Неряха (ЛП) - Борегар Арон
Лиза с подросткового возраста увлекалась идеей суицида, но только иногда. Она качалась туда-сюда, как переключатель. Между нами была большая разница в возрасте, поэтому большинство моих друзей с похожей структурой семьи смотрели на своих старших братьев и сестер с большим чувством гордости. Для многих из них они были почти что еще одними родителями. Для меня же это было еще одной вещью, которую нужно было скрывать, еще одним измерением себя, которое нужно было отрицать и молиться, чтобы оно никогда не появилось на свет.
В течение нескольких лет я проделала огромную работу, чтобы вывести дом из мрачного состояния. Мои мать и отец (в меньшей степени) были, пожалуй, такими жизнерадостными, какими я их не видел уже давно. Разгребая захламленность, которая душила семью, мы наконец-то смогли немного передохнуть.
Постепенно, неделя за неделей, месяц за месяцем, я собирала хлам в мешок и выбрасывала его. Я хотела было пожертвовать груды редко используемой одежды, но ничего не представлялось достойным внимания. Все было погрызено, покрыто мышиным пометом и мертвыми насекомыми. Почему-то маме было трудно расставаться с вещами, но по мере того, как я проявляла настойчивость, она все охотнее соглашалась.
После того как мусор был вывезен, наконец-то появилось свободное пространство для работы. Я увидела части стен, которые не видели дневного света с тех пор, как я родилась. Я вымыла все выцветшие стены в каждой комнате и подробно обработала все заляпанные и запотевшие окна. Впервые за много лет дом начал обретать форму, и казалось, что перемены действительно могут начаться.
Мыши и жуки стали исчезать по мере уборки мусора. Теперь вокруг нас было достаточно места, чтобы обнаружить и уничтожить многие из их гнезд. Я расставила поблизости щедрые корзины с отравленными гранулами, надеясь, что они унесут их домой и погубят свои семьи.
Однако мне приходилось быть осторожной и следить за тем, чтобы не класть их в места, где Бадди мог бы их разнюхать. Клянусь, этот пес просто наслаждался тем, что ел то, что ему не полагалось. Мы шутили, что его любимая еда - пластик. Я обязательно запирала двери, куда клала яд, чтобы он не пострадал.
Единственное, что мне никак не удавалось отмыть, - это ковер. Местами он был почти черным. Дошло до того, что, если передвинуть мебель, можно было увидеть очертания грязи на том месте, где она была раньше. Но чистка ковра не была быстрым решением, вы не можете просто взять тряпку или швабру, поверьте мне, я перепробовала все. Это был 1969 год, для такой чистки нужно было пригласить профессионала, а у нас, конечно, не было денег. Так что они так и остались похожими на магнит для грязи.
Наконец я закончила чистить горы посуды и, несмотря на все остальные дела, заставила себя не отвлекаться на новую посуду. Чем меньше еды на столе, тем лучше. Мне казалось, что именно поэтому уменьшилась популяция мышей и не так свирепствовали упитанные тараканы.
Со временем я поняла, что борьба с тараканами требует гораздо большего внимания, чем просто уборка. В конце концов, мне пришлось использовать деньги, сэкономленные на летней работе в "Машине с мороженым", чтобы купить несколько десятков банок "Рэйда". Слоган по-прежнему гласит: "Он убивает жуков насмерть", и я, наверное, испыталa самое большое облегчение в мире, когда убедилась, что это не просто слоган. Средство действительно работает.
Дом прошел долгий путь, но люди в нем не изменились. В психическом плане все было почти так же, как в начале очищения. На самом деле, Лизе было гораздо хуже. Ее всегда странные мысли и поведение приняли еще более мрачный оборот, когда она открыла для себя алкоголь. Теперь она была совершеннолетней, поэтому никто из нас не мог ничего сделать, кроме как надеяться, что монстр останется в ее комнате.
Одно можно было сказать точно: теперь, когда Лизе исполнился двадцать один год, монстр появлялся все чаще. Нам казалось, что мы слышим постоянный пульс, исходящий из дома. Когда мы слышали, как она начинает стучать по лестнице, мы знали, что это обычно приводит к какому-то происшествию.
Большинство дверей в доме были не заперты, потому что их ломали или выбивали во время ее бесконечных истерик. Просто глядя на нее, вы никогда бы не поверили, насколько она сильна и какой ужас она способна внушить. То, что двери не работают, само по себе вызывало прилив адреналина. Осознание того, что между нами и ней нет никакой реальной преграды, вызывало чувство постоянной тревоги.
Какие бы мысли ни крутились в голове по вечерам, они были готовы вырваться наружу в любой момент. Чаще всего мы просто уставали. На нас по-прежнему лежала ответственность за выполнение повседневных рутинных задач, чтобы оставаться на плаву, но не было никакой передышки от жутких ночных ритуалов, к которым нас постоянно принуждали. Не было ни секунды, чтобы расслабиться, ни одного момента, когда не возникало бы вопроса: что или кто будет сломан сегодня ночью?
Мама всегда боялась, что будет, если она позвонит в полицию. Из-за ее биполярного расстройства невозможно было точно знать, что произойдет. Арестуют ли Лизу и "она вернется и убьет нас всех на хрен", как она неоднократно грозилась, или же удастся разрядить обстановку? Отложим мрачную реальность еще на некоторое время. Это была игра в неопределенность, поэтому большинство вечеров мы ходили как на яичной скорлупе, молясь о том, чтобы ничто из того, что мы делаем, не вывело ее из себя.
Мы только вступали в 70-е годы, и психическое здоровье с его многочисленными недостатками все еще оставалось загадкой. Единственной альтернативой в те времена была бы госпитализация, но мама считала это смертным приговором. Она знала, что с людьми в таких учреждениях обращаются бесчеловечно и безразлично. С ними обращались как с образцами, как с каким-то малобюджетным научным проектом, просто данными для пополнения своих исследований. Никто не выходил из этих мест лучше. Более того, оттуда вообще никто не выходил...
Эти вопросы мы должны были задавать себе каждый день. Это подчеркивает, что мы должны были держаться за то, что должно было быть всей нашей жизнью, или так мы всегда считали. Был очень реальный шанс, что она покончит с собой, у нас было несколько таких случаев.
Несколько раз она находилась в состоянии клинической смерти, но ее оживляли, и она просыпалась с извращенным разочарованием, написанным на ее искаженном гримасой лице. Неоспоримое, ужасающее осознание того, что смерть не может быть заколдована и извращена, чтобы умиротворить ее. Невозможно приручить ее или поманить с абсолютной точностью, нет, поманить мог только злобно оскалившийся скелет. Мистер Cмерть еще не был готов к этому.
Жестокое обращение с ее телом во время этих исследований только ухудшало качество ее жизни. Наблюдать за этим было ужасно тоскливо, постепенно, но неумолимо разворачиваясь снова и снова, приводя к одним и тем же травмирующим результатам.
Я не помню, сколько раз я засыпала со слезами на глазах и страхом в сердце. Видения того, как она кричит на нас в пьяном ступоре, с хриплым горлом и налитыми кровью безумными глазами, одолевали меня. Угрозы казались все более вероятными с каждым днем разрушения.
Последний случай, как ни странно, был полной противоположностью громким и вульгарным вспышкам в пути, который привел нас туда. Мама нашла Лизу мертвой в своей спальне однажды днем в августе, когда вернулась домой с работы.
Меньше всего хотелось бы, чтобы это увидела мама. Она много раз сокрушалась, объясняя мне, как это неправильно:
- Дети не должны умирать раньше родителей. Это неестественный цикл, - плакала она.
А я думала только о том, что в нашей семье мало что было "естественным".
Никто точно не знает, где она взяла пистолет. Видит Бог, моя мать не позволила бы ему появиться в ее доме. Она так старалась оградить Лизу от неприятностей, что все острые столовые приборы и колющие предметы хранились в багажнике ее машины.
