Элтон Иван - Адский поезд
— Кто сдавал? — спросил один, белобрысый весельчак.
— У кого последняя взятка была?
— У Васи.
— Вась, ходи.
— Да что ты, нечем ходить, — и, повернувшись к гостям, добавил, — здрасти. Чо, к нам?
— Ну, типа того, — ответил Саша.
— А-а-а-а.
— Пацаны, а есть пиво? — спросил самый крайний.
— Тут не только пацаны, — уточнил Костя.
— О, точно. По натуре. Ну?
— Так вы что, ничего не видели? — спросила Аня.
— Видели, — ответил тот, которого назвали Васей, — вот щас. Двое парней, одна девушка. Чо ищем?
— Офигеть!
— А чо? Что-то случилось?
* * *— Не могу поверит, чтобы вы ничего не заметили, — сказала Аня.
Первого из ребят звали Алёша. К нему так все и обращались: Алеша! А-лёша! А-а-а-а-лёша. Он был словно определенным центром добра. То есть, как и положено студенту, Алеша свое добро повсюду не распространял, но — главным его достоинством было то, что он не нервничал.
— А чо, а?
— Где? Га? Что, кого-то убили?
— А-а-а-а-а…….
— Алёша, а ну, скажи что-нибудь!
— Что, где, куда сказать?
Алеша был полноват, хотя, до покойного Буффало, ему было, конечно же, очень далеко. Он белобрыс и потенциально толст — но где-то в будущем.
Второй — Вася, был худым, но крайне веселым, остряком. Впрочем, остряками тут все были.
— Хорошо, — сказал Костя, — ребят. Ну, посмотрите за окно.
— Мы смотрим. Пиво еще есть, — ответил Вася.
— Много пива? — спросил Костя.
— А что нам, кабанам? Нажремся, и лежим.
— Хо-хо-хо, — подтвердил третий.
Его звали Романом.
Это был длинноволосый, также веселый, также выпивший, парень лет 20-ти, может — 19-ти. Свет видом своим он показывал, что он есть хозяин жизни. Конечно же, для любого студента такое поведение — норма жизни.
— А правда, ребзя, — сказал Роман, — вот я смотрю в окно и офигеваю. А мы все пьем, пьем.
— Скоро пиво закончится, — сказал Вася.
— Да нескоро, — сказал четвертый, невысокий парень по имени Колёк, — у меня еще три пол литру в банках.
— А оно замерзло, да, на жаре? — спросил Вася.
— И в пластике.
— Пластик?
— Да, брат.
— Чувак, ты везешь пластик?
— Да, брат.
— Кого взрывать будешь, чувак?
— Я разберусь, Вась.
— Когда, Вась?
— Разберусь, я тебе говорю.
— А. Оуо, ком-он.
— Через таможню пластик провез, думаешь — все можно?
— Революция, брат.
— А…..
— Не, правда, произнес Роман, — давайте пивка выпьем. Пацаны. Ага. Девушка. Аня, да? Давайте. За знакомство. Давайте на шестерых распишем.
— Странные вы какие-то, — ответила Аня, — ничего не пойму.
— Припить, — с нескрываемой добротой сказал Алеша.
— Наливай, — коротко вставил Колёк.
Алеша открутил пробку пластиковой бутылки и стал разливать пиво по маленьким пластиковым стаканчикам. И, по этому поводу, он добавил:
— Не в баре, увы…. Не в баре….
— А правда, — нашелся Роман, — я все никак не воткну. Никак не воткну!
— Воткни! — посоветовал Алеша.
— Да пацаны, вы что, не видите?
— Вижу! — Вася поднял к небу указательный палец.
— Правда, ребят, — произнес Саша Петькин, — ну правда, ну успокойтесь. Что-то вы какие-то необычайно веселые. Мы не просто так к вам зашли. Но вам так весело, как будто это специально. Вы даже не понимаете, что происходит!
— Ладно, — сказал Вася.
— Вы должны выйти из купе и посмотреть, и понять — что наш поезд попал не туда. Не туда! Мы едем….
— Ага! — Вася поднял стакан.
— Не, ребят, — сказал Роман, — правда. Я все посматриваю в окно. Что это за трава? Что это за трава, я фиг его знает? Я все смотрю на вас — заметите ли вы. А вы ничего не замечаете.
— Игра! — воскликнул Алёша.
Время для Кости вновь покачивалось. Оно было то быстрее, то медленнее, и в промежутках между этими движениями он что-то видел?
Что это было?
На самом деле, он все понимал, но это не переводилось на язык слов. Он видел сюжеты. Его взгляду открывались источники информации, и их он видел в таком виде. Но — он мог их интерпретировать.
— Пацаны, — произнес он.
Никто ничего не замечал.
Было, в какой-то мере понятно, что с ребятами что-то не то. Особенно, после того, как за окном понеслись деревья — это были черные деревья с редкими фиолетовыми листками. Их ветки напоминали тонкие пальцы вампира.
— Хорошо, — произнес Петькин, — по-моему, кое-что просто невозможно не увидеть.
Он имел в виду именно деревья.
Костя увидел еще одну картину.
— Я пойду, — сказало ему оно.
— Да, — ответил он.
И оно пошло, и он шел следом. Это был странный разговор. Возможно, лишь избранные могли понимать это. Они прошли мимо ребят, у которых в руках были карты. Оно посмотрело, и Костя посмотрел. А потом — они заглянули друг другу в лицо, и Костя увидел собственное лицо у него в глазах.
Он был таким же, как оно.
— Да, — произнесло оно.
Впрочем, это был не русский язык, и вообще — это был не язык. Но Костя очень хорошо понимал, что это такое, хотя это и не могло быть переведено.
Снаружи шел какой-то разговор. Наверное, все продолжалось в том же русле. Саша и Аня что-то доказывали ребятам, а те то ли отпирались, то ли и правда — не понимали.
— Они этого не видят, — вдруг решил Костя, — да, это так.
Оно кивнуло ему, и они пошли дальше. Протиснулись в через какой-то сверх узкий коридор, а там был следующий. Все это было в том же поезде.
Коридор шел перпендикулярно!
Поезд был бесконечен.
Они остановилась, и Костя смотрел в окно. Они ехали через город. Вот там, в том купе, никакого города не было, а здесь — был. Более того, Костя не исключал, что ребята даже ничего и не видят. То есть — видят. Вокруг них ходят люди, а за окном — обычная русская равнина. И, если кто-нибудь из них пойдет за пивом, то он купит это пиво. Он понимал, что такой парадокс возможен.
Город, через который ехал теперь поезд (на этом участке реальности) был адским. Он состоял из совершенно ужасных домов неправильной формы. Казалось, весь этот город был вырезан ножом. Нет, не то, чтобы это так уж бросалось в глаза. Но построить такое было невозможно. Костя даже увидел это — гигантский злой ребенок, с ножом, с лопаткой.
— Гя-гя-гя, — проговорил ребенок.
И начал вырезать город.
Первые существа, что пришли сюда, были голодны. Их ни чем не кормили. Они принялись жрать черные камни за городом, и от того там теперь гигантские проемы. Там даже следы зубов до сих есть.
Костя вдруг понял, что он — один из этих существ, и он был там, в те времена, когда нечего было есть. И вот — он тоже глодал камни. Зубы его ломались. Новые росли сами собой. В желудке гремело. Он выпускал серную кислоту, но и она была неспособна переварить твердую породу. Его сородичи рычали от гнева.
