Мокруха - Ширли Джон
Но не совсем.
Одни обрывки да фрагменты. Вот Больше Чем Человек говорит ему: В сущности, это мистический ритуал. Тогда эти слова прозвучали значительно. Теперь фраза показалась ему сущей херней. Мистический ритуал. Бред, да и только.
Таким образом его хотели околпачить. Стремились изобразить в собственных глазах неким аналогом святого Павла или даже Мессии. Страдания и распятие Христа непосредственно предшествовали его экзальтации, поучал Больше Чем Человек. Он говорил о факирах, возлежащих на гвоздях, о святых, которые бичевали себя день-деньской. Но тайна в том, что, если сделать всё правильно, это не больно! Да, поболит, но тут же и перестанет, ибо Безымянный Дух исцелит тебя...
Они сидели на террасе кондо, выходящей на пляж. Больше Чем Человек укрывался в тени и соблазнял Митча головокружительными обещаниями. Я хочу сделать тебя звездой, Митч, но для этого тебе потребуется превратиться в бога. Чтобы стать настоящей звездой, суперзвездой, необходима полнейшая концентрация. Самодисциплина не обязательно болезненна! Не обязательно... Нужно только осмелиться и поверить в себя, исследовать небывалое... Твоё тело не есть твоё истинное тело, так что это не имеет никакого значения. Твоё истинное тело сотворено из эктоплазмы и наделено эфирной природой. Оно принадлежит вышним сферам, и вреда ему причинить невозможно...
А затем он показал Митчу Зонд. Простой нож — большой серебряный нож. Когда Митч усомнился, из теней на террасу выступила девушка, и он обомлел, увидев, что это жена Тома Прентиса, Эми. В одной комбинации. Она была загорелая, босоногая, и всё тело её покрывали шрамы цвета лунного света. Она взяла нож (Митч отслоил очередную длинную спиральку от обоев), опустилась перед ним на колени, положила одну руку Митчу на бедро (у Митча немедленно встал), а свободной воткнула лезвие себе в грудь.
Митчу захотелось убежать, вырваться, огласить террасу воплями, потому что на верхушке её топика выступила кровь и потекла по изящным круглым чашечкам грудей. Но он увидел, какое у неё лицо: преисполненное экстаза.
И он подумал растерянно: да эта сучка рехнулась...
И он так думал, пока Сэм Денвер не сказал:
— Почувствуй то, что ощущает она. Возьми её за руку, и это чувство перейдёт в тебя.
— Она... нет. Не могу. Она меня ударит.
— Нет. Не ударит, Митч. Обещаю.
И Митч потянулся к Эми, взял её за руку... и тогда ощущение коснулось его, перетекло в нервную систему, облизало длинным влажным языком. Оно расширялось оттуда, захватывая всё тело и повергая его в чудовищной интенсивности усладу.
Он почувствовал то, что ощущала она, о да, он даже почувствовал те горячие, налитые наслаждением места, куда вонзилось лезвие, места, где наслаждение было всего сильнее и напоминало пламя полыхающего факела — такое яркое, что и смотреть на него можно только искоса. Он чувствовал её груди (ещё одна полоска обоев долой), словно они были его собственными. Как если бы у него были женские груди. Он ощущал лезвие, срезающее их на дюймовую глубину то тут, то там... Он отшатнулся. Голова у него закружилась, но ему захотелось испытать это чувство — наслаждение — снова. И немедленно.
— Дай мне нож, — сказал он.
На следующее утро ему было тошно, муторно. Интенсивность наслаждения обошлась не даром. Раны? Он их не чувствовал. Тогда — не чувствовал. Но он ощущал медленно закипающий в стальном котелке равнодушия страх.
Однако следующей ночью он оказался готов к большему.
— Я хочу, чтобы ты ещё кое-что для меня сделал, — говорил Денвер. — Просто затем, чтобы показать свою верность нам. Свою приверженность нам. Своё призвание. Есть одна улица...
Теперь Митч оторвал ещё одну полоску от обоев, стиснул её зубами, встряхнулся, хотя движение взбудоражило в нём волны боли. Он отгонял воспоминание о том, что Больше Чем Человек принудил его сделать на той улице. Но как только ему даровали мозгосироп, или, как называл его Больше Чем Человек, Награду Акишра, он стал готов на всё, чтобы заполучить ещё одну дозу.
Ты хочешь больше, говорил Больше Чем Человек. И это правильно, что ты хочешь больше. Нас поучают, что желать большего, чем нам досталось, греховно, однако это всё ложь, призванная сделать нас рабами общества, Митч. Безымянный Дух желает, чтобы мы получили больше... ещё больше... ещё больше...
Будто в замедленном повторе прокрутили треск электрического разряда. Так прозвучал для Митча звук оторванных обоев. Он оторвал ещё одну полоску. Когда тебе даруют Награду, ты обоняешь электричество... запах вроде горящей электроизоляции...
Он расчистил участок стены площадью не меньше ярда в изголовье кровати. Под снятым слоем обоев обнаружился ещё один. С другим типом розового узора. Вот дерьмо!
Он подумал, не накажут ли его за это. Наверное, нет. Вероятно, они посчитают, что он повредился в уме.
Но он понятия не имел, к чему вообще рвать эти обои.
Слева от ободранного им участка в форме языка пламени он увидел на нижнем слое обоев длинное вытянутое коричневое пятно.
Руки его начали трястись. Он продолжал отдирать обои, обнажая старый слой. Ещё и ещё коричневые пятна. Как бы от капели. Может быть, дождь просочился?
Нет. Он рвал и рвал обои, пока не уверился, что источник брызг располагался на кровати. Это было видно по траектории, начинавшейся там, в верхнем правом углу кровати. Он стиснул клочок запятнанного нижнего слоя обоев кончиками пальцев и понюхал. Пахло железом и гнилью.
Кровь.
Пронеслась мысль: а ты чего ожидал, тупица?
Но он продолжал сдирать обои, расчищая всё больше и больше забрызганных участков. Потом он увидел царапины. В этом месте обои были прорваны ещё раньше. По стене тянулись следы ногтей или когтей. Следов было четыре. Рядом с ними в стене была дырочка. Он обнаружил её по дуновению просочившегося воздуха.
И он услышал голоса.
В дырочке стал виден слабый свет. Митч нагнулся и приложил к ней правое ухо.
(ледяная игла, сейчас через дырку мне в ухо воткнётся ледяная игла)
(да не бери себе в голову, что за чушь)
Он прищурился, пытаясь разглядеть скошенным глазом, что там, за стеной. Он видел какие-то розовые движущиеся формы... розовые, цвета плоти...
Глаз сфокусировался. Он увидел уголок соседней комнаты. На кровати трахались мужчина и женщина. Совокуплялись без видимого ритма на незастеленном матрасе и болтали. Он не разбирал, о чём. И был там ещё кто-то, перемещался в узком секторе зрения Митча, двигался, чтобы встать рядом с кроватью.
Больше Чем Человек? Он не был уверен. Он видел только руку, фрагмент кисти. Потом этот человек отступил в тень, и остались только мужчина и женщина на кровати. Парочка истекала кровью. Они двигались так, словно ползли по пустыне, а не сексом занимались. Как если бы каждое их движение совершалось через силу, каждая фрикция вырождалась в конвульсию, лишь технически достойную называться сексом. Он видел, что у мужчины на спине выступили узелки позвонков. Мужчина был жутко истощён, вымотан. Ухо у него было разодрано, свисало жалким обрывком, и оттуда текла кровь.
Они плакали. Медленно, жалобно всхлипывали.
— Пожалуйста, — молил человек на кровати, — пожалуйста, остановите это... я не могу... больше...
— Да... пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, — застонала женщина. — Дайте отдохнуть, мы потом всё сделаем... — Длинный скрежещущий стон. — Пожалуйста.
— Ещё, — сказал тот, кто смотрел на них из тени. — Ещё больше. Больше. Больше. Ещё больше.
Движения парочки на кровати изменились — притом полностью, качественно. Митч ощутил вкус горящей электроизоляции — вкус мозгосиропа. Парочка принялась извиваться и идиотски, истошно хихикать. Они задвигались быстрее, как марионетки на ниточках одержимого сексом кукловода.
Нога женщины задёргалась в судорогах, рука затрепыхалась, как у висящей на удилище рыбы. Партнёр отвернул от неё лицо. Митч не видел его сколько-нибудь чётко, но слышал и видел то, что лилось у мужчины изо рта. Того рвало кровью. Толстой тугой струёй кровяной рвоты. И всё же он продолжал трахать партнёршу.
