Ли Майерс - BRONZA
Виктор взял со стола морковку, хрустя овощем, повертел головой, спросил:
– А где Инна?
Мать легонько шлепнула его по руке.
– Хватит таскать у меня морковь! Иди, Инна в беседке, пишет что-то на своем ноутбуке. Так увлеченно, к столу не дозовешься! – заметила она с еле заметной укоризной в голосе.
Старшие Лабушевы приняли Инну как свою. Правда, Анна Дмитриевна пару дней ревниво покуксилась, присматриваясь к ней. «Не из тех, на кого все заглядываются, исхудавшая после болезни, в чем только душа держится, к тому же старше сына, да еще с ребенком…» – думала она. Но пообщавшись с Инной, понаблюдав за молодыми, поняла, что сын встретил ту, единственную женщину, и успокоилась. В семье Лабушевых мужчины были однолюбами.
Стащив у матери еще одну морковку, Виктор вышел на крыльцо. На ходу надевая куртку, спустился по высоким ступенькам, завернул за дом. Среди берез виднелась круглая ротонда. Такими беседками обычно украшались парки в дворянских усадьбах. Три небольших кушетки, круглый стол в центре – в беседке любили собираться хозяева и гости, устраивая здесь вечерние посиделки.
Инна сидела на кушетке, закутанная в плед. Руки в вязаных перчатках без пальчиков лежали на клавиатуре. На голове наушники и блуждающий где-то далеко взгляд. «Боги… любовь жестока не только к людям…» – размышляла она. Последняя глава «Книги 12-ти Лун» давалась ей с трудом. Весь трагизм безнадежной, отвергнутой любви не предполагал хеппи-энда. Может, поэтому, теряя связь, иероглифы превращались в простые, не несущие никакой смысловой нагрузки, рисунки.
Когда-то в ее прошлом тоже был человек, похожий на солнце. Божество, которое в один прекрасный момент вдруг превратилось в омерзительно-отталкивающее, гнусное существо. Воспоминание о нем уже не причиняло ей той жгучей боли, но как же хотелось вытравить из сознания саму память об этом человеке. Стереть навсегда. Но это было невозможно. Аришка взрослела и все больше становилась похожей лицом на своего отца. Вздохнув, Инна вернулась к переводу. Нужно было заставить себя работать.
«…они явились без приглашения, гостями незваными. Полутенями. Полуобразами. Разрушая его мир и создавая свой, каждый расположился там, где захотел. Вся семья оказалась в сборе. Явилась даже Она…
Сэйрю обвел надменным взглядом собравшихся вместе братьев и сестер. Его губ коснулся холодок презрительной усмешки. Боги… трусливые твари… Пришли казнить… не миловать!
Вперед выступил Бьякко. Янтарные глаза Хранителя Мудрости, сузив зрачки, смотрели на Сэйрю более чем сурово.
– Ты слышишь? – спросил он. – Близнецы читают Заклятие Двенадцати Лун. Они призывают смерть для нас – Вечных!
– Да, Сэйрю! – вспыхнуло пламенем золотое оперение Сузаку – Хранителя Времени. Гнев Священной Птицы взмахом огненных крыльев опалил нефритовую чешую Дракона. – Твоя безнадежная любовь – она как флейта без голоса! Сломай ее и выброси! Имару не любит тебя!
– Определенно не любит! Если сейчас Близнецы отдают свои жизни за твою смерть! – с радуги, на которой раскачивалась эта мохнатая обезьяна, спрыгнул озорник Санно [4] . – Слышишь… – он смешно оттопырил уши, – они говорят: сдохни, Сэйрю!
Оглядев собравшихся в круг Священных Зверей блестящими черными глазами, спросил лукаво:
– А что это у вас у всех такие постные лица, любезные мои братья и сестры? Смерти испугались? – разглаживая коричневый плюшевый мех на необъятной груди, хохотнул: – Если никто не возражает, то у меня есть предложение! Давайте отрубим Дракону хвост, вырвем клыки, пообломаем рога и запрем в теле слепой жрицы! Наградим даром оракула! – он снова ехидно хохотнул каким-то своим мыслям. – А я подарю телу смертной аромат, сводящий мужчин с ума! И наш неприступный Сэйрю на собственной шкуре, то бишь чешуе… познает насилие любви!
От его слов на лицах многих из богов появились улыбки, но Она погрозила шутнику пальцем.
– А что? – виновато потупился под ее строгим взглядом озорник Санно. – Да, жестоко! Но зато как весело! – расхохотавшись, он снова запрыгнул на радугу, качаться.
Она с улыбкой посмотрела ему вслед и повернулась к Сэйрю.
– Я говорила тебе, мой недоверчивый сын, что украсть – не значит обладать! Ты не захотел поверить! Неразумное дитя! Я прощаю тебя! Я прощаю вас всех! – она обвела остальных богов бездонным взглядом. – Слушайте! Близнецы пройдут начатый Круг до конца, а потом никто из вас не помешает Имару вернуть себе образ Священного Зверя. Вы вернете ему его Царство! И никто из вас… слышите, не посмеет больше убить его, как и Я – забыть, что вы все мои дети…» Книга 12-ти Лун, глава двенадцатая«Вся в творческом процессе…» – улыбнулся Виктор, присаживаясь рядом. Ему бы очень хотелось увидеть тот, другой мир, который сейчас разворачивался перед ее мысленным взором, но, вздохнув с легким сожалением, лишь ревниво понадеялся, что эту немного грустную улыбку на ее губах вызвало что-то, а не кто-то. Почувствовав его присутствие, Инна сморгнула зачарованное отсутствие своего взгляда и, радостно оживившись, поспешно сняла наушники.
– Что ты слушаешь? – поинтересовался он.
– Аранхуэсский концерт! – она протянула ему наушники.
Под грустные переборы гитарных струн тосковало, отчаиваясь все больше, отвергнутое, безнадежно влюбленное сердце. Но вот к аккордам гитары добавились скрипки, и мелодия, превращая ревность в ненависть, зазвучала вдруг на такой пронзительной ноте, что или убить, или умереть – третьего не дано. Ревность была естественным чувством для того, кто влюблен, но Виктор даже в отдаленном будущем не хотел бы испытать муки ревности, способные однажды поставить его перед подобным выбором. «Все-таки эти испанцы немного чокнутые…» – подумал он, передавая наушники Инне.
– Ты не замерзла, может, пойдем в дом? – предложил он.
– Нет, – отказалась Инна, – здесь особое место. Мне хорошо здесь работается! – повозившись немного, она устроилась у него между ног. Прижалась спиной к его груди.
Виктор укрыл их обоих пледом, крепче обнял.
– Ты выйдешь за меня? – спросил просто.
Те самые важные слова, что он собирался сказать когда-то, делая предложение любимой женщине, казались теперь бумажными виньетками на свадебной открытке и слащавыми до приторности. Инна потерлась затылком о его плечо. Снизу вверх заглянула в лицо.
– Когда разбился твой самолет…
– Не мой… – напомнил он мягко.
– Да, не твой… – она кивнула, – но когда самолет разбился… Не знаю, я не успела об этом подумать… Мне стало так больно… Наверное, я не захотела жить без тебя…
