Анна Железникова - Самая страшная книга 2016 (сборник)
На кровати лежал последний осколок священного мира.
Один звонок – и его тоже не станет.
Вот бы как в детстве: загадал желание, написал на бумажке, положил под подушку – и ждешь. Оно обязательно исполнится. Не сегодня, так завтра. Лишь бы его услышал лес.
Лишь бы его услышала длака.
Игорь увидел, как открылась дверь уличного амбара, и оттуда показался Андрейка, опутанный кольцами резинового шланга толщиной с велосипедную камеру. В его руках лежал маленький водяной насос. Недовольно поглядев в запорошенный двор, мальчик зашагал по снежному крошеву к торчащей из земли скважине.
– Внучек, запахнись-ка курткой! – прокричала из амбара бабушка. – Взмерзнешь!
– Нормально все, – огрызнулся Андрейка. – Тепло мне.
Игорь улыбнулся.
Старики кого хочешь достанут своей заботой.
– Куда ж тепло? Вон же носом швыркаешь!
– Как швыркаю, так и перестану.
Дверь в амбар хлопает еще раз, выпуская в белое марево два силуэта. Когда-то Игорь называл их папой и мамой, но теперь эти слова стали бесцветными. Дед Гриша и баба Галя. Обветшавшие, сморщенные, но глубоко внутри – крепкие, словно камни.
В голове проскользнула мысль о том, что это неправильно. Глупая, пустая, взятая из школьных учебников и звучащих по радио песен.
Игорь вспомнил, как несколько лет назад он возил бабу Галю в город, закупиться одеждой, резиновыми сапогами и пакетиками семян. Они ходили по колхозному рынку – так теперь назывались сколоченные под открытым небом прилавки на окраине – и подбирали деду рубашку.
«Покажите самые большие, – просила баба Галя. – Дед здоровый, что конь, все рветь… Нут-ка… Ий, милыя, эта враз по спине разойдется. Побольше нет? Эх… вот же напасть. Все люди как люди, а мой что из лесу вышел. И как его земля держит?»
Продавщица недоверчиво качала головой. Наверное, думала про себя: «Вот бабка попалась вредная. Не бывает таких людей».
И действительно, людей – не бывает. Разве что старики. Кто их разберет: как живут, чем дышат, во что верят? Был человек, а потом будто кто-то подменяет его – и получается старик. Сидит на лавке, смотрит куда-то, и взгляд его проходит сквозь суету текущих дней, упирается в земляные комья истоптанной памяти. А за ними – пустота светящих с неба звезд.
– Уймись, старая, – крикнул дед Гриша с амбарного порога. – Что курица вьешся, тошно, ей-богу. Надо будет – сам додумается и тебя не спросит. Андрюша, внучек, мы до летней хаты пойдем, мал-малу приберемся. Как откачаешь воды – подскакивай, подмогнешь.
Андрейка кивнул и понес шланг дальше. Один конец шланга выпал у него из рук и теперь тянулся следом, оставляя на земле узкую черную бороздку.
«Надо же, – подумал Игорь. – Вроде в городе парень вырос, а по деревне как влитой ходит. Корни тянут, не иначе».
Он еще раз посмотрел на медвежью шкуру и, решившись, нажал на телефоне кнопку вызова.
На экране появилась бледно-серая надпись: «Александр Николаевич».
Гудок. Еще один гудок.
Телефонная линия шуршала помехами несущихся в воздухе радиоволн, навстречу человеку, с которым Игорь хотел разговаривать меньше всего.
– Слушаю, – послышался вежливый голос с обратной стороны трубки.
– Добрый день, Александр Николаевич. Это Игорь. Не отвлекаю? Можете сейчас говорить?
– Здравствуйте, Игорь. Нет, не отвлекаете, слушаю вас.
– Я звоню касательно долга.
– О, это замечательная новость. Я уж было хотел высылать людей к вам на дом. Хорошо, что не понадобилось, это все значительно упрощает. Ну так как ваши успехи?
– Александр Николаевич, выслушайте меня, – Игорь сглотнул подступивший к горлу комок песка. – Денег я достать не смог, но у меня есть очень ценная вещь. Старинная шкура из медвежьей пещеры рядом с деревней, где я родился. Такие пещеры делались еще во времена палеолита, это кладбища для медвежьих костей, священные места, так что шкуре не меньше двух тысяч лет. Выглядит она очень хорошо, видимо, обработана особенной бальзамирующей смесью. Ее можно продать коллекционерам за приличную сумму, это покроет долг целиком. Я сожалею, что не могу вернуть вам заём в оговоренный срок, и надеюсь на понимание…
В трубке потянулись долгие секунды шипящего молчания, сжимая горло резиновым жгутом ожидания.
Спрятанные в темноте голоса шуршали завитками инао, колышущейся в дыхании лесного ветра.
– Игорь… – начал Александр Николаевич, – поверьте мне, с моей стороны понимания хватает. Я понимал вас, когда вы пришли ко мне с просьбой одолжить денег для открытия собственного дела. Я понимал вас, когда ваше предприятие прогорело, и вы попросили отсрочку. Но запасы моего понимания не безграничны. Вы звоните мне для того, чтобы рассказать совершенно невероятную историю о какой-то шкуре, и считаете, что это исправит ситуацию? Знаете что, давайте на этот раз я попрошу о понимании. Поймите, что у вас есть жена и ребенок. Поймите, что несчастья случаются с совершенно разными людьми. Поймите, наконец, что я не тот человек, который будет кивать и сочувствовать в подобных ситуациях. Через двадцать минут в вашу палеолитическую деревню приедут люди. И лучше бы вам вместо шкуры взять с собой приличный пиджак.
Звонок оборвался.
Снег за окном продолжал падать.
* * *«Ручеек. Насос погружной, вибрационный».
Андрейка всегда рассматривал табличку с этими буквами перед тем, как спустить насос по веревочке в жерло скважины, вырытой на заднем дворе. Какой путь проделывают эти буквы, когда он метр за метром травит веревку вниз? Бьются о стальные края трубы, проходят через слои земли, никогда не видевшей солнечного света, и опускаются прямо в другой мир.
Огромное озеро, на поверхности которого дремлет мохнатый хозяин воды.
Плюх!
Хозяин воды приоткрывает желтый глаз и видит, как за стенками опущенной в озеро осадочной трубы начинает работать странная блестящая штука. И думает себе: отчего на ее боку написано «Ручеек», ведь берет она куда как больше?
Вода бежит в бочку, как будто ей нет и не будет конца.
Андрейка зашел под навес и достал из кармана книжку с поцарапанной серой обложкой. Книжка пахла зерном и старыми свинцовыми литографами и рассказывала о людях, которых мальчик никогда не встречал в городе. Стиснув зубы, они проходили через дикие леса, в их глазах отражалось пятно холодного солнца, и каждый их шаг был наполнен вечностью, спящей где-то здесь, среди елей и берез.
На обложке было написано всего два слова: «Царь-рыба», и за ними пряталось что-то такое, от чего по спине бежали мурашки.
Много лет книжка закрывала собой дыру в прохудившихся досках дедушкиного амбара. Почему-то дедушка очень гордился этим. Говорил: «Вот гляди, внучек, и мотай себе на ус. Хорошая вещь, куда ее ни возьми, всегда свое место найдет. Хоть и в амбаре. Покуда зерна нет, бери читать, только не забудь вернуть. Хорошая она. Никакая так дыру не держит, я проверял. Сразу видать – из наших краев человек писал, знаючи».
