Стефани Бодин - Садовник
Автотрофов на полках супермаркетов в ближайшем будущем я вообразить себе не мог.
Заметив недоумение на моем лице, она объяснила:
— Военные готовы платить огромные деньги. Представь только — отличные солдаты, которым не нужно ни еды, ни питья.
Я чуть не застонал. Именно об этом Хоган рассказывал на уроке биологии.
— Но ведь до этого не дошло?
Доктор Эмерсон покачала головой:
— И все же такая возможность остается. Кое-кому из ведущих ученых идея пришлась по вкусу. А я не могла смириться и как ни в чем не бывало наблюдать за детьми, которых в будущем, возможно, отправят в солдаты.
— И вам дали спокойно уволиться из «Тро-Дин»? Без вопросов?
Она усмехнулась, слегка прищурив глаза:
— Вопросы есть всегда. Никто просто так из «Тро-Дин» не уходит. Я, например, подписала договор о неразглашении и обязалась никогда не работать в конкурирующих компаниях.
— То есть? Никаких клятв на крови?
Доктор Эмерсон рассмеялась:
— Нет.
— А у вас был ребенок?
— Нет. — Она покачала головой, надолго задержав взгляд на Лейле. — В каком-то роде они мои дети. Я проводила с ними дни напролет. Учила их, и они учили меня… Мне страшно было думать о том, что с ними сделают ради достижения результатов.
— И вы их предали! — не выдержал я.
— Нет, конечно нет. Просто я ничего не могла поделать.
— В общем, руки у вас связаны.
Доктор Эмерсон на мгновение опустила голову, а когда снова подняла, ее глаза были полны слезами. Указав на Лейлу, она с трудом заговорила:
— Эти дети словно мои собственные. Бросить их было для меня самым тяжелым испытанием в жизни. Но и спокойно наблюдать я не могла.
— Чем вас шантажировали?
— Ими. Детьми. Такими, как Лейла. Мол, если кто-нибудь попытается помешать проекту, от них ничего не останется.
— Что с ними сделали бы?
— Все что угодно.
Я задумался.
— Но они же не могли причинить детям вред — разве это не сорвало бы эксперимент?
Она дернула плечом:
— Ты рискнул бы? Лично я — нет. Я ушла, чтобы больше никогда с ними не встречаться. А теперь…
— Как же те, у кого были дети? И кто не хотел отдавать их на опыты?
— То же самое. Договор о неразглашении.
Я покачал головой:
— Неужели компания могла поручиться, что вы не раструбите об этом по всему свету?
— Те, кто ожидал появления ребенка, знали, что стоит на кону. Их дети. Они никогда не будут в безопасности, если родители нарушат договор. Ну и компенсация тоже была, конечно.
Компенсация?
— Деньги?
Она кивнула:
— Некоторым сотрудниками удавалось добиться ежемесячных выплат. По моему разумению, требовать плату за молчание — сущее вымогательство. Мне деньги были ни к чему. Хотя некоторым, кто ждал детей, они бы пригодились.
Ага. Я, кажется, знаю одну такую сотрудницу.
— Боялись, что «Тро-Дин» станет преследовать их, если они проболтаются?
Доктор Эмерсон пожала плечами:
— Опять-таки, кому хочется рисковать?
Я понял ее мысль. Лейле примерно столько же лет, сколько мне. А вдруг у меня была прямо противоположная ситуация? Просто ее и мои родители сделали разный выбор?
Доктор Эмерсон смотрела на Лейлу с любовью. Даже мне это было заметно.
— Вы уверены, что они не сделали того, о чем вы говорили? Я имею в виду имплантацию механической части, — спросил я почти шепотом.
— Уверена. — Она слегка нахмурилась. — Посмотри на Лейлу. У нее нет…
— Чего у нее нет?
Она нервно прикусила губу и подошла ко мне:
— За все время она хоть раз ходила в туалет?
Я смутился:
— Не знаю.
— А пила что-нибудь?
— Шоколадное молоко, — ответил я и тут же помотал головой: — Вообще-то нет. Она не выпила ни капли.
— Может, ела?
— Пончики.
— Правда?
— Только ее потом вырвало. — Я опустил глаза.
Доктор Эмерсон вдруг резко оттолкнула меня и принялась осматривать руки Лейлы.
— Они не могли, не могли, не могли, — повторяла она, изучая каждый дюйм.
— Что вы ищете?
Когда доктор Эмерсон задрала Лейле рубашку и стала ощупывать спину, девочка застонала и проснулась.
— Перестаньте, — взмолилась она, отталкивая от себя женщину и забиваясь в угол дивана.
— Что вы ищете? — снова спросил я.
Доктор Эмерсон, не обращая на меня внимания, продолжала осмотр:
— Боюсь, что…
Ничего хорошего эти слова не предвещали. Я схватил ее за руку и попытался поймать взгляд:
— Чего вы боитесь?
Она провела рукой по волосам и посмотрела на Лейлу:
— Что они все-таки сделали это.
— Что? Сделали что? — вскрикнула Лейла.
Доктор Эмерсон присела на край дивана:
— Я не вполне уверена, на теле могли остаться отметины или шрамы…
Лейла взглянула на меня и затрясла головой:
— У меня нет шрамов. — Она вытянула руки. — Сами посмотрите.
— Вообще-то есть. — Мое сердце колотилось. — На ногах сзади.
Лейла в изумлении открыла рот и заковыляла в ванную. Ни я, ни доктор Эмерсон не успели ее остановить. Дверь захлопнулась.
Я постучал:
— Лейла, открой.
Ни звука.
— Лейла, пожалуйста, впусти меня, — раздался голос доктора Эмерсон у меня за спиной.
Тишина.
— А если у меня действительно есть шрамы? — тихо и испуганно проговорила Лейла.
Эмерсон лбом прислонилась к двери и вздохнула.
— Лейла, просто открой, и мы…
— Нет!!! — Я подпрыгнул от ее крика. — Сначала скажите, что это значит!
Доктор вздохнула:
— Не исключено…
— Что? Что? — нетерпеливо перебил я.
Доктор только покачала головой, подошла к дивану, села и закрыла лицо руками.
Несколько мгновений в ванной царила тишина. Затем оттуда донесся продолжительный стон.
— Лейла! — Я заколотил по двери. — Открой!
Щелкнул замок, распахнулась дверь. Лейла стояла в нижнем белье, со спущенными джинсами, лицо блестело от слез.
— Что это значит?
Она повернулась. Задняя поверхность бедер до икр была покрыта шрамами.
Доктор Эмерсон, тяжело дыша, подошла к нам.
Лейла упала перед ней на колени и уткнулась лицом в юбку:
— Скажите мне!
Женщина прикоснулась руками к ее лицу:
— Мне жаль, мне так жаль. — Она взглянула на меня: — Слишком поздно. Они это сделали.
— Что? Что они сделали? — недоумевал я.
Доктор Эмерсон глубоко вздохнула и с дрожью в голосе произнесла:
— Укоренили ее в теплице.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Вы имеете в виду… — Я уставился на ноги Лейлы. Такие шрамы не получатся без боли и страданий — кому, как не мне, это знать. — Какой ужас!
