Стивен Кинг - Бессонница
— Ладно… Поехали.
Щелк!
3
Красноватые пятна следов вели их через грязную площадку на шоссе, находившуюся примерно на середине пути к окружной ярмарке, потом к беговой дорожке, где любители бегали с мая по сентябрь. Лоис на мгновение остановилась перед доходящим ей до груди забором, огляделась, желая убедиться, что вокруг никого нет, а потом подтянулась. Сначала она двигалась с легкостью девушки, но, перекинув одну ногу и оседлав забор, остановилась. На ее лице появилось выражение легкого удивления и досады.
[Лоис? С тобой все в порядке?]
[Да, все нормально. Только белье старое, залатанное! Наверное, я сбросила вес, потому что оно не на месте! А, чтоб ему!]
Ральф понял, что ему видна не только кружевная кайма нижней юбки Лоис, но еще три или четыре дюйма розового нейлона. Он подавил ухмылку, глядя, как она сидит верхом на широкой верхней планке забора, ругая одежду. Ему захотелось сказать ей, что она выглядит милее котенка, но он решил, что это могло показаться не вполне уместным сейчас.
[Отвернись, пока я поправлю эту чертову нижнюю юбку, Ральф. И убери эту дурацкую усмешку.]
Он повернулся к ней спиной и взглянул на Общественный центр. Если у него и была дурацкая усмешка на губах (ему казалось, Лоис увидала ее в его ауре), вид этого темного, медленно кружащегося «мешка смерти» быстро слизнул ее.
[Лоис, может, тебе будет удобнее, если ты просто снимешь ее?]
[Ты уж прости меня, грешную, Ральф Робертс, но я не так воспитана, чтобы стаскивать нижнее белье и оставлять его валяться на беговых дорожках, и если ты когда-нибудь был знаком с девчонкой, которая выкидывала такие штучки, я надеюсь, это было до того, как ты встретил Кэролайн. Мне бы только найти…]
У Ральфа в голове возник неясный образ сверкнувшей сталью английской булавки.
[Вряд ли у тебя найдется такая, а, Ральф?]
Он отрицательно качнул головой и послал в ответ свой образ: быстро сыплющийся песок в песочных часах.
[Хорошо-хорошо, я поняла. Думаю, я закрепила ее и она еще немного продержится. Теперь можешь повернуться.]
Он повернулся. Она легко и уверенно спускалась с другой стороны дощатого забора, но ее аура заметно побледнела и Ральфу снова стали видны темные круги под ее глазами. Однако бунт нижнего белья был подавлен, во всяком случае, на данный момент.
Ральф подтянулся, перекинул ногу через забор и очутился на другой стороне. Ему понравилось ощущение — казалось, оно разбудило какие-то давние воспоминания в костях.
[Нам скоро нужно будет снова подзарядиться энергией, Лоис.]
Лоис, устало кивая: [Я знаю. Ну, пошли.]
4
Они двинулись по следу через беговую дорожку, перелезли через еще один забор с другой ее стороны, потом спустились по заросшему кустарником холму к Нейболт-стрит. Ральф видел, как Лоис сердито придерживала нижнюю юбку через верхнюю, когда они спускались с холма, снова хотел спросить, не лучше ли будет просто выкинуть ее, но опять решил не лезть не в свое дело. Если юбка станет причинять ей серьезные неудобства, она выбросит ее без всяких его дальнейших советов.
Самая большая тревога Ральфа — что след Атропоса просто исчезнет на их глазах — поначалу оказалась беспочвенной. Тусклые розовые пятна вели прямо по щербатой, усеянной рытвинами поверхности Нейболт-стрит, между некрашеными домиками, которые нужно было бы снести много лет назад. Рваное белье колыхалось на провисших веревках; грязные детишки с сопливыми носами глазели на них из пыльных палисадников. Красивый лохматый мальчишка лет трех окинул Ральфа и Лоис подозрительным взглядом со ступеньки своего крыльца, потом одной рукой ухватился за мошонку, а другой показал им нос.
Нейболт-стрит упиралась в старый железнодорожный путь, и здесь Ральф и Лоис на мгновение потеряли след. Они стояли у перегораживающих старый прямоугольный ход в подвал козел для пилки дров — все, что осталось от старой пассажирской станции, — и разглядывали большой полукруг пустынной земли. Рыжие от ржавчины рельсы мерцали из зарослей подсолнечников и колючих сорняков; осколки от сотен разбитых бутылок сверкали на полуденном солнце. На выщербленном боку старого кожуха от дизеля ярко-розовой краской из баллончика были выведены слова: СЮЗИ, ОТСОСИ МОЙ БОЛЬШОЙ И ТОЛСТЫЙ. Этот чувственный призыв был обрамлен рамкой из пляшущих свастик.
Ральф: [Куда он, черт возьми, подевался?]
[Вон туда, Ральф, — видишь?]
Она указывала на то, что было основной веткой до 1963-го, единственной — до 1983-го, а теперь — просто колеей ржавых, заросших травой стальных рельсов, ведущих в никуда. Даже большая часть шпал исчезла, сожженная на вечерних кострах местными алкашами или бродягами, проходящими здесь по пути к картофельным полям округа Арустук, яблочным садам или рыболовным шхунам. На одной из оставшихся шпал Ральф увидел брызги розовой слизи. Они выглядели более свежими, чем те, по следу которых они шли по Нейболт-стрит.
Он уставился на полузаросшую травой железнодорожную ветку, пытаясь вспомнить. Если память не изменяла ему, эта ветка окружала муниципальное поле для гольфа на обратном пути к… Ну, на обратном пути к западной стороне. Ральф подумал, что, должно быть, это та самая заброшенная ветка, которая проходит вдоль края аэропорта и мимо зоны отдыха, где Фэй Чапин мог сейчас высиживать яйца перед грядущим шахматным турниром.
Все это одна большая петля, подумал он. Черт возьми, она отняла у нас прорву времени, но, кажется, в конце мы очутимся прямо там, откуда начали… Не в раю, а на Харрис-авеню.
— Здорово, ребята! Как делишки?
Ральфу почудилось, он узнал этот голос, и чувство усилилось при первом взгляде на человека, от которого он исходил. Тот стоял на месте, где заканчивался тротуар Нейболт-стрит. Он выглядел лет на пятьдесят или около того, но Ральфу подумалось, что на самом деле он лет на пять — десять моложе. На нем были футболка и старые рваные джинсы. Окружавшая его аура была зеленая, как стакан пива «День святого Патрика», и именно этот цвет включил рычажок в мозгу Ральфа. Это был тот самый пьяница, который подходил к ним с Биллом в тот день, когда он отыскал Билла в Страуфорд-парке оплакивающим своего старого приятеля Боба Полхерста… А тот, как обернулось, пережил его самого. Порой жизнь бывает непредсказуемой.
Странное чувство неизбежности охватило Ральфа, а вместе с ним — интуитивное понимание тех сил, которые теперь окружали их. Без последнего он вполне бы мог обойтись. Вряд ли имело значение, добрые эти силы или злые, Цель или Случай; они были гигантскими — вот что главное, и они заставляли все то, что говорили Клото и Лахесис о выборе и свободе воли, казаться забавной шуткой. Он чувствовал себя так, словно они с Лоис были привязаны к спицам гигантского колеса — колеса, продолжавшего откатывать их обратно к тому месту, откуда они пришли, хотя и затягивая их все глубже и глубже в этот кошмарный туннель.
