Александр Пелевин - Здесь живу только я
Первый остановился и высоко задрал голову.
— Красивое, — сказал он после недолгого молчания. — И тяжелое.
— Не надо останавливаться, — упрекнул его Четвертый. — Идем дальше.
Они свернули в узкий переулок и увидели разбитый трамвай, сошедший с рельс и завалившийся набок поперек дороги. Обогнув трамвай, они вскоре вышли к месту, которое, скорее всего, было сквером. Симметрично высаженные деревья теперь царапали обугленными пальцами небо, а посреди сквера стоял пересохший фонтан, расколотый надвое.
— Наверное, здесь было красиво, — сказал Третий.
— Да, — кивнул Второй. — Странно, что до сих пор мы не нашли ни одного трупа. Это беспокоит меня.
— Я говорю, все они мертвы, — сказал Четвертый. — Возможно, от многих не осталось даже тел. А те, что остались, завалены обломками.
— Странно, — сказал Первый. — Минут десять назад небо казалось выше.
— Здесь слишком много пыли, — ответил Четвертый. — И перестань смотреть на это чертово небо!
Они пошли дальше и через несколько минут вышли на набережную реки; в ней текла грязно-коричневая вода, кое-где вспенившаяся. По её поверхности плавал самый разнообразный мусор. Поодаль стоял разрушенный мост, а на другом берегу еще горели здания.
— Мы почти у центра, — сказал Второй. — Нам надо как-то перебраться на другой берег. Пойдем искать неразрушенный мост.
— Ага, найдешь его, как же, — усмехнулся Четвертый. — Пора поворачивать обратно. Основное задание мы выполнили, а следов предыдущей группы не нашли.
— Нет, — возразил Второй. — Мы должны дойти до центра.
— Второй прав, — сказал Третий. — Задание еще не выполнено.
— А небо стало еще ниже, — медленно проговорил вдруг Первый.
Все обернулись на него: тот стоял, задрав голову. Небо действительно казалось еще ближе, еще темнее и плотнее.
Первый поднял руку над головой, и пальцы его вдруг уперлись в нечто твердое, липкое и горячее. Зрачки его расширились: он провел пальцами по этой массе, а затем посмотрел на руку. На подушечках пальцев осталась желтоватая грязь.
— Господи, — сказал он.
Все четверо подняли головы вверх и дотронулись руками до неба. На ощупь оно было пыльным и шершавым.
— Что это такое, черт возьми? — ошарашено выдохнул Четвертый.
Третий молча сглотнул слюну. Второй снял с плеча винтовку и недоверчиво потрогал небо штыком: тот заскрежетал по его поверхности.
— Оно становится еще ниже, — сказал Четвертый. — Смотрите, я уже могу трогать его всей ладонью, а еще минуту назад — только кончиками пальцев.
— Господи, — повторил Первый.
— Без паники, — сказал Второй. — Давайте выбираться отсюда. И побыстрее.
Они быстро зашагали обратно.
Когда они миновали переулок и свернули на ту самую улицу, по которой шли раньше, небо опустилось еще ниже: теперь им приходилось идти, пригнув головы.
— Быстрее, мать вашу! — закричал Четвертый.
Они побежали изо всех сил.
Трауберг был прав, думал Первый, это место — настоящий ад. И зачем только я смотрел на это небо! Оно такое грязное, такое липкое, такое шершавое... Черт!
Он споткнулся и упал лицом в асфальт. Подняться в полный рост он уже не смог: пришлось согнуться в поясе.
Остальных Первый уже не видел. Теперь была только едкая серая пыль, которая забивалась в глаза, когда он упал на четвереньки, а затем распластался по земле ничком.
В этой серой пыли Первый увидел еле заметное сияние маленькой красной звезды; она валялась на земле прямо перед его глазами. Тяжело дыша, из последних сил он подполз к ней поближе.
И когда он, зажмурив веки, крепко прижался к ней щекой, небо раздавило всех четверых.
***
Кто-то с силой хлопал по щекам.
Петр открыл глаза.
— Слава Богу! – услышал он.
Лицо женщины, склонившейся над ним, было круглым и раскрасневшимся от беспокойства. Она хлопала его по щекам и пыталась поднести к носу пузырек нашатырного спирта: Петр отворачивал лицо, но ему все же пришлось вдохнуть.
Он огляделся и понял, что лежит на улице, прислонившись к вестибюлю метро. Еще несколько человек склонились над ним: их лица тоже выражали беспокойство.
— Хоть глаза открыл! Скорая сейчас приедет, — сказал один из них.
— Не надо скорую, — Петр разлепил пересохшие губы и сам удивился, насколько слабым звучит его голос. – У меня бывает такое. Это нормально.
— Ну вы даете! Надо скорую! Как же иначе? – заговорила женщина. – Нельзя так относиться к своему здоровью! Скажите спасибо деду, это он поднял вас в метро и помог вытащить наверх.
— Какому деду?
— Он уже ушел по своим делам. Ну да бог с ним. Вам хоть лучше?
— Я даже не знаю, что со мной было. И… — Петр сглотнул слюну. – Какая это станция метро?
— Рыбацкое, — сказал мужчина, стоявший справа.
— Черт. А сколько времени?
— Половина девятого, — ответила женщина.
— Черт.
Смородин зажмурил глаза, стиснул зубы и опустил голову.
— А что со мной было?
— Я не видела, — сказала женщина. – Но тот дед видел, что вы потеряли сознание, когда вышли из вагона. Он стал звать людей на помощь, а потом мы подняли вас и вместе вытащили наверх.
— Много было народу в метро?
Люди переглянулись между собой.
— Порядочно. Как всегда, – ответил мужчина.
Петр вздохнул.
— Помогите мне встать. Не надо скорую. Мне уже лучше.
Ему помогли подняться на ноги.
Слегка шатало: он оперся о стену и достал из кармана мобильный телефон.
Девять пропущенных звонков от Грановского.
— Не беспокойтесь за меня, — сказал он. – Все действительно в порядке. Пожалуй, я действительно подожду врачей. А сейчас мне надо позвонить.
Он набрал номер Грановского. Тот поднял трубку сразу же.
— Алло. Что с вами? Где вы? – голос его был разгоряченным и раздосадованным.
— Добрый вечер. Я прошу простить меня… Мне стало очень плохо в метро. Потерял сознание. Я не мог отзвониться.
— Слава богу, что с вами все в порядке! – голос его заметно смягчился, — Я страшно переживал. Идите сегодня домой, отдыхайте. Ложитесь спать. Вы слишком мало спите.
— Да… Спасибо. Я так и сделаю.
— Ваш коллега, кстати, тоже приболел. Сегодня на дежурстве побуду я. Если вы сможете выйти завтра вечером, было бы очень здорово. Но судите сами по состоянию здоровья. Не мучайте себя, пожалуйста. Вы должны быть здоровым и сильным.
— Я постараюсь. Хорошо. Спасибо.
— Пожалуйста, позвоните завтра днем и скажите, как чувствуете себя.
— Да. Хорошо.
— Всего доброго. Берегите себя.
— Да. Спасибо.
— До свидания.
Грановский повесил трубку.
— Пожалуй, все-таки не буду ждать врачей. Поеду домой. Мне уже намного лучше. Буду очень благодарен, если подскажете какой-нибудь наземный транспорт до Приморской, — улыбнулся он женщине.
