Анна Старобинец - Резкое похолодание
— Я не утешаю! Я правда думаю, что дело в какой-нибудь ерунде. Скорее всего, у тебя просто переутомление, ну или, я не знаю…
— Не надо! Все ты прекрасно знаешь. Со мной что-то не так. Это что-то плохое. Это не просто переутомление. Это…
…Это. Страшное. Которое не хочется называть…
— Может, ты все-таки не будешь сам себе ставить диагноз?
…Которое приходит без предупреждения. Приходит слишком рано. Приходит ненадолго. Приходит за тобой.
— Я не ставлю диагноз. Я просто чувствую.
— Все будет хорошо, — сказала Настя, просительно и беспомощно. — У тебя неправильный настрой. Не надо впадать в панику. Надо верить, что все будет хорошо.
— Да, — вяло кивнул Антон.
Боль усиливалась.
Он смотрел, как Настя аккуратно соскабливает сливочное масло с подмерзшего квадратного куска.
Боль усиливалась.
Быстро, с нажимом, вдавливая чуть ли не в стол белую хлебную мякоть, она намазывала масло на хлеб. Боль…
Вот так и с ним, так и в нем — невидимый кто-то соскабливал, вдавливал, размазывал и крошил. Его мозги, его клетки. Быстро-быстро. Больно-больно.
Ее руки…
— Что ты так странно смотришь?
…теперь уже не просто двоились. Они как будто немного изменили цвет. Все изменило цвет.
— Лиловый…
— Что? Что — лиловый?
…оттенок у масла, у хлеба, у ее кожи. Лиловый двоящийся бутерброд. С двойным лиловым маслом, двойным лиловым сыром и двойным лиловым белым хлебом.
Лиловый дабл-чизбургер…
— Нет, ничего. Показалось.
Это длилось с минуту. Потом отпустило. Цвета снова стали нормальными, и даже боль в голове почти прошла.
— Бутерброд будешь? — спросила Настя.
— Буду.
— Когда у тебя результаты?
— Какие результаты? — Он блаженно улыбнулся. Без головной боли было пусто и хорошо. Так хорошо. Почти счастье.
— Результаты обследования. Когда тебе скажут?
— Завтра. — Антон вдруг очень остро почувствовал, что улыбка все еще висит на его лице — и что она до ужаса, до ужаса неуместна.
— Ты туда позвонишь?
— Нет. Поеду. К десяти утра. По телефону они такое не говорят.
— Хочешь, я поеду с тобой?
— Да… нет.
— Почему?
— Ну, просто… Скорее всего, все ведь будет нормально. Чего тебе зря мотаться? Ты ведь не любишь больницы… Да к тому же она в такой заднице! От метро еще минут пятнадцать пешком.
— Ничего, дойду как-нибудь. А какое метро?
— Метро… — он нахмурился. — Это метро… Как его…
Название.
…главное — не впадать в панику…
Он не помнил названия. За последнюю неделю он приезжал в эту больницу два раза — …нужно просто расслабиться — и оно вспомнится само… — а теперь не мог вспомнить названия станции. Память услужливо предлагала ненужный, не имеющий отношения к делу хлам: «Белорусская», «Комсомольская», «Петрозаводская», «Марьино»… Это все не то. А ему нужна станция…
— Что — забыл? — насторожилась Настя.
— Ну да, как-то просто вылетело из головы…
…Только без паники… Без паники… Есть вот какой прекрасный способ вспомнить забытое слово: нужно проговаривать про себя буквы в алфавитном порядке. Когда дойдешь до нужной буквы — той, с которой начинается слово, — память включится. И слово всплывет. «А»… Нет, не «А». «Бэ»… Нет. «Вэ»…
— Но у тебя ведь где-то записан адрес?
…Гэ… Дэ…
— Да, записан.
…Е… Жэ…
— Ну так посмотри, как называется станция!
— Нет, я хочу вспомнить…
…Зэ…
— Слушай, не сходи с ума, а? Каждый может забыть название станции. Я тоже могу забыть. И это совершенно не значит…
— Да дай ты мне сосредоточиться, а?!
…Зэ… И…
— Не кричи на меня!
И… Кэ… Кэ?
— На «кэ»!
— Что?!
— Название станции — начинается на букву «кэ».
— Антон…
…На «кэ». Ну а дальше что? Дальше-то что?…
— «Комсомольская»? — безжизненным голосом предположила Настя.
— Нет.
— «Курская»?
— Да нет же! — он почти орал.
Настя резко поднялась и вышла из кухни.
— Насть, извини! — крикнул ей вслед Антон. — Настя! Не обижайся, пожалуйста!
Она вернулась. В руке — календарик. На календарике — схема московского метрополитена.
— Вот, — она протянула схему ему.
— Нет, я так вспомню.
— Это какой-то бред! — теперь уже она орала. — Это бред, понимаешь? Посмотри на схему! Найдешь там эту чертову станцию! Увидишь, как она называется! И скажешь мне! И все! Вот и все!
— Хорошо, — Антон взял схему. — Ладно, хорошо… А-а… «Калужская».
— Точно «Калужская»?
— Точно. «Калужская».
Это все уже как будто было, — подумал Антон, — опять то же самое. Она стояла вот так же. В той же позе. А я сидел. В той же позе. Сейчас она скажет: «Ну вот и отлично!»
— Ну вот и отлично!
…А я скажу: «Да»…
— Да.
…Теперь она сядет на стул… — ага, вот так, именно так… — и скажет: «Ну так что»…
— Ну так что…
«Мне поехать с тобой…»
— Мне поехать с тобой?
— Настя!
«Что?»
— Что? — она вздрогнула.
— Я все это помню.
«Что ты помнишь?»
— Что ты помнишь?
— Это.
Теперь в ее глазах появился страх.
…Ага, отлично, — с отчаянием подумал Антон. — Приехали. Она думает, что я сумасшедший. Она боится. Она просто боится. Не за меня. Меня.
Волшебство вдруг кончилось: больше он не помнил.
Не помнил, что будет дальше.
— Что ты помнишь? — повторила Настя.
— Как будто все это уже было. Как будто… ну, как будто я все это уже видел то ли во сне, то ли еще где-то…
— Ну да, — она облегченно вздохнула. — Это бывает. Дежавю. Когда тебе кажется, что что-то происходит с тобой не в первый раз. Со мной тоже случалось… А может, — она улыбнулась, — может, все это уже действительно было? В прошлой жизни. И иногда, очень редко, мы вдруг что-то вспоминаем… — Настя заметно оживилась.
Она явно была рада сменить тему.
— У меня это бывает довольно часто, — сказал Антон. — Раз в несколько дней — точно.
— И это, конечно же, тоже симптом смертельной болезни?
— Нет… Не знаю. Наверное, нет.
— Слушай, а если правда? — Настя оживилась еще больше. — Например, много миллиардов лет назад мы уже жили, и все было точно так же… И все циклически повторяется…
