Йон Линдквист - Впусти меня
К половине двенадцатого листовки были готовы, и он отправился в путь. Просто взять и выкинуть их на помойку было нельзя – иногда из компании звонили и устраивали проверки. Ему это объяснили еще полтора года назад, когда он попросился к ним на работу. Может, насчет проверок они и наврали, но Оскар предпочитал не рисковать. К тому же он не имел ничего против самой работы. По крайней мере, первые два часа.
Он мог, к примеру, притворяться тайным агентом, выполняющим секретное задание – распространить пропаганду, направленную против врага, захватившего страну. Он крался от двери к двери, остерегаясь вражеских солдат, которым ничего не стоило замаскироваться под безобидных старушек с собаками.
Иногда он представлял каждый дом голодным чудовищем, драконом о шести ртах, питающимся лишь плотью девственниц в виде рекламных листовок, которые он ему скармливал. Пачки визжали в его руках, когда он запихивал их в драконью пасть.
Последние же два часа – вот как сегодня, где-то на второй партии – он впадал в некое оцепенение. Ноги шли сами собой, а руки механически выполняли свою работу.
Ставим пакет, шесть пачек под мышку, открываем дверь, первая квартира, левой рукой открываем ящик, правой берем листовку, бросаем в почтовую щель. Вторая квартира... Ну и так далее.
Дойдя наконец до квартиры девочки, он остановился у двери и прислушался. Изнутри доносились приглушенные звуки радио. Других звуков не было. Он сунул листовку в почтовую щель квартиры, подождал. Никто не подошел.
Закончив, как всегда, своей квартирой, он бросил листовку в ящик, открыл дверь, поднял листовку с пола и выкинул в мусорку.
На сегодня все. Он стал на шестьдесят семь крон богаче.
Мама уехала в Веллингбю за продуктами. Дом был в его распоряжении. Придумать бы еще, что с этим делать.
Оскар заглянул в ящик кухонного стола. Столовые приборы, венчики, термометр для духовки. В другом ящике – ручки, бумага и пачка карточек с рецептами, на которые мама было подписалась, но потом отказалась, потому что все они включали в себя слишком дорогие ингредиенты.
Он перешел в гостиную, открыл шкаф.
Мамино вязание – то ли спицами, то ли крючком. Папка со счетами и квитанциями. Фотоальбом, пересмотренный уже раз сто. Старые журналы с нерешенными кроссвордами. Пара очков в очечнике. Пяльцы для вышивания. Деревянная коробка с их паспортами и личными жетонами (Оскар долго уговаривал маму разрешить ему носить свой жетон на тесемке вокруг шеи, но она сказала, что это на случай войны), фотокарточка и кольцо.
Он перерыл все ящики и шкафы, разыскивая сам не зная что. Секрет. Что-нибудь такое, что все изменит. Вот бы ни с того ни с сего обнаружить в шкафу кусок гниющего мяса. Или надутый шарик. Да что угодно. Любой странный предмет.
Он вытащил фотокарточку и начал разглядывать.
Это была фотография с его крестин. Мама стояла, прижимая его к груди, и смотрела прямо в камеру. Тогда она еще была стройной. Оскар был завернут в крестильную рубашку с длинными голубыми лентами. Рядом с мамой стоял папа, заметно неловко чувствовавший себя в костюме. Он явно не знал, куда девать руки, поэтому скованно вытянул их по швам, будто по стойке смирно. Он глядел на младенца. Над всеми тремя светило солнце.
Оскар поднес карточку к глазам, изучая папино лицо. На нем читалась гордость. Гордость и... растерянность. Он выглядел человеком, который рад появлению ребенка, но понятия не имеет, как себя вести. Что делать. Такое ощущение, что он видел младенца впервые, хотя Оскара крестили через полгода после рождения.
Мама же, наоборот, держала Оскара уверенно и непринужденно. Она смотрела в камеру не столько с гордостью, сколько с подозрением. В ее взгляде было написано – не подходи. Укушу за нос.
Папа стоял чуть подавшись вперед, словно хотел подойти поближе, но не решался. Это была не семья. На снимке были изображены мальчик и его мама. А рядом мужчина, по-видимому папа. Судя по выражению лица.
Но Оскар любил своего папу, да и мама тоже. По-своему. Несмотря на все его странности. Но что вышло, то вышло.
Оскар вытащил кольцо и прочитал гравировку на внутренней стороне: Эрик 22/4/1967. Родители развелись, когда ему было два года. Никто из них так и не нашел себе кого-нибудь другого. «Не сложилось». Оба использовали одно и то же выражение.
Он вернул кольцо на место, закрыл коробку и положил ее в шкаф. Неужели мама его еще разглядывает? Зачем она его сохранила? Хотя все-таки золото. Граммов десять как минимум. Крон четыреста, не меньше.
Оскар снова оделся и вышел во двор. На улице быстро смеркалось, хотя было всего четыре часа. О том, чтобы идти в лес, не могло быть и речи.
Навстречу шел Томми. Заметив Оскара, он остановился.
– Здоров!
– Привет.
– Че делаешь?
– Да вот разнес рекламу, а теперь... не знаю.
– И что, приличный заработок?
– Ну, так. Крон семьдесят-восемьдесят. За раз.
Томми кивнул.
– Хочешь купить плеер?
– Не знаю. А что за плеер?
– «Сони Уокмэн». Пятьдесят крон.
– Новый?
– Ага. В упаковке. С наушниками. Пятьдесят крон.
– У меня денег нет.
– Ты же только что сказал, что заработал семьдесят-восемьдесят крон?
– Ну да, но нам зарплату только раз в месяц выдают. Через неделю будут.
– Ладно. Короче, давай так: я тебе его сейчас отдам, а ты мне потом деньги вернешь, идет?
– Ага.
– Ладно, тогда подожди меня там, я сейчас. – Томми мотнул головой в сторону детской площадки.
Оскар послушно двинулся туда и сел на скамейку. Потом встал и подошел к горке, огляделся по сторонам. Девочки не было видно. Он поспешно вернулся к скамейке и сел, будто сделал что-то запретное.
Вскоре появился Томми и протянул ему упаковку:
– Пятьдесят крон через неделю, о'кей?
– Угу.
– Ты что вообще слушаешь?
– Kiss.
– И какие у тебя альбомы?
– «Alive».
– А «Destroyer» у тебя нет? Хочешь, возьми у меня, перепиши.
– Ага, спасибо!
У Оскара был двойной альбом «Alive», купленный несколько месяцев назад, который он так и не успел послушать. Только разглядывал фотографии на конверте. Музыканты выглядели, конечно, круто с этими своими размалеванными лицами. Прямо ожившие персонажи из ужастиков. Песня «Beth» в исполнении Питера Крисса ему еще нравилась, а остальные казались какими-то слишком... там и мелодии-то толком не было. Может, «Destroyer» окажется лучше.
Томми встал, собираясь уходить. Оскар прижал коробку с плеером к груди.
– Томми?
– Что?
– Тот парень... Ну, которого убили. Ты не знаешь, как его убили?
