Виктор Песиголовец - Лицо порока
— А я тебе наврала о муже! — почти выкрикнула секретарша решительно. — Нет его у меня. Был когда-то, давно… Два было… А что ты мне наврал о себе?
— Я? Ничего. Зачем мне врать? — ее поведение меня забавляло все больше. А вот новость об отсутствии мужа взволновала и обрадовала. Интересно, с чего бы это вдруг?
— Но ты ведь своими поступками даешь мне повод думать… Ты все время провоцируешь меня…
— Машенька! — я поднялся, взял ее за плечи и прижался грудью к изящной спине. — Ты, наверно, хочешь спросить, нравишься ли ты мне по-настоящему? Верно?
Она не ответила. Стояла, прильнув ко мне, и едва дышала. Тогда я склонился к ее ушку и с жаром зашептал:
— Ты мне очень нравишься! И я хочу тебя! Думаю, нет ничего противоестественного в том, что мужчина хочет красивую женщину. Или ты придерживаешься другого мнения?
— Но ты ведь женат! — мягко, но с легкой укоризной в голосе напомнила секретарша.
Я вздохнул:
— Да, это так. Более того, скажу тебе честно, я никогда не брошу свою жену. У каждого свои принципы…
— Ты очень сильно любишь свою жену, да? — чуть слышно спросила Маша.
— Если тебя интересует вопрос: найдется ли в моем сердце уголок для еще одной женщины, то я отвечу положительно. Если, конечно, эта женщина — ты! — я выдал эту тираду с пафосом, хотя старался говорить ровно.
Секретарша повернулась ко мне лицом. Ее грудь высоко и часто вздымалась. Видно, она пробежала в своих мыслях солидную дистанцию, пока я говорил.
— Хочешь стать моей постоянной женщиной? — я проникновенно посмотрел ей в глаза, крепко прижимая к груди. — Лично мне этого очень хочется…
— И ты будешь меня любить? — губы Маши касались моего подбородка.
— Буду! Обязательно буду! — пылко заверил я. И это было правдой, чувство уже начинало расцветать в моей душе.
— Ты говоришь серьезно? — взволнованно поинтересовалась секретарша. Ее дыхание было прерывистым и горячим.
— Абсолютно! А вот тебе, девочка, стоит хорошо подумать, так ли уж я тебе нужен, — отеческим тоном посоветовал я. — Дело все-таки не шуточное — связать судьбу с женатым мужиком.
Маша уткнулась головой мне в плечо и тихо произнесла:
— Я очень влюбчива, раньше так часто влюблялась… Но сейчас это чувство просто переполняет меня. Такого никогда не было…
— Ты его надлежащим образом взвесь, это чувство, — я нежно поглаживал волосики у нее на виске. — А пока… Один поцелуй!
Крепко обхватив Машу руками за талию, я впился губами в вырез ее кофточки. Затем, бережно освободив грудь из плена одежд, жадно захватил ртом бледно-розовый сосок. Секретарша с жаром целовала мою голову. Ритм ее дыхания опять нарушился.
Оторвался я с трудом и не сразу. Грудь этой милой женщины оказалась слаще меда. Только усилием воли я заставил себя отпустить ее и отойти назад.
— До свидания, солнышко! — я ласково улыбнулся и, поправив на ее груди кофточку, пошел к выходу.
— До завтра, Ванечка! — в голосе секретарши отчетливо слышались нотки радости. — До свидания, мой любимый!
Борясь с острым желанием вернуться, я вышел на улицу. С неба сыпались редкие пушинки. Воздух казался хмельным, источая слабый аромат анисовой водки.
— Сказано же мудрыми людьми: на работе не воруй и ни с кем не заводи шашни! — с укором сказал я себе, поднимая воротник куртки. — Не придется ли жалеть?
Вечером я решил на пару часов заехать к Насте. От редакции к ней добираться не очень далеко: нужно перейти проспект Ленина и у областной научной библиотеки имени Горького сесть на любой автобус, который идет в Шевченковский район города. Пятая остановка — «улица Иванова». Вот там, в одном из домов и находится гостеприимная квартирка Насти. Дома она появляется или в шестнадцать, или в двадцать часов. Рабочий график такой. Если что, Настеньку можно и подождать, ключи от ее жилища у меня, естественно, есть.
С пакетом провизии и букетом алых роз я заявился к ней как раз вовремя — она только пришла с работы.
Улыбаясь друг другу, мы принялись выкладывать продукты на кухонный стол. Настя — из своей вместительной сумки, я — из своего пакета. Розы она сразу засунула в вазу и отнесла в спальню на тумбочку. Любит заниматься любовью при цветах.
— Ты очень нерачительный, — сделала мне замечание Настя, возвратившись на кухню. — Такие розы зимой стоят целое состояние.
— Но это же для тебя! — парировал я.
— Неужели ты действительно меня любишь? — спросила она, стараясь придать голосу будничность.
— А ты сомневаешься? — ответил я вопросом на вопрос.
Настя вздохнула, посмотрела на меня долгим серьезным взглядом и призналась:
— Боюсь тебя потерять. Кроме тебя, непутевого, у меня ведь никого нет. Матери я не нужна, она равнодушна ко мне с детства. Подруги… Подруги это не то.
Я обнял ее за плечи и прижал к себе. Что-то в тоне Насти меня обеспокоило.
— Не бойся, мы не потеряем друг друга, — эти слова прозвучали твердо, как я и хотел.
Потом мы уселись за стол. Я опустился на стул, Настя — ко мне на колени. Пока она резала ветчину и сыр, я откупорил бутылку и налил себе водки. Время от времени Настя поворачивалась и целовала меня то в нос, то в щеку, то в губы. А я одной рукой обнимал ее талию, другой — талию рюмки.
— Скажи, Ваня, я действительно тебя волную как женщина? — возобновила Настя прежнюю тему разговора.
— Ты желанна, как первый стакан! — пошутил я.
Она шлепнула меня рукой по бедру.
— Я часто тоскую по тебе, — ее голос был исполнен тихой грусти. — И часто задаю себе вопрос: почему мы не вместе?
Я только молча склонил ей голову на плечо. Но мое молчание Настю не устраивало.
— Ответь на мой вопрос.
— Ответить? Помнишь, что я тебе говорил год назад, когда мы начали встречаться?
Настя тяжело вздохнула:
— Помню, конечно. Ты сказал тогда, что полюбил меня. И что ты женат. И что ненавидишь мужиков, бросающих семьи…
— И еще я говорил, что буду относиться к тебе, как к жене. Буду регулярно приходить. Пообещал хоть одну неделю в году проводить вместе с тобой. Иногда ходить по гостям, бывать в театре или в кино. А кроме этого, я сказал…
— Подумай и реши: нужна ли тебе такая жизнь, — быстро прибавила Настя. В ее голосе не чувствовалось ни раздражения, ни сомнения, ни жалости к самой себе, в нем было нечто другое. Что — я не мог понять. — Если не нужна, то я вольна устроить свою судьбу так, как посчитаю целесообразным.
— Ты тогда решила, что мое предложение тебе подходит, — я все пытался уразуметь, зачем она завела этот разговор. Что-то, вероятно, ее мучило, не давало покоя. — Ты теперь пересмотрела свое решение?
