Б. Липов - Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны
— Тр-рах! Ба-бах! О-ой! — В бровь Якову угодил гнилой помидор.
— Воздух! Ложись! — Истошно завопил он и распластался по сцене.
Владимир Иванович скорехонько последовал примеру черта. Старик же никак не мог прийти в себя — стоял, как памятник, демонстрируя залу истощенные многовековым воздержанием чресла.
— И он еще разглагольствует о каком-то равенстве! — Зычный голос перекрыл вой и улюлюканье толпы. К трибуне продирался какой-то Фан Фаныч — сутулый белоголовый мужчина в черном строгом костюме, при галстуке и со значком депутата. Впрочем, весь зал был заполнен подобным же образом одетыми грешниками. Исключение составляли лишь обособленные группки, облаченные в парадные мундиры и френчи без погон. Обстрел прекратился. Мужчина с зычным голосом и небольшим росточком взобрался, наконец, на возвышение, занял место предыдущего оратора.
О каком строительстве, о каких славных делах ратовал он? В чем его заслуги? Воздвиг при жизни монумент из собственного Я! Написал под диктовку земельные мемуары! Нечего сказать — герой! Самоутвердился, самовозвеличился… Создал ажиотаж вокруг самого себя… А о народе — забыл. Феникс нашелся, извините за выражение…
Выступающий плавно повел рукой в сторону Экс-Наитемнейшего, спустился с трибуны, полуобнял старика, выдавил скупую слезу и громко поинтересовался:
— Хочешь кушать, дедушка?
Ошалевший древнежитель, так и не отошедший от столбняка, подавленно кивнул, сглотнув набежавшую слюну.
— Благодарствую на добром слове… Почитай, какую сотню лет маковой росинки во рту не было… Не пимши, не жрамши…
Оратор выдержал эффектную паузу, оглядел притихших грешников. Затем порылся в карманах, вытащил что-то, завернутое в газетку.
— На, полноправный член Общества, подкрепись бутербродом с дешевой, общедоступной колбасой сырого копчения.
Широкий жест, с которым он протянул Экс-Наитемнейшему сверток, не оставлял сомнения в том, что это человек не привык раздавать награды направо-налево…
— Иди, дедуля, иди. — Шепнул он старику.
Сутулый лунь вновь забрался на трибуну. Повис над залом.
— Друзья! Коллеги! Соратники и члены одного круга! Мы собрались в этом зале для того, чтобы решить окончательно, раз и навсегда, — кому возглавлять завтра Мафию? Наши правители отвергают существующую на земле практику предвыборных кампаний. Каждый кандидат на пост ректора должен не только словами, но и поступками доказать, что он достоин возглавить факультатив. Я предлагаю избрать ректором — меня! Обещаю заботиться о Вашем благе так же, как только что позаботился об этом изможденном старике, представляющим национальное меньшинство. Ведь главная цель Мафии — забота о хлебе, о пище не только духовной, но и телесной…
Яков повернулся с пуза на спину и восхищенно простонал.
— Вот это заезд! Сунул деду засохший бутерброд, а базу подвел под весь четвертый круг. Политик!
А оратор, тем временем, продолжал словесную саморекламу. Он бросал в лицо слушателям воспламеняющие фразы и закончил витиеватую речь тем, что предложил голосовать, не дожидаясь выступления других претендентов.
Зал опять забурлил и председателю президиума стоило большого труда унять разбушевавшиеся страсти.
Тогда председательствующий, с тонким расчетом на сознательность, без обиняков, провозгласил:
— Желающие покинуть зал — голосуют. Нежелающие — воздерживаются до завтра.
Ответ последовал незамедлительно: взметнулся густой лес рук и сонм политиков, захлопав откидными сидениями, стал редеть.
Яков с Владимиром Ивановичем тоже решили развеяться и, прихватив Экс-Наитемнейшего, сошли со сцены в зал.
14
— Ну и как впечатленьице, Босс?
Владимир Иванович крутил головой, не уставая изумляться обилию знакомых лиц. Правда, то было однобокое знакомство: ни один из присутствующих и слыхом не слыхивал о существовании какого-то писателя-фантаста Ахенэева.
Писатель же Ахенэев, наоборот, регулярно просматривал прессу и ему было досконально известно о том, что из себя представляют почившие в бозе, нынешние привилегированные грешники.
— Да, Яша! Произойди эта встреча раньше — на пушечный выстрел не подпустили бы… А тут — пожалуйста! — И внезапно загорелся идеей. — Может и интервью удастся взять? Что им сейчас терять: прошлое быльем поросло, перемывают друг другу кости и хоть бы хны… Политические трупы…
— Босс! Какой базар! Обставлю в лучшем виде! Вот только дедулю надо куда-нибудь приткнуть. Жаль все-таки старика…
— Это ты обо мне, чтолича, глаголишь?
Джин трижды щелкнул себя по острому кадыку и в мгновение ока переродился: предстал пред спутниками этаким сухопарым великосветским джентльменом. Черная тройка, строгий галстук, блестящие кожаные туфли. Для пущего эффекта новоявленный дипломат украсил грудь множеством орденов и медалей. В руке появился натуральной кожи портфель с серебряной табличкой.
— Ну как, сынки?! — Старик молодцевато прошелся гоголем перед своими спасителями.
— А ты, оказывается, еще тот фрукт, дедуля! — Перевоплощение тщедушного, дышащего на ладан старца, оказало на черта обратное действие: его словно окатили ушатом холодной воды.
— Какой такой фрукт? — Оскорбленно парировал Экс-Наитемнейший, облачившись в современный костюм он ощутил прилив собственного достоинства.
— Извини, старина! — Потрясенный Яков даже немного стушевался. — Не хотел обижать. Просто думаю, как дальше бытовать думаешь? Отдохнуть тебе желательно после всех передряг. Отоспаться, к невропатологу сходить…
Однако, от резкого удара о стену и от перемены климата характер джина на глазах портился.
— Я же просил не оскорблять! Потологи, неврологи, а там и до палача договоришься…
— Ладно, дед, не психуй! — Яков смотрел на свихнувшегося, засиженного старика без издевки. — Куда все-таки путь держать намерен?
— Вот раскудыкался! А родовое гнездо на что? Проверю, посмотрю, не спилили ли дуб со шкатулкой. Да и с родней свидеться не помешает…
«Шкатулка, дуб, родовое гнездо, родня… — Владимир Иванович не верил своим ушам. — Старческий маразм. Рассуждает, как младенец… Какая к черту, родня, спустя три века. Чушь несусветная!»
— Дед, а может у тебя крыша потекла? — Якова тоже взяло сомнение. — Давай, старина, я тебя в пятый круг закину. Телевизор, радоновые ванны… А хочешь, определим вне очереди, хоть и несподручно, в восьмой… между нами…
— Крышу не трожь! — Дед приставил пятерню ко лбу. — В пять накатов с запасом прочности! От бровей, до рогов! И насчет остальных кругов — помолчи. У нас, Бессмертных, слыхивал, небось, свой удел. Остров Буян называется. Так что я туда подамся. — И, вспомнив, кому все-таки обязан освобождением, бесхитростно спросил. — Пособить еще чем, напоследок?
