Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)
Он просто догонял своих друзей, соседей и родственников. К тому моменту, когда начались рейды времен сухого закона, большинство жителей Инсмута уже на протяжении нескольких лет (а некоторые – и десятилетий) выглядели как Джилс. Несмотря на старение, они, казалось, не слабели. Разумеется, их могли убить, будь они предоставлены самим себе, но они совершенно точно не умирали естественной смертью.
Впрочем, они влачили жалкое существование. За первые годы после поимки, когда инсмутские заключенные были распределены по нескольким карантинным отдаленным объектам Новой Англии, стало очевидно, что они некомфортно чувствуют себя в среде, предназначенной для обычных заключенных, – в камерах с решетками с ярким светом, на тренажерных площадках… на суше. Кожа некоторых из них стала напоминать мучнистую росу – стала как белая пыльная корка, распространяющаяся пятнами по телу. Все боялись, что от заключенных это может перейти к тюремщикам, что подтвердило бы ее ядовитость для человеческого организма; впрочем, этого так и не произошло.
Поэтому было решено, что таким заключенным нужна не тюрьма, а собственный зоопарк. То, что отличало их от остальных, Кэрри сочла на удивление воодушевляющим. Но в отчете не было указано причины их изменений – видимо, Керри не должна была этого знать.
И хотя ей не хотелось это признавать – Керри не питала иллюзий, – самым разумным было бы их убить. Об этом никто бы не узнал, и, само собой, нашлись бы люди, которые легко бы выполнили этот приказ. Это было военное время, и если война что-то и показала, так это то, как просто дегуманизировать людей, даже когда они выглядят в точности как ты. Это был 1942 год, и в Европе это происходило в промышленных масштабах. Вряд ли кто-то стал бы защищать этих людей. Один только взгляд на них вызывал отвращение. Одно только понимание, ставящее под сомнение все, что ты якобы знал об этом мире, о том, что возможно и что невозможно. Большинство людей смотрели на них и считали, что они заслуживают смерти. Что они – оскорбление природы, заветных верований.
Тем не менее они продолжали жить. Пережили людей, которые их поймали, своих первых тюремных надзирателей и следующие поколения надзирателей. Пережили всех, кто решил держать их в тайне из поколения в поколение… вот только с какой целью?
Возможно, их оставили в живых из моральных соображений, но Керри сомневалась, что это послужило главной причиной. Может быть, как бы парадоксально это ни было, их не убивали из-за страха. Они, может, и поймали около двух сотен инсмутских созданий, но многие другие сбежали – по мнению большинства, многие скрылись в гаванях, а затем в океане. Истребить этих невольников из-за их ненормальности – то же самое, что выбросить огромнейший ресурс, которым можно было бы воспользоваться, столкнувшись вдруг с такими же существами в худших обстоятельствах.
Полное раскрытие информации, как обещал Эсковедо. Керри узнает столько же, сколько и он. Но когда отчет и какао закончились, она не только перестала верить, что окажется на одном уровне с полковником, но и сомневалась, что ему самому рассказали хотя бы половину всего.
Сколько на самом деле нужно было знать человеку, чтобы стать прославленным тюремным надзирателем?
Эти вопросы мучили ее просто своим количеством. Она надела пальто и вышла обратно под дождь, на улицу, где теперь стало еще холоднее. Струи дождя пронзали сумерки, спустившиеся на остров, как темно-серое одеяло. Она нашла полковника в своем кабинете и предположила, что за это время он вполне привык к тому, что с посетителей на пол стекает грязь.
– Что случилось с остальными? – спросила Керри. – В отчете сказано, что было еще две сотни таких же. И что это место было построено, чтобы вместить до трех сотен. Значит, кто-то предполагал, что подобные создания могут появиться снова. Но здесь только шестьдесят три заключенных. И они не умирают естественной смертью. Тогда что случилось с остальными?
– Какое это имеет значение? Для вашего исследования. Для того, зачем вы здесь.
– Вы знали, что животные чувствуют смерть? Например, волки. Собаки. Крупный рогатый скот, как только их приводят в загон на скотобойне. Возможно, они не могут это выразить, но они это понимают, – Керри почувствовала, как холодная капля воды скользит вниз по лбу. – Не знаю насчет рыб и птиц. Но, учитывая то, что в этих ваших заключенных осталась хоть какая-то человеческая природа, я не удивлюсь, что они способны чувствовать приближение смерти или еще хуже.
Эсковедо посмотрел на нее ничего не значащим взглядом, ожидая услышать больше. Он не понял, к чему она клонит.
– Насколько я знаю, вы отправили меня сюда как последнего допрашивающего, чтобы узнать лучший способ истребить их оставшийся род. Вот почему это важно. Дело в том, как они будут на меня смотреть.
Эсковедо пристально смотрел на нее некоторое время, не двигаясь, просто изучая ее возрастающее волнение. Она пыталась угадать, о чем он думает, – разозлился, разочаровался или обдумывает, отправить ее домой, прежде чем она войдет в эту тюрьму? Он смотрел на нее так долго, что она совершенно не представляла, что происходит, пока не поняла, что дело в самом его взгляде.
– У них такие глаза, – начал полковник, – что они не моргают. У них нет белков, поэтому никогда не знаешь, куда именно они смотрят. Ты как будто смотришь в зеркало, а не в глаза. В зеркало, от которого хочется отвернуться. Поэтому… как они вас увидят? – спросил он, быстро качнув головой и издав безнадежный смешок. Я не представляю, что они видят.
Керри задумалась над тем, сколько времени он провел на этой службе. Привыкнет ли когда-нибудь к присутствию таких необычных врагов? Удалось ли это кому-нибудь из его предшественников? Что предстоит увидеть ей?
– Как я уже сказал, я придерживаюсь фактов, – продолжил Эсковедо. – Могу сказать вам вот что: когда вы совершаете подобное открытие, нужно быть готовым к тому, что время от времени один или двое будут исчезать в системе.
– В системе? Что это значит?
– Вы были правы, мы здесь не наукой занимаемся. Но в других местах занимаются именно ею, – ответил полковник. – Вы не можете быть настолько наивной, чтобы полагать, что проводить исследование – значит, весь день наблюдать за тем, как они ползают, и записывать, что они съели на обед.
Наивной? Нет. Керри подозревала это еще до того, как притащилась сюда, чтобы спросить об этом. Ей просто нужно было убедиться. Не обязательно быть наивной, чтобы надеяться на лучшее.
И этот ответ она увидела во сне, когда ей явилось страшное осознание, что, несмотря на то что инсмутские заключенные потеряли способность говорить на каком бы то ни было известном языке, они все еще могут кричать, если их правильно мотивировать.
