Рик Янси - Ученик монстролога. Проклятье вендиго
Я обогнул нашего застывшего в ужасе проводника и достал, полевую сумку из мягкого полотна. Монстролог расстегнул кожаные застежки, открыл сумку и вынул нужный инструмент, показав его Хоку.
— Или скальпелем, сержант. Уилл Генри, мне нужно больше света — нет, встань с другой стороны и держи фонарь низко. Вот так, хорошо.
— Что вы делаете? — требовательно спросил Хок. Любопытство взяло верх над отвращением, и он подошел ближе.
— Здесь что-то очень необычное… — Рука монстролога исчезла в дыре. Действуя на ощупь и опираясь на свои познания в анатомии, он сделал скальпелем несколько быстрых разрезов и отдал его мне.
— Что? — спросил Хок. — Что там необычного?
— Ах, ты! — крякнул доктор. — Я не могу сделать и то, и другое… Уилл Генри, поставь на минуту фонарь и оттяни вот это. Нет, глубже, тебе надо взяться за ребра. Тяни сильнее, Уилл Генри. Сильнее!
Я почувствовал у себя на щеке дыхание, это был Хок. Он смотрел на меня.
— Незаменимый, — прошептал он. — Теперь я понимаю!
Доктор засунул свои руки между моими и с торжественным видом вынул отрезанное сердце, высоко подняв его в ладонях, словно кровавое жертвоприношение. Я плюхнулся назад, мышцы рук болезненно ныли. Уортроп повернулся к костру, чтобы на орган падал свет. Он нажал на околосердечную сумку, и из разрезанной легочной артерии выдавились тяжелые сгустки артериальной крови. Они упали в костер, шипя, подпрыгивая и испаряясь в жарком пламени.
— Очень интересно… На правом желудочке есть дентикульное повреждение.
— Что? — почти закричал Хок. — Что есть на чем?
— Следы зубов, сержант. Что-то проделало дыру в его груди и откусило кусок сердца.
Ту ночь монстролог провел без сна. Около трех часов ночи он отправил меня спать — «В противном случае утром от тебя не будет никакой пользы, Уилл Генри», — и предложил Хоку тоже отдохнуть. А он возьмет на себя оба дежурства. Наш потрясенный провожатый не был признателен за это предложение.
— А что, если вы заснете? — спросил он. — Если костер погаснет… запах от… Он притянет всех… — Он сжимал винтовку, как ребенок сжимает любимую игрушку. — Не говоря уже о том, что те, кто это сделал, все еще где-то здесь. Может быть, они как раз сейчас за нами наблюдают и ждут, когда мы заснем.
— Уверяю вас, сержант, что я не усну и винтовка будет у меня под рукой. Не надо бояться.
Хока это совсем не убедило. Он не знал доктора так, как я. Когда шла охота, он мог не спать сутками. Теперь глаза Уортропа блестели, от апатии не осталось и следа. Сейчас он был в своей стихии.
— Не надо бояться! Милосердная Мария и Иосиф, вы только послушайте этого человека!
— Да, я прошу вас послушать меня, сержант. Сейчас не время терять голову и поддаваться примитивному инстинкту. Как далеко мы от стоянки чукучанов?
— День… полтора дня пути.
— Хорошо. Мы с вами сходимся в том, что чем быстрее мы доберемся до места назначения, тем лучше. Вы знаете этих людей, сержант. Вы когда-нибудь слышали о чем-нибудь подобном? — Он кивком показал на тело с раскинутыми, словно для объятий, руками — Их культура допускает подобное надругательство, скажем, в шаманских целях?
— Вы спрашиваете, могут ли они содрать с человека кожу и съесть его сердце?
Доктор грустно улыбнулся.
— Согласно некоторым первобытным верованиям, поедая что-то, ты обретаешь дух съеденного.
— Ну, об этом я не знаю, мистер монстролог, но я никогда не слышал, чтобы индейцы кри вытворяли что-нибудь подобное тому, что было сделано с беднягой Ларузом. Они говорят, что иногда могут отрубить голову — отрубить голову, вырезать сердце и сжечь тело, чтобы он не вернулся.
— Чтобы кто не вернулся?
— Аутико — вендиго!
— A-а. Да, конечно. Так вот: кто бы ни закусил сердцем мсье Ларуза, он не был кри — и, если уж на то пошло, не был ни краснокожим, ни какого-либо другого цвета. Дело в том, что радиус укуса слишком велик, и к тому же все ранки сквозные колотые — признак того, что во рту, который его кусал, не хватало резцов.
— Не хватало?..
— Резцов. Вот этих. — Доктор постучал себе по передним зубам испачканным кровью ногтем. — Другими словами, рот, укусивший его, был полон клыков.
Ночь тянулась, и Хок терял силы, пока наконец не свалился с агонизирующим стоном рядом со мной. Уортроп сидел снаружи, следил за своим необычным подопечным и поддерживал огонь в костре. Костер давал если не реальную, то хотя бы иллюзорную защиту от того, что могло таиться вне круга его благословенного света.
Скоро мой сосед по палатке перестал стонать и приятно замурлыкал, возможно, утешая себя на манер того, кто насвистывал бы в могиле, ту песенку следопытов, которую уже пел раньше:
J’ai fait une mâtresse y a pas longtemps.
J’irai la voir dimanche, ah oui, j’irai!
Милашка засела мне в сердце прочно…
В воскресенье ее я навещу, это точно!
Я очнулся от своей беспокойной дремы, когда кто-то потянул меня за сапог. Я вскрикнул и сел.
— Спокойно, Уилл Генри, это всего лишь я, — сказал монстролог. Он улыбался. Его лицо светилось от того же лихорадочного возбуждения, которое я наблюдал сотню раз. Он жестом показал, чтобы я вышел к нему. Мои легкие болели от холодного влажного воздуха, но мое сердце пело при виде искристых лучей золотистого света, пробивающегося через доброжелательно раскинутые ветви деревьев. Костер почти потух, на углях стоял кофейник, и из его носика томно поднимался пар. Доктор мягко похлопал меня по плечу и равнодушно спросил, как мне спалось.
— Очень хорошо, сэр, — сказал я.
— Почему ты врешь, Уилл Генри? Разве ты не слышал, что если человек врет по мелочам, то его никто не пожалеет, когда возникнет что-то серьезное?
— Да, сэр, — сказал я.
— Да, сэр. Снова это «да, сэр». Что я тебе об этом говорил?
— Да… — я запнулся, но отступать было некуда. — … сэр.
— Пойдем, я нашел подходящее место.
Подходящее место для чего? Я последовал за ним на несколько шагов в лес и увидел небольшую канаву, а рядом с ней нашу лопату.
— Закончи и поскорее, Уилл Генри. После этого можешь прервать свой пост. Если сержант Хок прав и не выдает желаемое за действительное, то до заката мы можем дойти до Песчаного озера.
— Мы его похороним?
— Нам было бы трудно нести его, и не годится оставлять его здесь под открытым небом. — Он вздохнул. На холодном воздухе от его дыхания изо рта вырывался пар. — Я надеялся, что при утреннем свете найду еще какие-то зацепки, но без надлежащих инструментов я мало что могу сделать.
