Энн Райс - Талтос
— В горной долине это всего лишь игрушка, Сэмюэль, — спокойно сказал Эш. — И ты это знаешь. А люди Таламаски не чудовища, за которыми охотятся и шпионят и которые должны прятаться от мира в диких краях, а когда их замечают, вселять страх в человеческие сердца. — Помолчав, Эш продолжил рассуждать: — Нет, эта угроза возникла не среди старшин Таламаски. Произошло худшее из того, что можно представить: какие-то люди извне, небольшая группа, случайно получили определенную информацию и сразу ей поверили. Книги, компьютерные диски… Кто знает… Может быть, эти тайны им даже продал кто-то из слуг…
— Тогда мы должны им казаться просто детьми, — сказал Юрий. — Вроде тех монахов и монахинь, которые вводят в компьютеры наши записи, архивы, концентрируя древние тайны в базах данных.
— Кто произвел на свет Талтоса? Кто был его отцом? И кто убил его? — неожиданно резко задал вопросы Эш. — Ты мне говорил, что расскажешь, если я сам что-то тебе расскажу. А что я еще могу сказать? Я уже и так открылся. Кто смог стать отцом Талтоса?
— Его зовут Майкл Карри, — ответил Юрий. — И они, наверное, попытаются убить и его.
— Нет, это было бы им не на руку, — возразил Эш. — Наоборот, они захотят получить от него еще потомство. Та ведьма, Роуан…
— Она больше не может иметь детей, — покачал головой Юрий. — Но есть другие. Целое семейство. И есть там одна настолько сильная, что даже…
Голова Юрия тяжело склонилась. Он поднял руку, прижал ладонь ко лбу и почему-то огорчился из-за того, что ладонь у него теплая. Он наклонился вперед, но от этого его затошнило. Юрий медленно выпрямился, стараясь никак не потревожить плечо, и зажмурил глаза. Он не глядя сунул руку в карман штанов, достал свой маленький кошелек и открыл его.
Из потайного кармашка он выудил небольшую школьную фотографию Моны, очень яркую. Фотографию его малышки — с улыбкой, с ровными белыми зубами, с гривой жестких и прекрасных рыжих волос. Ведьма-дитя, любимая ведьма, без всяких сомнений — ведьма.
Юрий снова промокнул салфеткой глаза, губы. Его рука так сильно дрожала, что милое личико Моны расплывалось.
Юрий видел, как длинные тонкие пальцы Эша коснулись края фотографии. Талтос стоял над ним, протянув вперед одну руку, а другой опираясь о спинку дивана. Он взял снимок и молча всмотрелся в него.
— Она из того же рода, что и мать Талтоса? — тихо спросил Эш.
Юрий внезапно вырвал у него фотографию и крепко прижал к груди. Его снова тошнило, и боль в плече на мгновение парализовала его.
Эш вежливо отодвинулся и подошел к камину. Огонь каким-то образом сразу утих. Эш остановился, положив руки на каминную полку. Спина у него была очень прямой, осанка почти военной, темные длинные волосы волнами лежали на воротнике, совершенно скрывая шею. Со своего места Юрий не видел седых волос, лишь очень темные вьющиеся пряди с коричневатым отливом.
— Значит, они попытаются добраться до нее, — сказал Эш, застыв в неподвижности, но немного повысив голос. — Постараются заполучить или ее, или другую ведьму из этой семьи.
— Да, — согласился Юрий. Он был изумлен до безумия. Как он мог подумать, что не любит ее? Как она могла столь внезапно от него отстраниться? — Они постараются заполучить ее. О боже, но мы же сами дали им преимущество… — сказал он, только теперь все полностью осознав. — Боже милостивый, мы же сыграли им на руку! Компьютеры! Архивы! Вот что произошло в ордене!
Он встал. Плечо пульсировало болью. Но ему было плевать. Он все еще крепко прижимал фотографию ладонью к рубашке.
— Что значит — «сыграли им на руку»? — спросил Эш, поворачиваясь, и отсветы огня упали на его лицо так, что глаза показались почти такими же зелеными, как у Моны, а галстук стал похож на темное кровавое пятно.
— Генетические тесты! — ответил Юрий. — Во избежание появления на свет нового Талтоса вся семья должна пройти проверку, чтобы не случилось больше пары «ведьма — маг». Неужели не понимаешь? Все сведения собраны воедино: генетические, генеалогические, медицинские. Из этих записей должно быть ясно, кто является сильной ведьмой, а кто — нет. Боже мой, они узнают, кто им нужен! Они будут знать это лучше, чем тот глупый Талтос! В этом знании они получат оружие, какого у него никогда не было. Он ведь пытался спариться со многими женщинами… И убивал их. Каждая умирала, не дав ему того, что он хотел, — ребенка женского пола. Но…
— Можно мне еще раз посмотреть на фото той юной рыжеволосой ведьмы? — робко спросил Эш.
— Нет! Нельзя! — Кровь прилила к лицу Юрия. Он ощутил влагу на плече. Он разбередил рану. У него была лихорадка. — Нельзя, — повторил он, уставившись на Эша.
Эш промолчал.
— Пожалуйста, не проси меня, — продолжал Юрий. — Ты мне нужен, мне очень нужна твоя помощь, но не проси снова показать ее лицо, не сейчас.
Они глянули друг другу в глаза. Потом Эш кивнул:
— Хорошо. Конечно, я не должен об этом просить. Но любить ведьму так сильно очень опасно. Ты ведь это знаешь, да?
Юрий не ответил. В одно мгновение он по-настоящему понял все: что Эрон мертв, что Мона вскоре может оказаться в беде, что почти все, что он когда-то любил или о чем заботился, отобрано у него, почти все, что ему осталась, лишь слабая надежда на счастье, удовлетворение или радость… И что он был слишком слаб, утомлен и болен, чтобы еще о чем-то думать, что ему необходимо лечь в постель в соседней комнате, в которую он не осмеливался даже заглянуть, — в первую настоящую постель за все время, что прошло после того, как его ударила пуля, едва не убив… Он знал, что никогда, никогда не должен показывать фотографию Моны вот этому существу, что стояло напротив и смотрело на него с обманчивой мягкостью и терпением. Он знал, что он, Юрий, мог просто упасть сейчас там, где стоял…
— Идем, Юрий, — с грубоватой нежностью сказал Сэмюэль, подходя к нему своей обычной неровной походкой и протягивая толстую руку с искривленными пальцами. — Идем, я отведу тебя в кровать. Поспи. А когда проснешься, мы будем здесь и принесем какой-нибудь горячий ужин.
Юрий позволил отвести себя к двери спальни. Но что-то его остановило, заставило воспротивиться маленькому человеку, который был так же силен, как любой мужчина нормального роста. Юрий поймал себя на том, что оглядывается на высокого, стоящего у камина.
Потом он вошел в спальню и, к собственному удивлению, буквально рухнул на кровать. Маленький человек снял с него ботинки.
— Извини… — пробормотал Юрий.
— Да не беспокойся ты, — ответил маленький человек. — Укрыть тебя одеялом?
— Нет, здесь тепло. И спокойно…
Юрий услышал, как тихо хлопнула дверь, но глаз не открыл. Он уже ускользнул вдаль, прочь от всего, и в реальности сна, захватившей его и потрясшей, увидел Мону, сидевшую на ее собственной кровати и манившую его к себе. Волосы между ее ногами были рыжими, но темнее, чем на голове.
Юрий открыл глаза. На мгновение он ощутил лишь охватившую его темноту, тревожащее отсутствие света, который должен был быть здесь. Потом, постепенно, он осознал, что рядом с ним стоит Эш и смотрит на него сверху вниз. В приступе инстинктивного страха и отвращения Юрий застыл, и его глаза остановились на длинном шерстяном пальто Эша.
— Я не собирался забирать тот снимок, пока ты спишь, — шепотом произнес Эш. — Не беспокойся. Я пришел, чтобы сказать тебе, что должен этой ночью отправиться на север, навестить ту горную долину. Вернусь завтра и хочу найти тебя здесь, когда приеду.
— Я поступил не слишком умно, да? — спросил Юрий. — Показав тебе ее лицо. Я был дураком.
Он все еще смотрел на темную шерстяную ткань. А потом увидел прямо перед своим лицом белые пальцы правой руки Эша. Юрий медленно повернулся и посмотрел вверх. Близость большого лица высокого человека привела его в ужас, но он не издал ни звука, а лишь пристально посмотрел в глаза, вглядывавшиеся в него с откровенным любопытством, а потом перевел взгляд на огромный рот.
— Кажется, я схожу с ума, — сказал Юрий.
— Нет, не сходишь, — ответил Эш. — Но с этого момента ты должен стать умнее. Спи. Не бойся меня. И оставайся здесь, в безопасности, с Сэмюэлем, пока я не вернусь.
Глава 4
Морг был маленьким, грязным и состоял из четырех тесных помещений со старой белой кафельной плиткой на стенах и полу, с ржавыми стоками и скрипучими металлическими столами.
Роуан подумала, что такое может быть только в Новом Орлеане. Только здесь могут позволить тринадцатилетней девочке войти в морг, увидеть тело и заплакать.
— Выйди отсюда, Мона, — велела она. — Дай мне осмотреть Эрона.
Ноги у нее дрожали, а руки и того пуще. Это было похоже на старую медицинскую шутку: ты сидишь почти парализованный, скрюченный, и кто-то спрашивает: «А чем ты зарабатываешь на жизнь?» — а ты отвечаешь: «Я не-не-нейрохирург!»
