Олег Гладов - Смех Again
— …нас тётенька пирожками угощала, а он рассказывал, что у него брат с неба прыгал к невесте, помнишь? И розы с неба сыпались…
— Помню.
— …а потом мы опять ехали, и он рассказывал, что у него брат прыгнул и ударился об землю… в другом вагоне…
Молчание.
— …и ещё мы ехали там, где подушек не было, помнишь?.. Он там говорил, что его брат с невестой с моста упали… в машине…
— Помню.
— …а сейчас он опять с нами едет… тут… за стенкой…
Молчание.
— …А бывает, что всех братьев зовут Дима?..
— Умница.
Робкая улыбка:
— Я?
— Да, ты.
— Почему?
— Ты умеешь слушать.
— Умею?
— Да. А теперь учись молчать.
Смутилась.
— Я глупая, да?
— Не глупая.
— Не глупая?
— Нет.
— Просто учись молчать. У тебя хорошо получается.
А говорить, если надо, буду я.
— С ним?
Молчание. Молчание, которое говорит: молчи.
Молчу.
— (…) +
Представь: спишь себе в тёплой постели.
Пригрелся. Сон хороший видишь. До звонка будильника — два часа и полрассвета. И тут подходит кто-то, откидывает одеяло и выливает на тебя ведро холодной воды из колодца. Нет… Не так… ЛЕДЯНОЙ воды из колодца, да?.. Нет… Всё равно не так…
Представь: приехал ты в летний трудовой лагерь. И познакомился с самой красивой девочкой. Нет… Не так… С САМОЙ красивой девочкой в лагере. А мест не было, и тебе временно выделили койку в пустующем изоляторе медпункта. И ты договорился с САМОЙ красивой девочкой, что глубокой ночью она придёт к тебе. Вот ты ждёшь её, ждёшь… и задремал. И проснулся. А изолятор — он такой дли-и-и-инный барак с множеством окон. И только две койки. И ты на одной лежишь. И ждёшь её. И видишь, как в крайнем окне мелькают её собранные в хвост волосы. Потом — в следующем. И ближе. Идёт. Слышно, как тихо-тихо переступают её босые ноги по бетону…
И вдруг… Что это? Твоя рука ощупывает постель, а она мокрая! Мокрая?! Ты обоссался во сне, чувак! ТЫ ОБОССАЛСЯ!!!
А вон уже скрипнула дверь изолятора… Что??? Делать???
ЧТО??? ДЕЛАТЬ???
Или представь: заходишь ты домой. Есть хочешь. А у тебя привычка такая — обедать и читать газету. Где газета? Наверное, у родителей в комнате. Толкаешь дверь спальни. А родители там. На кровати. Голые. Занимаются сексом. ТРАХАЮТСЯ, чувак.
Если ты не грёбаный киборг, ты что-то чувствуешь в такие моменты, да?
— Вы на свадьбу едете? — говорю я. — А я вот со свадьбы. Так там жених, чтобы всех удивить арендовал в ближайшем авиаотряде «кукурузник». И знаете зачем? Прыгнул с парашютом и приземлился прямо во двор к невесте. А жених этот…
Мужчина и женщина на верхних полках повернулись. Я увидел их лица, и слова застряли в горле.
Меня облили ледяной водой. Я обоссался. Я застал родителей трахающимися.
И всё это одновременно.
Я вижу заинтересованные лица вокруг. Они ждут продолжения. Я вижу два лица на верхних полках. Они ничего не ждут. Они слышали как минимум три версии этой истории. Только теперь я понимаю, что уже встречал их два поезда тому назад. А эта тётка со странными глазами пару раз мелькала во вчерашнем вагоне. И этот, с чёрными гляделками. Смотрит сверху вниз. Мне не кажется, он точно ехал со мной на скором трое суток назад.
Иногда судьба берёт бейсбольную биту и лупит тебя по башке. Или подкидывает по печени. Или с носаря по яйцам.
Все молчат. Мне кажется, ВСЁ молчит. Кровь с такой силой шумит в моей голове, что я не слышу даже стука колёс. Я краснею. Мне стыдно? Да. Мне нереально стыдно.
Кажется, пошла вечность. Две вечности. Но как только я слышу:
— Прямо во двор?! Во даёт! И не забоялся? — понимаю, что минуло от силы три-четыре секунды.
Меня спрашивают. Меня просят продолжать. Но я не могу. Не могу. Моё лицо горит. И я опускаю глаза в пол. Всё. Сейчас мне на лбу вырежут Позорную Звезду. Сейчас я узнаю, что такое Падение.
— Прямо во двор… — говорит голос с верхней полки, и я опускаю голову ещё ниже.
— Ну-у!!! И не забоялся?
Я вижу только затоптанный пол под своими подошвами, но по голосу узнаю Тётю Радио. Высунулась из-за перегородки. Как и молодая мама. Как и румяные толстяки. Я чувствую, что даже картёжники прекратили свою игру. Сейчас…
— А чего ему бояться? Димка много раз до этого с парашютом прыгал. Только не говорил никому. Сюрприз хотел сделать… — слышу я тот же голос сверху. — …Приземлился прямо перед крыльцом с букетом…
Я смотрю в пол.
— Оригинально, — слышу я мужской голос. Это тот дядька с кроссвордами.
— Оригинально… — согласился голос с верхней полки. — Но ещё оригинальней было дальше.
Я смотрю в пол.
— Взял он невесту за руку и повёл за ворота. А там друзья Димкины уже две кареты золочёных подогнали. Одна белыми лошадьми запряжена для Марины, это его невесту так зовут, а вторая — чёрными, для жениха…
Чё он мелет? Чё ему надо?
— Как красиво… — слышу я женский голос.
Это молоденькая мама… Иди, пей свои пилюли, дура.
— Красиво… — соглашается голос с верхней полки, — …но ещё красивее было дальше.
Чё ему, млядь, надо?
— Как только жених с невестой сели в кареты и поехали в ЗАГС, друзья по рации подали сигнал и с самолёта лепестки белых роз посыпались… Сколько там роз было… Пять тысяч, кажется… Да, Саша?
Это он мне?
Я поднимаю глаза. Тот с верхней полки уставился на меня. Все уставились на меня.
— Пять тысяч, да? — переспрашивает он.
— Да… — выдавливаю я из себя.
— Как красиво… — повторяет молодая мама.
— Красиво… — говорит, а сам всё смотрит на меня, — …они сыпались с неба, как снег… Всю деревню засыпали… да, Саша?
ЧЁ ЕМУ, ГОНДОНУ, НАДО???
— Да, — зло говорю я, — очень красиво было.
Картёжники снова уставились в свои карты.
— Ну у нас, конечно, поскромнее будет… — говорит Тётя Радио, — …но зато всё как полагается…
Она досадливо машет рукой:
— Там ещё зятёк такой… хоть бы ножи заточить смог… куда ему с парашютом сигать…
Тот с верхней полки смотрит мне в глаза.
— А платье, какое? На заказ шили? — это мамаша с сыном.
Эпицентр разговора смещается вправо. Уже и толстяки всунули свои три копейки в тему. И дядька, не выпускающий из руки кроссворд, рассказывает, что-то о недавней свадьбе его дочери.
А этот всё смотрит.
Я чувствую, что кровь отлила от лица и сердце выровняло свой бит. А ещё я чувствую, что меня начинает бесить его взгляд.
— Чего? — спрашиваю я, глядя на него.
Он, не отводя взгляда, пожимает плечами: типа, ничего. Потом что-то тихо говорит тётке на соседней полке и неожиданно спрыгивает вниз. Вдевает ноги в кроссовки. Садится рядом со мной на боковое нижнее. Молчит. И я не знаю, что ему сказать. И курить хочется.
