Сьюзан Хаббард - Иная
— В «Тяжелых временах» Луиза смотрит в огонь и думает о своем будущем, — говорил он как-то вечером. — Она воображает, будто его, как нить, прядет «величайший и древнейший мастер — Седое время»,[8] но признает, что его прялка в тайном месте, работа ее не слышна, движения рук беззвучны. Откуда она знает Седое время? Откуда мы все знаем время, кроме как через наше представление о нем?
Казалось, он строит одну развернутую метафору, основываясь на другой.
«Как же это называется? — гадала я. — Может, метаметафора?»
У меня от них порой болела голова. Тем не менее я была настойчивой ученицей. Выяснить хоть что-нибудь о родителях и их прошлом казалось мне куда важнее Дальтона и Диккенса. Поэтому я состряпала план.
В среду вечером, когда по расписанию Деннис должен был провести со мной урок зоологии, посвященный эукариотическим клеткам и ДНК, я заявила, что хочу обсудить смежную тему: гематофагию.
— Да ну? — Деннис вопросительно уставился на меня.
— Ага, — ответила я словечком, которое никогда бы не употребила в присутствии отца. У Денниса была куда более свободная манера преподавания.
— Я прочитала об этом в библиотеке, — сказала я. — Знаешь, про животных, которые пьют кровь: червей, летучих мышей, пиявок.
Деннис открыл рот, чтобы перебить меня, но я гнула свое:
— В энциклопедии говорится, что гематофагия бывает двух типов: необходимая и факультативная. Некоторые животные питаются только кровью, тогда как другие дополняют кровь другими жидкостями. Я хочу понять…
Здесь я споткнулась, не зная, как закончить мысль. «Я хочу понять, к какому типу относится папа, — подумала я. — Я хочу знать, является ли гематофагия наследственной».
Деннис поднял правую ладонь — этот жест он использовал как сигнал остановки, когда учил меня кататься на велосипеде.
— Обсуждение этой темы тебе лучше начать с отцом, — сказал он. — Твой папа работал с пиявками и прочими. В этой области он специалист.
От расстройства я запустила пальцы в волосы — и увидела, как пристально наблюдает за мной Деннис. Он понял, что я заметила это, и покраснел.
— Ари, что ты тут натворила, пока меня не было? — спросил он.
— Первый раз поцеловалась. — Слова вылетели неожиданно.
Деннис попытался улыбнуться. Смотреть на это было неловко. Ему явно было не по себе, но он хотел скрыть свои чувства.
— Я понимаю, что ты растешь и у тебя возникают вопросы, — произнес он, совсем как папа.
— Не говори со мной свысока, — сказала я. — Ты мой друг… по крайней мере, я всегда так думала.
Он снова покраснел.
— Я твой верный конопатый друг.
Но в его голосе чувствовалась неуверенность.
— Пожалуйста, — взмолилась я, — скажи мне что-нибудь. Скажи что-нибудь определенное.
Лицо его обрело обычное добродушное выражение.
— Давай я расскажу тебе о «Серадроне», о наших исследованиях.
Он говорил о растущей потребности в искусственной крови, при том что все меньшее число людей готовы стать донорами. Хотя фирма «Серадрон» производила кровяные компоненты, до сих пор ни им, ни кому-либо еще не удалось создать клинически эффективный заменитель крови.
— Нам казалось, мы на пороге прорыва, — сказал он. — К сожалению, наши исследования в Японии показали, что потенциал удержания эндотелия в сетчатке невелик.
— Не догоняю, — прервала я Денниса, вскинув ладонь.
Он извинился. Мне достаточно знать, что ожидания от применения перфлюороуглеродов оправдались в весьма ограниченных размерах, сказал он.
— А теперь вернемся к рассмотрению переносчиков кислорода на базе гемоглобина, кстати, до сих пор ни один из них не смог заменить натуральную кровь, они только дополняют ее.
Я больше не хотела задавать вопросы. Он сказал мне больше, чем мог предположить.
Он снова пристально на меня посмотрел.
— Давай-ка на завтра назначим тебе обследование. Что-то ты бледненькая.
Назавтра Деннис взял у меня кровь на анализ и провел несколько тестов. Спустя некоторое время он вынырнул из подвала с большой коричневой бутылкой в одной руке и пакетом из фольги и иглой для подкожных инъекций в другой. Он сказал, что тест на волчанку не дал убедительных результатов. Но у меня малокровие, и мне надо принимать по столовой ложке тоника дважды в день.
Получив из его рук бутылку, я отвинтила крышку и понюхала.
— Запивай большим стаканом воды, — посоветовал Деннис.
Затем открыл пакет, вынул тампон, протер мне кожу и вколол лекарство. Я спросила, что в нем содержалось, он ответил, что это гормон, эритропоэтин, который повысит количество эритроцитов у меня в крови. После инъекции я почувствовала прилив энергии.
Позже я припомнила, что сказал Деннис: «…тест на волчанку не дал убедительных результатов». Но разве папа не говорил миссис Макги, что анализ крови на волчанку не делают?
На следующее утро у меня приключились неприятности в библиотеке.
Выдалось редкое октябрьское утро без дождя. Я укатила на велосипеде в центр посидеть за компьютером. Зачем приставать к отцу с вопросами? Он просто сменит тему, и все.
Всего минута ушла у меня на то, чтобы найти ссылку на «человеческую гематофагию» и выяснить, что многие люди пьют кровь. Африканское племя масаи, например, выживает не в последнюю очередь за счет коровьей крови, смешанной с молоком. Индейцы мочика[9] и скифы предавались ритуальному питью крови. А историй о человеческом вампиризме было несть числа, хотя их достоверность являлась предметом яростных дебатов в сети.
Следующая ссылка вывела меня на группу сайтов о «настоящих вампирах». Эти страницы содержали описание некоторых отличий сказочных и литературных вампиров от существующих в реальности. Сайты расходились во мнениях относительно того, зависят ли вампиры от потребления крови или могут «развиваться», способны ли они вынашивать детей, и если да, то станут ли дети вампирами. Короче говоря, никакой определенной информации там не было.
В статье, подписанной некой Инанной Артен, говорилось: «Более того, эта статья не имеет целью ввести вас в заблуждение. Настоящие вампиры, даже развитые, иногда пьют кровь, чтобы получить энергию. Тому, кто понимает, сколь многими способами жизнь "уступает место", питая другую жизнь, это покажется не более противоестественным, чем поедание живых овощей или животных для пропитания».
Я размышляла над этим, когда вдруг почувствовала руку у себя на плече.
— Почему ты не в школе? — спросила библиотекарь.
