Джинн Калогридис - Князь вампиров
Мы ждем.
Он приближается... Басараб движется на Бухарест...
Иногда я отрываюсь от пергамента и поглядываю на лицо своего "верного сподвижника" Грегора. В неверном свете факелов он выглядит еще более встревоженным. Я прячу улыбку. Грегор – сын знатного румынского боярина. Наши лица похожи: узкие, с орлиными носами. Над нашими глазами нависают тяжелые веки, а иссиня-черные волосы доходят нам до плеч. Даже рост у нас почти одинаков. Ничего удивительного: ведь мы с ним – отдаленная родня.
На этом сходство заканчивается. Ума от предков Грегору явно не досталось. Как глупо он ведет себя, то и дело отодвигая тяжелые занавеси, чтобы посмотреть в окно. Он глядит на город, раскинувшийся внизу, на высокие, крепкие стены, возведенные по моему приказу. На то, что за стенами (вернее, что скоро должно там появиться). Грегор думает, будто я не знаю.
В самое ближайшее время сюда вторгнется Лайота Басараб с четырьмя тысячами турок, дабы убить меня и захватить трон, который я лишь недавно себе вернул. Моих людей наберется едва ли две тысячи, остальные мои защитники вернулись на север, в родные края.
Предатель на подходе...
Ах, Грегор, ты ведь тоже весьма искушен в тонкостях предательства. Разве не так? Ты раболепно заглядываешь мне в глаза, зато я смотрю прямо в твое сердце. Я слышу твои мысли. Ты клялся в верности мне, своему воеводе, но ты столь же переменчив, как и все бояре. Они вновь готовы отдать родину в руки Басараба – этого любимчика турок, – только бы выторговать себе мир.
Все это я узнал вчера ночью от Владыки Мрака, когда находился внутри Круга. Я не сомневаюсь в правдивости слов Владыки, ибо с недавних пор приобрел способности, недоступные остальным смертным. Я научился читать в мыслях и сердцах людей. Пока Грегор беспокойно расхаживает перед занавешенными окнами, я вижу его вину с такой же отчетливостью, как буквы на пергаменте.
Я и сам знаком с предательством не понаслышке – меня предавали, и не раз. Первым предателем оказался собственный отец. Когда мы с братом были еще детьми, он отдал нас в заложники турецкому султану. А позже меня предал мой белолицый братец Раду, не брезгующий ни женщинами, ни мужчинами и обожающий султана Мехмеда. За это султан помог ему сбросить меня с трона.
(Ну и каково тебе теперь на том свете, мой дорогой младший брат? Твои подлые делишки принесли тебе расположение Мехмеда – ты получил от него солдат и мое государство. Но тебя все-таки убили. Твои прекрасные голубовато-зеленоватые глаза закрылись навсегда. Твои пухлые красные губы, которые так любили целовать женскую грудь и преданно лобзать султанский зад, уже ни к кому и никогда не прикоснутся. А чтоб ты не скучал, пусть к тебе поскорее присоединятся твои дражайшие турки-сифилитики!)
Меня предал даже самый верный друг – Стефан из Марэ, которому я помогал завоевывать власть. (Если тебе будет выгодно, Стефан, ты вновь станешь набиваться ко мне в друзья. Но я не забыл и не простил твоих ухищрений, расчистивших Басарабу путь к моему трону. Пока я принимаю твою помощь, дабы тебя снедало раскаяние. Только знай: время воздать тебе по заслугам скоро наступит.)
Какая тишина. Часовые на сторожевой башне словно растворились в ней. Только огонь трещит в очаге, да поскрипывает мое перо. Природа затаилась в ожидании снега. Грегор старается ступать бесшумно, но его сапоги все равно стучат по каменному полу. Меня забавляет его беспокойство, и я ни за что не позволю ему сесть. Час назад я велел Грегору:
– Отправляйся на конюшню и скажи, чтобы нам приготовили лошадей и провизии на день пути.
Как меня позабавил ужас в его глазах, который он не в силах был скрыть! Еще бы: вдруг замыслы бояр рухнут?
– Куда мы отправимся, мой господарь?
Пребывай я в своем обычном состоянии, я бы лишь нахмурился и не удостоил его ответом (да и Грегор не осмелился бы спросить, не будь он в таком отчаянии). Но сегодня мне нравилось наблюдать за ним, и я сказал:
– Кататься верхом.
Кланяясь, Грегор задом попятился к двери, всем своим видом выражая недоумение. Я нарочито громким голосом добавил (чтобы слышала стража за дверями):
– И пошли сюда двоих стражников. Я не намерен ждать в одиночестве.
Они услышали мои слова и вошли, не дожидаясь, пока Грегор повторит им мое повеление. Двое стражников, двое великолепных сильных молдаван, вооруженных мечами, один черноволосый, как и мы с Грегором, другой златокудрый. Обоих я оставил подле себя в качестве живого напоминания о былом вероломстве Стефана. Разумеется, я мог бы ждать и один. Стражников я позвал на тот случай, если Грегор решит вдруг по пути вооружиться и, вернувшись, попытается напасть на меня.
Когда Грегор возвратился (его нос и щеки покраснели от холода) и доложил, что лошади будут готовы через час, я тут же дал ему новое поручение:
– Добудь одежду для нас и принеси ее сюда. Мы переоденемся турками.
Мои слова не на шутку его испугали (хорошо хоть, что не затрясся от страха). Неужели я прознал, что бояре послали Басараба и турок расправиться со мной и моей армией? Неужели я его подозреваю?
Я видел, как лихорадочно крутятся мысли в его предательском уме, как он прячет глаза. Но я пока никоим образом не выказал своих подозрений. Если бы мне понадобилось, стражники быстро прикончили бы Грегора. Нет, пусть томится неизвестностью. Пусть думает, что я затеял с ним эту смертельную игру, чтобы насладиться ею (только нужно ли мне это?). Одновременно пусть не теряет надежду – ведь я покидаю крепость вместе с ним, словно не ведая, что Грегор может стать моим Иудой.
Он ушел и вскоре вернулся, неся турецкую одежду: фески, халаты и шерстяные плащи. Под пристальными взорами молдаван Грегор помог мне облачиться. Я не стал надевать феску, а завернул на голове тюрбан.
– Эльмейе хазырмысын? (Ты готов умереть?) – спросил я его по-турецки.
Грегор бросил на меня косой взгляд. Языком врагов я владею столь же хорошо, как и родным. Ничего удивительного: мои детство и ранняя юность прошли во дворце султана. Я научился одеваться, как турки, усвоил их повадки и легко могу сойти за одного из воинов султана. Мне стало смешно: Грегор – турецкий прихвостень (тот, кто служит боярам, служит туркам), а ни единого слова на языке своих хозяев не знает. Затем и он рассмеялся, обнажив пожелтевшие зубы (я только сейчас заметил, что усы у нас тоже одинаковые). Наверное, подумал, будто меня развеселил этот маскарад.
Затем я снял со стены кривую турецкую саблю, полюбовался, как блестит в пламени очага ее лезвие, после чего снял и ножны. Прикрепив саблю к поясу, я бросил Грегору:
– Переодевайся.
Он послушно разделся. Я с молчаливым одобрением смотрел на его худощавое, но мускулистое тело с широкими плечами и грудью. Ему не довелось сражаться столько, сколько мне, а потому и шрамов на теле было гораздо меньше. Зато Грегор умудрился потерять половину передних зубов.
