Энн Райс - Гимн крови
И был еще призрак. Призрак Мэйфейров вернулся в свой угол. Он стоял там, и смотрел на меня с такой злобой, которую мне не приходилось наблюдать ни у одного существа, будь то вампир или человек. Я присмотрелся к нему: мужчина, лет шестидесяти, короткие вьющиеся волосы, белые, как снег; глаза серые или черные; безупречные черты лица; величественная осанка. Впрочем, я не знаю, с чего я взял, что ему шестьдесят, разве что в этот период земной жизни он должен был чувствовать себя наиболее представительным, точно мне известно только, что умер он задолго до рождения Моны и мог являться с той наружностью, какую считал подходящей случаю.
Мои мысли нисколько его не задели. В его неподвижности было что-то неизъяснимо угрожающее. Я больше не мог это терпеть.
— Вот и хорошо. Веди себя тихо, — твердо сказал я. Но сам заметил, что голос дрожит. — Какого дьявола ты меня преследуешь?! Ты думаешь, я могу исправить то, что сделано? Я не могу. Никто не может. Ты хотел, чтобы она умерла. Преследуй ее. Не меня.
Никакой реакции.
И никак не выходило свести к банальной случайности или уменьшить впечатление от женщины, которая только что махала мне рукой, перед тем как шагнуть в машину. Соль ее слез все еще оставалась на моих губах. Я хотел их облизать. Так стоит ли пытаться забыть о том, что произошло? Что со мной случилось?
Большая Рамона, которая как раз стояла в коридоре, глядя на меня, вытерла о передник руки и сказала:
— Ну вот, теперь у нас появился еще один сумасшедший, который разговаривает сам с собой. И как раз у стола, перед которым без всякой причины прохаживался прадед Уильям. А был еще дух, которого видели Квинн, Жасмин, да и я тоже.
— Стол? Где? — произнес я, запинаясь. — Кто такой прадед Уильям?
Но я знал ту историю. И я видел стол. И Квинн видел, как призрак снова и снова указывал на стол, и они бесконечно осматривали это место, год за годом, но так ничего и не нашли.
Возьми себя в руки! Ты, идиот!
Наверху Квинн с отчаянной нежностью пытался успокоить Мону.
Томми и Нэш, безупречный как никогда, спустились к ужину и прошествовали мимо, не обратив на меня внимания. Они шли через всю комнату, негромко переговариваясь, их разговор ни на миг не прерывался и объединял их.
Я направился к застекленному стенду рядом с пианино. Таким образом я уходил от призрака, который был далеко справа от меня. Но это не помогло — его глаза последовали за мной. На стенде были разложены камеи тетушки Куин. И он никогда не закрывался. Я приподнял стекло, закрепленное на петлях, так что казалось, будто бы открываешь обложку книги. Вытащил овальную камею с миниатюрным изображением Посейдона и его супруги в колеснице, которую тянули морские кони, бог вел их через волнующиеся волны, вся сценка выполнена безупречно. Забавно. Я опустил камею в карман и направился наверх.
Мону я обнаружил на кровати, душераздирающе всхлипывающую среди цветов. Квинн с отчаяньем смотрел на нее, стоя у кровати, склонялся к ней, пытался ее успокоить. Никогда еще я не видел Квинна таким испуганным. Я сделал быстрый жест, обозначавший, что все идет хорошо.
Призрака в комнате не было. Я не мог ни видеть его, ни чувствовать. Осторожный тип. Итак, он не хотел, чтобы его видела Мона?
Мона была голой. Леди Годива с разметавшимися волосами, прекрасное тело сияет, а она всхлипывает, возлежа на чудесном цветочном ложе. На полу прелестными белоснежными кучками грудится то, что осталось от разорванной одежды тетушки Куин.
На секунду меня объял ужас. Я это заслужил, но не мог предотвратить. Однако я не намерен был делиться своими опасениями с Квинном или Моной, сколько бы времени нам ни было отведено вместе, годы ли или декады. Ужас от того, с чем пришлось и еще придется столкнуться. Как обычно, с моральной точки зрения рассмотрев обстоятельства, я пришел к выводу, что сейчас не время заострять на этом внимание.
Я посмотрел на Квинна, моего братишку, моего ученика.
Он был создан монстрами, которых ненавидел и привык прятать от них слезы.
То, что сделала Мона, было абсолютно предсказуемо. Я лег на кровать рядом с ней, приподнял ладонями ее голову, заглянул в глаза. Она тут же затихла.
— Что за дьявольщина с тобой происходит? — требовательно спросил я.
Пауза, встревожившая меня, как готовая обрушиться лавина.
— Нет, ничего, — ответила она, — если тебе удобно представить это так.
— Ради бога, Лестат, — взмолился Квинн, — Не будь с ней жесток. Ты же наверняка знаешь, через что ей пришлось пройти.
— Я не собираюсь быть жестоким, — заметил я.
(Кто жестокий? Я?)
Я продолжал внимательно смотреть на нее.
— Ты меня боишься? — спросил я.
— Нет, — ответила она, нахмурив брови. Кровавые слезы побежали по ее щекам. — Просто я хорошо понимаю, что должна была умереть.
— Тогда спой реквием, — предложил я. — Погоди, сейчас я подберу слова. "О, этот жар иссушит мозг, а храбрость вся пройдет от слез, а я сама сойду с ума".
Она рассмеялась.
— Так то лучше, детка. Я твой создатель. Прими то, что случилось.
— Я так долго знала, что должна умереть. Господи, когда я думаю об этом, оказывается, что это единственное, что я знала! Я должна была умереть, — ее слова потекли спокойным потоком. — Окружавшие меня люди постепенно привыкли к этому. Иногда они проговаривались. Они говорили: "Из тебя бы вышла настоящая красавица. Мы будем помнить об этом". Умирание стало единственной моей темой. Я научилась обманывать и пыталась придумать, как лучше донести правду до близких. Я считала, что расстрою их. Это тянулось годы.
— Продолжай, — сказал я. Мне нравилась та легкость, с которой она доверялась мне, ее открытость.
— Какое-то время я еще могла наслаждаться музыкой, шоколадом. Ну, ты знаешь, всякими вещичками, вроде сорочек с кружевом. И я могла мечтать о ребенке, моем потерянном ребенке. А потом я уже не могла есть. А музыка только делала меня беспокойной. Я продолжала видеть людей, которых на самом деле не было. Я думала, что, может, у меня никогда и не было этого ребенка. Я так быстро потеряла Морриган. Но я бы тогда не умирала, если бы не родила Морриган. Я видела призраков…
— Дядю Джулиана? — спросил я.
Она поколебалась, потом произнесла:
— Нет, Дядя Джулиан приходил ко мне, но давным-давно и только во сне, когда хотел, чтобы я что-нибудь сделала. Дядя Джулиан пребывает в Свете. Он не возвращается на землю без серьезной причины.
(Осторожная подавленная дрожь)
Она продолжила, ее новая сущность добавляла словам музыкальности:
— Те призраки, которых я видела, принадлежали уже умершим людям, вроде моего отца или матери, которые ожидали меня. Но было еще не время, так говорил отец Кевин. Он очень сильный колдун. Но он не знал, пока не вернулся домой, на Юг. Он пошел в церковь Усыпления св. Марии, когда там было темно, если не считать света свечей. Он лег на могильную плиту, растянувшись во весь рост. Ты знаешь.
