Рик Янси - Ученик монстролога. Проклятье вендиго
Началась возвышенность. Деревья поредели. Мы вышли на поляну, освещенную лунным светом, в центре которой стоял расщепленный ствол молодой тсуги, обломанный на высоте восьми футов, а у его основания валялись остатки ее сломанных ветвей. Казалось, какой-то великан протянул руку с усыпанных звездами небес и переломил ее как зубочистку.
В нескольких футах от дерева стоял монстролог с чуть склоненной набок головой и скрещенными на груди руками, как знаток в художественной галерее, оценивающий особо интересное произведение.
На расщепленный ствол был насажен человек, кол выходил у него чуть ниже грудины, тело было на уровне глаз Уортропа — руки и ноги вытянуты в стороны, голова откинута, рот открыт, в нем и в пустых глазницах лежат бездонные тени.
Тело было обнаженным. На нем не было ни одежды, ни, если не считать лица, кожи; с тела содрали и то, и другое. Сухожилия и мышцы влажно поблескивали в серебристом свете.
Холодные звезды вращались с древней размеренностью, исполняя августовский марш вечной симфонии.
Они старые, звезды, и они многое помнят.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
«Не надо бояться»
— Матерь божья, — прошептал сержант. Он перекрестился. Он смотрел на зловещую пустоту глазниц, на застывший в беззвучном крике рот.
— Вы знаете, кто это? — спросил монстролог и сам ответил на свой вопрос: — Это Пьер Ларуз.
Хок облизнул губы, кивнул, отвернулся от насаженного на ствол трупа и окинул поляну быстрым испуганным взглядом, его палец подрагивал на спусковом крючке винтовки. Он что-то невнятно бормотал.
— Уилл Генри, — сказал доктор, — беги в лагерь и принеси топор.
— Топор? — повторил Хок.
— Мы не можем его здесь оставить как свинью на вертеле, — ответил Уортроп. — Пошевеливайся, Уилл Генри.
Вернувшись, я застал доктора все в том же состоянии спокойного созерцания, он задумчиво поглаживал заросший щетиной подбородок, тогда как Хок, треща сучьями, обшаривал лес на дальнем краю поляны, и его фонарь метался между деревьями, как огромный светлячок. Я вручил топор Уортропу, и он осторожно подошел к жертве, словно не желая потревожить заслуженный отдых усталого путешественника. В этот момент к нам присоединился запыхавшийся и раскрасневшийся Хок с приставшими к волосам ветками и сухими листьями.
— Ничего, — сказал он. — Ничего не вижу в этой окаянной темноте. Придется ждать дня… Но что вы делаете?
— Я снимаю жертву с дерева, — ответил доктор.
Он вонзил острое лезвие в торс. Ошметки мышц отлетели на щеку Хока. Бедняга, непривычный к методам монстролога, испустил испуганный крик и смахнул с лица кусок мяса.
— Рубите дерево, черт возьми, не его! — закричал он. — Что с вами творится, Уортроп?
Доктор хрюкнул, отступил, замахнулся и снова ударил. Во второй раз лезвие дошло да самого дерева, тело съехало на дюйм или два, а потом с душераздирающей и нелепой медлительностью освободилось и соскользнуло, упав лицом вниз у основания ствола. Омерзительный стук от его удара о землю получился на холодном воздухе очень громким. Хотя тело упало совсем не рядом с ним, Хок отпрянул.
— Иди сюда, Уилл Генри, — сурово сказал доктор, отдавая мне топор.
Я подступил к телу, низко держа фонарь. Уортроп опустился на колени и хладнокровно отметил: «Кожный покров содран также с ягодиц», — как будто мы находились не в дикой глуши, а в недрах его лаборатории на Харрингтон Лейн.
— Пожалуйста, посвети ближе, Уилл Генри. Есть разрывы в подкожных тканях. Никаких зазубренностей. Что бы они ни использовали, оно было очень острым, хотя в некоторых местах есть следы раздирания. — Он нажал кончиками пальцев на широчайшую мышцу спины. Появилась вязкая жижа, кровь была скорее черной, чем алой. — Уилл Генри, постарайся не дергать фонарь. Ты все затеняешь.
Он встал на четвереньки, так что его глаза оказались в каком-то дюйме от трупа, и начал водить головой взад-вперед и в стороны, всматриваясь, тыкая, ковыряя, а потом обнюхивая, при этом кончик его носа практически касался гниющей плоти.
Это было уже слишком для Хока, который испустил тираду ругательств и начал яростно описывать позади нас все более широкие круги. За какие-то минуты они поменялись ролями. Из буколических детских воспоминаний Хока мы перебрались в царство крови и теней — на территорию монстрологии.
— Что за кровавую чертовщину вы устроили, Уортроп? — Его панический крик эхом разнесся в равнодушном воздухе. — Нам нельзя здесь оставаться. Мы не знаем, что… — Он не закончил мысль. Голос выдавал, как он близок к срыву. Мир как будто утратил для него привычный облик, он оказался одинок в чуждом окружении. — Отнесем его на стоянку, и там вы можете его обнюхивать, сколько душе угодно!
Доктор согласился с этим мудрым предложением. Я шел впереди, а следом доктор и Хок несли нашу ужасную находку. За наше отсутствие костер выгорел, и от него остались только покрытые пеплом угли. Я взял топор и нарубил дров. Хок не удовлетворился моей работой; он добавил еще две охапки топлива, и скоро пламя вздымалось на четыре фута.
— Вы были совершенно правы, сержант, — сказал Уортроп, встав на колени перед трупом, как кающийся перед своим святым. — Так гораздо лучше. — Он бережно взял в руки голову трупа и подтянул подбородок. Пустые глазницы уставились на верхушки деревьев. — Теперь присмотритесь. Вы вполне уверены, что это Ларуз?
— Да, это он. Это Ларуз. — Хок запустил руку в рюкзак, достал серебристую фляжку, трясущимися пальцами отвинтил крышку, сделал несколько глотков и судорожно задрожал. — Я узнаю его рыжие волосы.
— Хмм. Они в самом деле рыжие. Любопытно, что лицо не тронуто, если не считать глаз.
— Почему ему вырезали глаза?
— Я не уверен, что их вырезали. — Доктор придвинулся лицом к глазницам. — Думаю, это сделали падальщики, но при этом свете я не различаю следов. Надо дождаться утра.
— Ладно, но как насчет кожи? Никакое животное не сдирает одну лишь кожу, оставляя все остальное. И куда, черт возьми, девалась его одежда?
— Нет, его ободрало не животное, — сказал доктор. — Во всяком случае, не из четвероногих. Кожа была срезана и срезана чем-то очень острым, охотничьим ножом или… — Он замолчал, склонившись над большой, зиявшей посередине груди дырой — единственной видимой раной, кроме того места пониже, где мужчина был проткнут стволом, а потом разрублен, чтобы его с этого ствола снять. Монстролог посмеялся себе под нос и с сожалением покачал головой: — Ах, я бы отдал царство за нормальное освещение! Мы могли бы и подождать, но… Уилл Генри, принеси мою сумку с инструментами.
