Энн Райс - Гимн крови
Она кивнула.
— Я определенно иссыхаю, — сказала она. Потом ее глаза расширились. Она успела коснуться языком маленьких клыков.
— О Боже! — прошептала он.
— Он в раю, — мягко сказал я. — Не надо ему тебя слышать.
Квинн дал ей трусики, она натянула их, скрыв маленькие рыжие волоски. Это было в десять раз хуже, чем полная нагота. Она нырнула головой в кружево с нежными тесемками, слишком длинными для нее, потому что она была не так высока, как тетушка Куин, но все равно выглядела прелестно в кружевном белье, гордо обтягивавшем ее грудь и бедра, колыхавшемся ажурным краем над ее лодыжками.
Квинн достал платок и вытер запекшуюся кровь с ее щек.
Он поцеловал ее, она, прильнув к нему, поцеловала его тоже, и вот они уже ласкались, как две грациозные кошки, принявшиеся друг друга вылизывать. Он приподнял ее, продолжая целовать. Они едва ли не мурчали. Ему так хотелось попробовать ее кровь на вкус.
Я присел на стул у рабочего стола Квинна. Я прислушивался к дому. Звон тарелок в раковине, голос Жасмин. Сынди, медсестра, плачет в комнате тетушки Куин, гадая, где же мать Квинна?
На улице нас ожидает Клем рядом с большой машиной, да, правильно, чтобы ей не пришлось долго идти, чтобы не напугалась, чтобы сразу оказалась внутри.
Сквозь туман раздумий я видел, как Мона натянула на себя шелковое платье. Шелковое платье, шитое вручную, украшенное манжетами и тугим кружевным воротником, который Квинн застегнул на ее шее. Подол почти закрывал лодыжки.
Вещица сидела божественно, но скорее как мантия, а не платье. Мона выглядела, как босоногая принцесса.
Ну, да, конечно же, это клише. Ну хорошо, тогда как ласкающая взгляд, благопристойная молодая женщина. К черту.
К этому наряду она надела пару слегка потрепанных белых тапочек, вроде тех, которые можно приобрести в ближайшей аптеке, те самые, которые она, безусловно, износила здесь, и когда она расправила по спине волосы, она была почти готова.
Теперь у нее были волосы вампира, а они не нуждаются в расческе, ни один волосок не соприкасается с соседним, таким же объемным и сияющим, ее открытый лоб восхищал идеальными пропорциями, брови изгибались чудесными дугами, и вот она закрасовалась передо мной.
— Хитро, — сказала она нежно, как будто не хотела быть грубой. — Он знает, что у тебя в кармане камея, и я знаю, потому что читаю его мысли.
— Ах вот, зачем я здесь, оказывается, — произнес я, сдерживая смех. — Я забыл о камее.
Я отдал Камею Квинну, предвидя, что наша тройная телепатия обернется кошмаром.
Да, я хотел, чтобы они могли читать мысли друг друга, так какого дьявола я ревную?
Склонившись над ней, он осторожно прикрепил камею к кружевному воротнику, расположив ее по центру. Выглядело мило, по-старинному.
Потом обеспокоенным шепотом спросил:
— Ты же не сможешь носить туфли тетушки Куин на высоком каблуке? Да?
Она разразилась буйным хохотом. Я присоединился к ней.
До своего последнего дня тетушка Куин ходила в туфлях на высоченных каблуках, с застежками на лодыжках, с открытым верхом, украшенным горным хрусталем и даже, насколько я знаю, настоящими бриллиантами. Именно такие дивные туфли были на ней, когда мы познакомились.
Невыносимая ирония ее смерти состояла в том, что она была в чулках, когда упала с лестницы. Но это было злой проделкой Гоблина, который умышленно испугал ее и даже толкнул.
Таким образом, туфли остались невиновны и в огромных количествах грудились в ее гардеробной, внизу. Но если соотнести образ Моны — ребенка слонявшегося в удобных оксфордах по городу — с каблуками тетушки Куин, то все это действительно было необычайно забавно. Зачем бы Моне ввязываться в это дело? Особенно, если знать, как впечатляют Квинна высокие каблучки, будь они каблучками тетушки Куин или Жасмин…
Мона застряла где-то между вампирским экстазом и чистой любовью, поэтому не сводила взгляда с честного лица Квинна, пытаясь определиться.
— Хорошо, Квинн, я попробую надеть ее туфли, — сказала она. — Если ты хочешь.
Теперь в ней говорила настоящая женщина.
Секунду спустя он уже звонил Жасмин, давая указания: принести наверх красивую сатиновую коробку тетушки Куин, ту самую, большую, белую с надписями и отделкой из страусиновых перьев и пару ее новых туфель с каблуками, да, очень блестящих, и побыстрее.
Для слуха вампира не составило труда услышать ответ:
— О Боже! Вы хотите заставить больную девочку надеть эти вещи? Вы сошли с ума, мой юный господин? Я поднимаюсь наверх! И Сынди, медсестра со мной, она тоже в шоке, как и я! О Боже! Боже мой! Вы не можете продолжать раздевать ее как куклу, Тарквин Блэквуд, вы, спятили! Этот ребенок уже мертв? Вот, что вы пытаетесь сказать мне? Отвечайте же, Таквин Блэквуд, это Жасмин говорит с вами! Вы хотя бы в курсе, что убежала Патси, оставив все лекарства? Нет, я не корю вас, что вам нет дела до Патси, но тут есть люди, кто беспокоится о ней, и Сынди выплакала глаза, переживая за Патси…
— Жасмин, успокойся, — он перешел на самый спокойный и любезный тон. — Патси мертва. Я убил ее позапрошлой ночью. Я свернул ей шею, утопил в болоте и ее съели аллигаторы. Тебе больше не надо беспокоится за Патси. Выброси ее лекарства в мусорный ящик, скажи Сынди, чтобы она отправлялась ужинать. Я сам спущусь за неглиже и туфлями тетушки Куин. Моне намного лучше.
Он опустил трубку и направился к двери.
— Закройте за мной.
Я повиновался.
Мона изучающе уставилась на меня.
— Он говорил правду насчет Патси? Да? — спросила она. — И… Патси же его мама???
Я кивнул, пожал плечами.
— Они ему не поверят, — сказал я. — Довольно остроумная выходка для него. Но он может твердить это до судного дня. Когда ты узнаешь о Патси побольше, ты поймешь.
Она выглядела шокированной, и Кровь это усугубляла.
— Что именно остроумно: то, что он убил Патси, или то, что сказал им об этом?
— Сказать им, я имел в виду, — настоял я. — Почему он ее убил, только Квинн сможет объяснить. Патси ненавидела Квинна, могу подтвердить. И еще она была очень жестокой женщиной. Она умирала от СПИДа. Ей не много оставалось по смертным меркам. Остальное объяснит он сам.
Но Мона была в ужасе. Девственный вампир, готовый лишиться чувств от морального шока.
— За все годы нашего знакомства, он ни разу не упоминал Патси и даже не ответил по е-мэйл на единственный вопрос о своей матери.
Я снова пожал плечами.
— У него есть секреты, как и у тебя. Я знаю имя твоего ребенка. Морриган. А он не знает.
Ее передернуло.
Этажом ниже голоса спорящих становились все громче. Даже Нэш и Томми, набравшиеся после ужина сил, приняли сторону Жасмин, а Большая Рамона провозгласила Квинна некромантом. Сынди, медсестра, всхлипывала.
