Стивен Джонс - Вампиры
«Мне сорок четыре года, — думал он, — я механик. Теперь я не мальчишка, которого знатная госпожа одарила своей благосклонностью, и у меня нет никаких причин для этой вздорной тревоги».
Выговаривая себе таким образом, он сознательно покривил душой. Его тревожили не только воспоминания о любви Кармиллы. Он думал о микроскопе и мавританском корабле и надеялся, что по поведению госпожи сможет понять, нужно ли ее бояться.
В этот момент открылась дверь и появилась сама леди. Слегка обернувшись, она взмахом руки приказала слуге оставить ее, и тот скрылся, прикрыв за собой дверь. Она была одна, без свиты друзей и фаворитов. Леди Кармилла осторожно пересекла комнату, немного приподняв подол, хотя пол был чисто выметен. Взгляд ее скользил по обстановке, останавливаясь на полках, мензурках, горне, многочисленных инструментах механика. На обычного человека эта лаборатория безбожника нагнала бы страх, но леди была холодна и отлично владела собой. Она остановилась у недавно законченного медного инструмента, мельком оглядела его, подняла голову и посмотрела прямо в лицо механику.
— Вы хорошо выглядите, мастер Кордери, — бесстрастно произнесла Кармилла. — Однако вы бледны. Вам не следует столько времени проводить взаперти — в Нормандию пришло лето.
Эдмунд едва заметно поклонился, но не отвел взгляда. Разумеется, она нисколько не изменилась с того времени, когда они были близки. Ей было шестьсот лет — немногим меньше, чем эрцгерцогу, — и годы не имели власти над ее телом. Леди была намного смуглее Эдмунда, обладала прозрачными темно-карими глазами и черными как смоль волосами. Он не оказывался так близко к ней уже несколько лет, и помимо воли его захлестнула волна воспоминаний. Разумеется, она обо всем забыла: он уже поседел, кожа покрылась морщинами, должно быть, для нее он выглядит совсем чужим. Однако, встретившись с ней взглядом, Эдмунд почувствовал, что она тоже перебирает воспоминания, и воспоминания эти ей приятны.
— Миледи, — начал он, вполне овладев собой, — разрешите мне представить вам моего сына и ученика, Ноэля.
Ноэль поклонился гораздо ниже, чем отец, и зарделся от смущения.
Леди Кармилла снизошла до улыбки.
— Он похож на вас, мастер Кордери, — обронила она пустой комплимент. Затем снова обратила внимание на микроскоп. — Его создатель говорил правду? — поинтересовалась она.
— Совершенную правду, — подтвердил мастер. — Это исключительно хитроумное устройство, и я бы с удовольствием познакомился с его изобретателем. Прекрасная вещь — хотя для того, чтобы воспроизвести ее, потребовалось все искусство, на которое способен мой шлифовальщик. Думаю, что мы можем усовершенствовать этот прибор, приложив еще больше старания и мастерства; перед вами самый простой экземпляр, наша первая попытка.
Леди Кармилла опустилась на скамью, и Эдмунд показал ей, как нужно смотреть в микроскоп, как настраивать линзы и зеркало. Она выказала удивление при виде увеличенного крыла бабочки, и Эдмунд продемонстрировал ей серию заготовленных препаратов, включавших части тела насекомых, срезы стеблей и семян растений.
— Здесь необходим более острый нож и более твердая рука, миледи, — объяснил он. — Прибор выдает мою неловкость.
— Отнюдь, мастер Кордери, — любезно заверила она его. — Все это прекрасно. По нам сказали, что с помощью микроскопа можно увидеть более интересные вещи. Крошечные живые существа, невидимые простым глазом.
Эдмунд с извиняющимся поклоном стал рассказывать о приготовлении препаратов воды. Он изготовил новый, взяв пипеткой каплю грязной речной воды из кувшина и капнув ее на предметное стекло. Затем терпеливо помог леди отыскать на стекле мельчайшие создания, недоступные взгляду человека. Мастер показал госпоже плавающее полужидкое животное и других, более мелких, передвигавшихся при помощи ресничек. Зрелище захватило ее, и некоторое время она не отрывалась от микроскопа, осторожно передвигая стекло накрашенными ногтями.
В конце концов леди Кармилла спросила:
— А вы не смотрели на другие жидкости?
— Какие именно жидкости? — переспросил Кордери, хотя смысл вопроса был ему совершенно ясен и привел его в смятение.
Но она не собиралась смягчать выражения.
— Кровь, мастер Кордери, — очень тихо произнесла она. Их давнее знакомство научило ее уважать его интеллект, и он почти сожалел об этом.
— Кровь очень быстро свертывается, — объяснил Кордери. — Я не смог приготовить достаточно хороший препарат. Это потребует необыкновенного мастерства.
— Несомненно, — согласилась она.
— Ноэль зарисовал многие вещи, которые мы изучали, — сказал Эдмунд. — Не желаете ли взглянуть?
Она не возражала против перемены темы и дала понять, что согласна посмотреть на рисунки. Подойдя к столу Ноэля, она начала перебирать листы, время от времени поднимая взгляд на юношу, чтобы похвалить его работу. Эдмунд стоял рядом, вспоминая, как остро чувствовал он когда-то ее настроения и желания, и изо всех сил стараясь угадать, о чем она сейчас думает. От одного задумчивого взгляда, брошенного Кармиллой на Ноэля, внутри у Эдмунда все сжалось от ужаса, и его тяжкие мысли и страхи мгновенно отступили на задний план, сменившись беспокойством за сына, — а может быть, простой ревностью? И снова он проклял себя за слабость.
— Могу ли я взять это, чтобы показать эрцгерцогу? — спросила леди Кармилла, обращаясь скорее к Ноэлю, чем к его отцу.
Мальчик кивнул, по-прежнему слишком смущенный, чтобы сформулировать подходящий ответ. Она взяла отобранные рисунки и свернула их в трубку, затем поднялась и снова взглянула в лицо Эдмунду.
— Мы очень заинтересованы в этом приборе, — сообщила леди. — Мы тщательно обдумаем вопрос о предоставлении вам новых помощников, которых вы обучите необходимым навыкам. А пока вы можете вернуться к текущей работе. Я пришлю кого-нибудь за инструментом, чтобы эрцгерцог смог рассмотреть его на досуге. Ваш сын превосходно рисует, вы должны его поощрять. Вы с ним можете посетить меня в моих покоях в следующий понедельник в семь часов; вы пообедаете со мной и расскажете мне о своих последних работах.
Эдмунд поклонился в знак согласия, — разумеется, это следовало понимать как приказ, а не как приглашение. Опередив ее, он подошел к дверям, чтобы открыть ей, и, в то время как она проходила мимо, они обменялись быстрым взглядом.
Когда Кармилла ушла, внутри у него словно ослабла какая-то туго натянутая струна, оставив слабость и пустоту. Он чувствовал странное спокойствие и отчужденность при мысли о том, что его жизнь находится в опасности.
Когда погас последний луч заката, Эдмунд зажег свечу на верстаке и уставился на пламя, попивая темное вино из оплетенной бутыли. Он не повернулся, когда в дверях показался Ноэль, но после того, как сын пододвинул к нему свой табурет и уселся рядом, предложил ему бутыль. Ноэль принял ее, но отхлебнул с осторожностью.
— Теперь я достаточно взрослый, чтобы пить? — сухо заметил он.
— Достаточно, — заверил его Эдмунд. — Но остерегайся излишества и никогда не пей в одиночестве. Обычный отцовский совет, как ты понимаешь.
Протянув руку через стол, Ноэль погладил тонкими пальцами цилиндр микроскопа.
— Чего ты боишься? — спросил он. Эдмунд вздохнул:
— Ты уже и для этого достаточно взрослый, я так понимаю?
— Мне кажется, об этом судить тебе.
Бросив взгляд на медный инструмент, Эдмунд начал:
— Подобные вещи лучше держать за семью замками. Какой-то ученый, чтобы доставить удовольствие вампирам, захотел продемонстрировать свои знания и, наверное, горд этим, словно павлин. Болван. Однако теперь все эти развлечения с увеличительными стеклами неизбежно войдут в моду.
— Когда у тебя ухудшится зрение, ты обрадуешься, что на свете существуют очки, — возразил Ноэль. — В любом случае я не вижу в этой новой игрушке никакой опасности.
Эдмунд усмехнулся.
— Новая игрушка, — задумчиво повторил он. — Часы, показывающие время, мельницы, перемалывающие зерно, стекла, помогающие лучше видеть. Их изготавливают люди-ремесленники, чтобы ублажить своих хозяев. Думаю, нам наконец-то удалось доказать вампирам, как мы умны и как многого еще сможем достичь.
— Ты думаешь, вампиры начинают нас бояться? Эдмунд отхлебнул из бутыли и снова передал ее сыну.
— Их власть основана на страхе и суевериях, — негромко произнес он. — Они подвержены лишь слабым приступам болезней, смертельных для нас, и обладают чудесным даром вечной молодости. Но они не бессмертны, и их гораздо меньше, чем людей. Пока их боятся, они в безопасности, но страх этот поддерживается людским невежеством. За показным высокомерием и самоуверенностью вампиров прячется вечная тревога: а что произойдет, если люди когда-нибудь утратят веру в их сверхъестественные способности? Их нелегко убить, но даже смерти они страшатся меньше, чем разоблачения.
