Давид Зурдо - 616 — Ад повсюду
— Давай, Одри, потри его башмак, — дурачился Лео. — И ты, Зак. Будь милостив к нам в эту ночь, о великий Джон Гарвард!
— Заткнись, глупец! — прошипел Зак, плотно стиснув зубы, и оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что Лео никто не слышит.
Они были одни, и все же Зак не отличался беспечностью. Обращаясь к Одри, своей девушке, он небрежно бросил:
— А ты не защищай его, как всегда это делаешь. Он много болтает…
Зак был прав. Она всегда защищала Лео. И он ничего не мог с этим поделать. Одри и Лео познакомились еще подростками, потому что их матери жили по соседству. Они вместе учились в колледже, потом в университете и вместе сели в автобус, который через два года увез их из Хартфорда в Бостон, штат Коннектикут. И все это время они были вместе, пока Лео не познакомил ее с Заком. С ним Одри прожила почти полтора года. Лео и Зак изучали политические науки в кампусе Гарварда, а Одри — медицину в Лонгвуде.
— Слышишь, Лео? Ты болтун.
Ни тени осуждения в ее словах не было. Лео, чья рука лежала на левой ноге Джона Гарварда, пожал плечами, не прекращая улыбаться.
— Вы не знаете, с чем мы играем, — рассерженно фыркнул Зак. — Вы оба молокососы.
— Если ты забыл, я на три месяца старше тебя, — заметил Лео.
— А я на четыре, — добавила Одри.
— Ну и катитесь к черту со своими месяцами!
Они видели, как Зак направился к Институту администрации имени Джона Ф. Кеннеди[6]. У него был отвратительный характер. Эту особенность Одри упорно не замечала, когда они только начали встречаться. Так всегда бывает. Сначала видишь розы и лишь потом замечаешь шипы. У Зака шипы появились месяц назад, может быть, из-за войны. Он пошел в политику не случайно. Как и Лео. Оба были идеалистами, но каждый на свой манер: если Лео видел в политике инструмент, с помощью которого можно изменить мир к лучшему, то Зак считал ее оружием, призванным снести все до основания и построить новый мир. То, что они хотели сделать этой ночью, больше соответствовало взглядам Зака.
Одри выпила первый стакан залпом и не поморщилась. Пить — все равно что кататься на велосипеде: стоит один раз сесть и поехать, и этого из тебя уже не выбьешь. А у нее была хорошая практика еще со студенческих лет. Лишь завалив все экзамены в первом триместре, она всерьез взялась за учебу и поставила на вредных привычках жирный крест. Но теперь они возвращались, как будто никуда и не уходили.
Она наполнила второй стакан и, сама не желая того, продолжила вспоминать.
За день до того, как все произошло, они еще не договорились, что собираются сделать, хотя намерение было ясно всем троим: провести какую-нибудь акцию протеста против недавней «войны в заливе», используя шумиху, которую устроят СМИ из выступления Ицхака Рабина в Гарварде. Но идеи Зака казались Одри и Лео слишком радикальными. Они хотели лишь наводнить кампус листовками. Разбросать их столько, чтобы их просто не успели убрать до прибытия Рабина и, прежде всего, журналистов.
— Я думаю, на них нужно написать что-то вроде «Ни одна война не ведет к миру», — предложил Лео.
— Это слишком банально, — возразила Одри. — И кроме того, не хочешь ли ты сказать, что Вторая мировая война не привела к миру и не освободила нас от Гитлера и его расчудесной компании? Проблема не в войне, а в том, какими методами она ведется. Бомбардировки нашей армии разрушили почти все. В большей части Ирака нет ни воды, ни электричества, ни медицинской помощи. Им нечего есть, а та гуманитарная помощь, которую им присылают, оседает в карманах коррумпированных чиновников и не доходит до иракского народа. Вот о чем нужно говорить!
Зак ответил Одри, видимо, рассчитывая задеть ее:
— Чтобы сказать все это, нам нужны листовки размером со стадион «Ред сокс».
— Ошибаешься! — парировала Одри. — Достаточно написать: «Сегодня в Ираке умрет еще одна тысяча детей».
Молчание, которое последовало за предложением Одри, было многообещающим.
— Мне нравится, — поддержал идею подруги Лео.
— А мне не нравится.
Зак вскочил со стула. В маленькой комнате, где они расположились, почти не осталось свободного места. Поэтому Зак нервно ходил из угла в угол, как лев в тесной клетке. Его голос изменился. Он стал более агрессивным:
— Все это глупости! Нужно сделать что-то действительно стоящее, чтобы они заметили нас! Памфлетов недостаточно!
— Да, мы уже слышали о твоих идеях, — сказала Одри. — Мы весь вечер только и делаем, что слушаем о них. Может, ты предложишь убить Рабина? Этого будет достаточно для тебя?.. Будь реалистом, Зак.
Он снова сел. Казалось, самообладание вернулось к нему так же быстро, как и покинуло… Но его глаза говорили об обратном, и поэтому он смотрел в пол, а не на Одри, когда смог выдавить из себя:
— Ты права. Вы оба правы… Хорошо. Давайте печатать листовки.
За оставшийся вечер и большую часть ночи они напечатали их сотни. К началу следующего дня три больших мусорных мешка были набиты листовками с одной-единственной фразой: «Сегодня в Ираке умрет еще одна тысяча детей». Они решили разбросать их этой же ночью в главном здании университета, в Олд-Ярде, и в здании Института администрации. Таков был план. Они договорились, что поспят, перед тем как отправиться на задание, но отдохнуть не удалось. Они едва держались на ногах, их лица были бледны, а под глазами темнели круги. Зак молча смотрел на друзей и не решался сделать первый шаг. Это сделала Одри.
— Может, пойдем уже? — спросила она.
— Момент, — спохватился Зак, — я схожу в ванную.
Пока они ждали Зака, Одри вспомнила, что забыла захватить шарф. Ночь ожидалась холодная.
— Я сейчас вернусь, — бросила она Лео.
Войдя в их общую комнату, Одри столкнулась с Заком.
— Ты не ходил в ванную?
— Я уже сходил.
Ответ Зака показался Одри слишком сухим, глаза его бегали, но она не придала этому значения. Должно быть, он сильно переживал. Как и она сама. Через несколько минут они спускались гуськом к выходу. Каждый волок на спине набитый битком черный мусорный мешок, так что все трое напоминали злополучных помощников Санта-Клауса. Нервы были на взводе. Жалобные поскрипывания деревянных ступенек заставляли сердце колотиться.
