Александр Варго - Невыживший (сборник)
– Ну, нравственность тут, наверное, ни при чем, – заметил Самсонов, когда Тимченко замолчал, чтобы хлебнуть пива.
– Если убийца считает себя нравственным, то очень даже при чем, – возразил психолог. – Все зависит от точки зрения. Ставь себя на место преступника, если хочешь понять его.
– Я вот как раз поставил и думаю, что выбрал бы для ритуала какое-нибудь особенное копье. Не просто самоделку, а нечто… с историей.
Тимченко покачал головой.
– Все известные копья находятся в музеях, – сказал он. – К ним нет доступа.
– Вот и я о том же.
– В каком смысле?
– В том, что кто угодно не может раздобыть такие копья. К ним нужно иметь… доступ. Фридрих Николаевич, а какие известные копья приходят вам в голову?
Тимченко принялся загибать пальцы.
– Копье Судьбы, разумеется, копье Одина и копье Афины. Но их гораздо больше. Поищи в Интернете.
– Так и сделаю.
– Я тебе дам телефон своего знакомого. Он профессор криминальной психиатрии. Поговори с ним, он специализируется на составлении психологических портретов серийных убийц.
Тимченко отправился за записной книжкой.
– Его зовут Тавридиев Степан Павлович, – сказал он, вернувшись с листком бумаги, где записал номер.
– Тавридиев? – переспросил Самсонов. – Знакомая фамилия. Кажется, я с ним встречался, когда мы расследовали дело «Красного тюльпана», как его потом назвали газетчики.
– Так у тебя есть его телефон?
– Нет, я после окончания дела стираю данные обо всех свидетелях и подозреваемых. Освобождаю место для новых.
– Понятно. Тогда бери.
Самсонов взял листок и спрятал в карман.
– Спасибо, Фридрих Николаевич.
– Обращайся. Только не очень часто. Я все-таки на пенсии.
– И за пиво особый респект.
Тимченко поднял свой стакан, словно салютуя.
Когда Самсонов садился в «Олдсмобиль», дождь уже лил вовсю. Пришлось включить «дворники». Старший лейтенант позвонил Тавридиеву сразу, даже не заводя мотор. Профессор вспомнил его, стоило назваться.
– Мне все-таки понадобилась ваша помощь, Степан Петрович, – сказал Самсонов, делая музыку в салоне потише.
– Я вам еще в тот раз предлагал, – напомнил профессор. – Но вы опасались, что я убийца.
– Ну, не то чтобы я вас всерьез подозревал…
– Ладно, шучу. Приезжайте, я дома. Запишите адрес.
Самсонов достал блокнот, Тавридиев продиктовал ему название улицы и номер дома.
– Звоните в домофон семь-девять-ка, – добавил он.
– Я буду через час, – сказал Самсонов.
– Жду!
Старший лейтенант завел мотор. Перед тем как развернуться, он бросил взгляд на веранду, но Тимченко видно не было: пелена дождя скрывала все дальше десяти метров. Самсонов вывел «Олдсмобиль» на шоссе и погнал обратно в город.
В салоне гремел отрывок из оперы Вагнера «Лоэнгрин». Кажется, у него тоже было какое-то магическое копье. Самсонов никогда не вникал в сюжеты опер, он просто любил музыку и слушал все подряд – от классики до рока, – но при этом тщательно отбирал композиции, которые включал в свои плей-листы.
По дороге старший лейтенант думал о том, что убийца, на которого ему придется охотиться, едва ли станет заигрывать с полицией или прессой. Похоже, он зациклен на своих сексуальных фаллических фантазиях и ненависти к женскому полу. Так что лишних зацепок не будет. А они не помешали бы. Копье и предположительные проблемы с потенцией – это, конечно, хорошо, но только на них далеко не уедешь. Самсонов надеялся, что Дремин раскрутит ниточку, ведущую в детский дом, и сделает это как можно скорее.
Впереди показались «ворота», сообщающие, что водители въезжают в Санкт-Петербург, и Самсонов прибавил скорости. Эта гонка не была похожа на ралли хот-роадов, потому что в ней Самсонов соревновался не с другими пилотами, а с убийцей, но и здесь смерть поджидала на каждом шагу. И, хотя старший лейтенант никогда не признался бы себе в этом, ему это нравилось. Именно поэтому, когда не было дел и «Серийный отдел» простаивал, он искал другого экстрима: гонки, азартные игры, безобидные пари с Полтавиным. Но сейчас все это Самсонову было не нужно: он шел по следу, чувствовал запах крови, и сердце билось сильнее при мысли о том, что рано или поздно эта погоня закончится и он возьмет главный приз! Пусть даже это будет всего лишь сданная в архив папка с пометкой «Дело закрыто».
Глава 4
День первый
Впереди ждали еще сотни квадратных метров наливных полов – серых, ровных, однообразных, как ее жизнь. Люди ходили по ним, катали тележки, и иногда ей казалось, что вместе с ними мимо проходит что-то ценное – то, что потом уже не вернешь. Но она старалась гнать от себя такие мысли – они только отвлекали и мешали.
Алина Верескова работала уборщицей шесть лет. В этом супермаркете – в течение последних двух. Она знала каждую полоску, царапину, каждое пятнышко на полу. И терла день за днем, лишь изредка распрямляясь, чтобы через минуту вновь согнуться и следовать отработанному маршруту.
Но в тот день все пошло наперекосяк. Не сразу, конечно. Утро началось, как обычно. Зато после полудня ей позвонили, и после короткого разговора Верескова уже не могла сосредоточиться. Она возила по полу шваброй, но мысли ее были далеко. И еще ее охватила тревога. Она едва дождалась конца рабочего дня и поспешила домой.
Дети были на кухне, ужинали. Сережа и Оля. Валентин сидел с ними, читал газету. Вернее, разгадывал кроссворд. Глядя на них, Верескова немного успокоилась. И все же она не могла заставить себя перестать думать о том, что узнала днем. Даже Валентин заметил, что она какая-то никакая. Начал расспрашивать, но что она могла ему ответить? Это была тайна, страшная и опасная.
Через некоторое время она занялась делами, детьми и отвлеклась, но ночью, лежа в кровати без сна, в полной темноте, Верескова снова вспоминала то, что предпочла бы забыть. И тогда ей опять стало страшно. Настолько, что она откинула одеяло и тихо, чтобы никого не разбудить, пошла на кухню. За окном лил дождь, он стучал по железному подоконнику – настойчиво, как отчаявшийся и продрогший до костей путник. Верескова прислушалась: нет ли в квартире какого движения. Но все было тихо. Тогда она набрала на сотовом телефоне номер и, прикрыв рот ладонью, приготовилась к разговору.
* * *Тавридиев был мужчиной, про которого можно сказать «импозантный»: черные с легкой проседью волосы, очки в черепаховой оправе, темно-синий халат в мелкую полоску, бархатные тапочки на босу ногу. Было немного непривычно видеть его без шахматной доски – насколько помнил Самсонов, в первую их встречу профессор не выпускал ее из рук.
Когда полицейский возник на его пороге, Тавридиев расплылся в приветливой, но сдержанной улыбке. Его узкое лицо сразу покрылось сетью морщин, которые не были заметны прежде.
– Хотите кофе? – спросил он, пропуская Самсонова в квартиру. – Жена на даче, и мне приходится быть самому себе хозяином. Но я вроде справляюсь. Она, правда, была уверена, что я пропаду, так что это дело чести. – Он довольно хохотнул и запер за полицейским дверь.
– Лучше чаю, – ответил Самсонов. – Зеленого.
– Как хотите. Не разувайтесь, я все равно буду сегодня пылесосить. Да и тапочек вашего размера у меня нет, – добавил он, придирчиво взглянув на ботинки гостя.
Они прошли на кухню. Окно было открыто настежь, и на подоконнике блестели дождевые капли. Пахло бензином и мокрой пылью.
– Люблю прохладу, – пояснил Тавридиев. – Не выношу жару.
Он включил электрический чайник и сел на табурет. Самсонов устроился напротив, положив папку с материалами дела себе на колени.
– Значит, вспомнили все-таки обо мне, – проговорил Тавридиев, явно довольный визитом полицейского. – Очень хорошо! Подбросите мне дровишек для одной статейки в «Мир…».
– По правде говоря, ваш телефон мне дал Фридрих Николаевич, – признался Самсонов. – Оказалось, вы с ним старые знакомые.
– Ну, он все-таки немножко постарше, чем я, – рассмеялся Тавридиев. – Как тесен мир. Ну, давайте, давайте, рассказывайте, что там у вас? – Он указал глазами на папку.
Самсонов протянул ее психиатру.
– Можно ознакомиться? – Тот вцепился в нее мертвой хваткой. – Прекрасно! Я буду все держать в тайне до конца следствия, обещаю!
– Надеюсь, – кивнул Самсонов. – Там есть довольно шокирующие фотографии, так что…
– Ничего-о, – протянул Тавридиев, уже разглядывая один из снимков. – Это что, сквозные раны, да? Жертву чем-то проткнули?
– Фридрих Николаевич считает, что копьем.
– Хм… может быть. А это? Что с гениталиями?
– Вырезаны.
– Только внешние или матка тоже?
– Матка на месте.
Тавридиев покачал головой, словно так и думал.
– Что из этого следует? – быстро спросил Самсонов.
– Только предположения. Больше я ничем оперировать не могу.
– Ну, так поделитесь.
– Агрессивное внимание к гениталиям сразу наводит на определенные мысли. – Тавридиев поправил очки, медленно пожевал губами. – Я думаю, этот человек – не транссексуал. И не трансвестит. Он не испытывает зависти к репродуктивным органам и способности к деторождению, которое доступно женщинам. Только к их внешним половым признакам. В то же время груди не подвергнуты никаким особенным истязаниям, значит, убийца просто ненавидит женщин. Возможно, у него самого проблемы с… половыми органами. Импотенция или травма. Кастрация, например.