат Харлан был избран новым пастором пятидесятнической церкви "Кедровый Пик" почти сразу, но не единогласно. Только один член церкви проголосовал против, и это был Джон Тисделл.

В течение шести дней брат Харлан собирал полные залы. Он проповедовал и молился, извергая огонь и серу, указывая пухлыми пальцами на пылающие обвинения и оставляя неуверенные души прихожан обожженными и раскаленными. К концу проповеди людей охватывал Дух. Они прыгали, танцевали и кричали в небеса, обличая Cатану и восхваляя Господа. Многие говорили на непонятных языках, чего не случалось на служении в "Кедровом Пике" уже несколько десятилетий. Некоторые даже вычерчивали ногтями странные символы на деревянных стенах, оставляя кончики пальцев окровавленными и разорванными.

Затем брат Харлан приступал к делу. Сбросив пиджак и галстук, он подошел к длинному деревянному ящику и, достав из жилетного кармана ключ, отпер навесной замок. Толпа ликовала, когда он извлек из темных недр клетки пару древесных гремучих змей, каждая длиной в четыре фута^[18] и более. Говоря на языках, преподобный прыгал и скакал, размахивая смертоносными змеями. Он тер их о свою потную плоть, смотрел на них глаза в глаза, нос к носу, дразня и искушая их близостью своего присутствия. Он даже открывал рот и позволял их головам пытливо заглядывать внутрь, когда кричал и вопил, охваченный Святым Духом.