Энн Райс - Гимн крови
Она продолжила, ее новая сущность добавляла словам музыкальности:
— Те призраки, которых я видела, принадлежали уже умершим людям, вроде моего отца или матери, которые ожидали меня. Но было еще не время, так говорил отец Кевин. Он очень сильный колдун. Но он не знал, пока не вернулся домой, на Юг. Он пошел в церковь Усыпления св. Марии, когда там было темно, если не считать света свечей. Он лег на могильную плиту, растянувшись во весь рост. Ты знаешь.
(Болезненный отклик. Я знаю).
— Он раскинул руки. Он представлял Христа на кресте, представлял, как целует кровоточащие раны Христа.
— А ты, когда тебе было больно, молилась?
— Не очень, — сказала она. — Это бы выглядело, как если бы молящийся требовал полной определенности. Но последний год я была не готова к определенности.
— Ах да, понимаю, — сказал я. — Продолжай.
— Происходили всякие вещи. Люди хотели, чтобы я умерла. Что-то случилось. Кое-кто… Они хотели, чтобы для меня уже все закончилось.
— Ты хотела через это пройти?
Она ответила не сразу. Потом сказала:
— Я хотела этого избежать. Но когда кое-кто, кое-кто… Мои мысли стали…
— Стали?
— Стали примитивными.
— Нет, нет, не так, — настаивал я.
— Как выйти из комнаты. Как спуститься по лестнице. Как попасть в лимузин, как достать цветы, как добраться до Квинна.
— Я понимаю. Поэтично. Специфично. Но не примитивно.
— Цель, облагороженная поэзией. Может быть, — сказала она. — "И вот пришла она в венке из диких трав". Так я и сделала.
— Так и есть, — согласился я. — Но до того как ты смогла это сделать, ты собиралась сказать что-то. О кое-ком.
Тишина.
— Потом пришла Ровен, — сказала она. Ты не знаешь мою родственницу Ровен.
(Я не знаю?)
Всполох боли в ее сияющих глазах.
— Хорошо, да, пришла Ровен, — сказала она. — У Ровен была сила, чтобы…
— О ком она больше думала, когда хотела тебя убить: о тебе или о себе?
Она улыбнулась.
— Я не знаю. Скорее всего, она и сама не знала.
— Но она поняла, что ты знаешь, зачем она пришла и не применила свою силу.
— Я сказала ей. Я сказала: "Ровен, ты пугаешь меня! Прекрати! Мне страшно! И она расплакалась. Или это была я? Наверное, это я расплакалась. Это был кто-то из нас. Я так испугалась!
— И поэтому ты убежала.
— Да, убежала. Конечно же, убежала.
— "Она меж тем обрывки песен пела".
Она снова улыбнулась. Расскажет ли она о женщине-ребенке? Она лежала очень тихо.
Я чувствовал тревогу Квинна и его любовь к ней. Все это время он не убирал руки с ее плеча.
— Я не умираю, — сказала она удивленно. — Я здесь.
— Нет, не так, — поправил я. — Все кончено.
— Мне нужно вернуться в прошлое и вспомнить, какие у меня были желания.
— Нет. Не нужно. Это смертный разговор. Теперь ты — Мона, рожденная для тьмы.
Я пытался осторожно донести до нее это, наблюдая, как улыбка то появляется на ее губах, то пропадает. Бледные веснушки усеивали ее лицо, мягко сияла безупречная кожа.
— Вот так. Позволь своим глазам насладиться тем, что ты видишь. Больше цветов для тебя, ощущений, о которых ты не могла и мечтать. Темная кровь — чудесный учитель. Ты дрожишь, потому что думаешь, что боль вернется. Но тебе больше не почувствовать той боли даже, если ты захочешь. Перестань дрожать. Я не шучу. Прекрати.
— Что ты хочешь, — спросила она, — чтобы я покорилась тебе или крови?
Я тихонько рассмеялся.
— Почему-то женщины всегда удивляют меня, — сказал я. — Мужчины нет. Думаю, я вообще недооценивал женщин. Это меня расстраивает. Они так милы, будто не из этого мира.
Она откровенно рассмеялась.
— Что ты подразумеваешь под "не из этого мира"?
— Имя вам — Великая тайна, моя сладкая.
— Впечатляюще, — сказала она. — Хорошо. Тогда подумай об Адаме из Библии. Я имею в виду того парня, жалкую тряпку всех времен, который пожаловался Всемогущему богу, Создателю, Яхве, сотворившему звезды: "Она сказала мне съесть яблоко!" Да, я хотела сказать, что этот несчастный сотворенный из грязи мужчина, не более чем бесхребетное, безнадежное ничтожество! Вот, что есть настоящий грех! Вот начало падения!
— Все так, но, когда ты видишь прекрасную женщину, вроде тебя, с твоими зелеными глазами, в такой приятной близости, прелестный голосок произносит умные слова, в то время как на тебе не надето ни нитки, а ты смотришь на меня с таким выражением, будто знаешь все тайны Мироздания, то невольно начинаешь чувствовать себя в шкуре Адама.
Его замешательство было простительным. На лицо смягчающие обстоятельства. Бедняжка мог бы сказать в свое оправдание следующее: "Это абсолютно непостижимое, не от мира сего, странное, сверх всякой меры соблазнительное существо, которое ты сотворил из моего ребра, сказало мне: "Съешь это яблоко!" Что скажешь на это?
Квинн невольно рассмеялся. Он наслаждался обладанием. Как мной, так и ею, лежащей на кровати. Это было так мило — его смех. Я вновь сосредоточился на Моне. Довольно о саде Эдема. (И довольно о том, что недавно произошло у парадного выхода между мной и кем-то, о ком мне не следовало и мечтать).
К дьяволу!
На этой постели было чертовски много цветов! Она терпеливо ждала, обнаженные груди едва не касались меня, рыжие волосы запутались в розах. Она просто смотрела на меня, не сводя зеленых глаз, ее губы — такие соблазнительные, нежные. Сверхъестественное создание. А я знал самых чудесных из них. Что на меня нашло? Лучшее, что мне остается, сделать вид, что не случилось ничего дурного.
Как будто ты не сотворил зло снова! Ты, дьявол!
— Покорись нам обоим: мне и Крови, — сказал я. — Я хочу, чтобы ты и Квинн были безупречны, каким не был я. Я хочу, чтобы вы преодолели начальный этап без ошибок. Слышишь меня? Квинна изувечили дважды, когда подарили ему жизнь. Плохие родители. Я хочу вырвать это из его сердца.
Я почувствовал, как Квинн нежно сжал мою руку. Одобрение, несмотря на то, что я практически лежал на маленьком аппетитном вместилище любви всей его жизни, теперь трансформированном в его бессмертную спутницу.
— Кровь говорила со мной, — сказала она. Она больше не дрожала, слезы высохли, оставив следы на щеках, похожие на полоски пепла. — Она устанавливает связь, эта кровь. Я не понимала этого, пока все не кончилось. Это было так хорошо. А потом пришли мысли. Я знаю, что ты преодолел века. Ты даже практически преодолел самого себя. Ты отправился в пустыню, как Христос. Но ты не погиб, потому что у тебя очень сильная кровь. Ты боишься, что не сможешь умереть. Все, во что ты верил, разрушено. Ты говоришь себе, что для тебя не осталось иллюзий, но это не правда.
