Андрей Николаев - Русский экзорцист
– Это какая же «Смена», в Тушино, что ли?
– Какое Тушино, милый, – бабка всплеснула руками, – да ты совсем пьяный, что ли? Вон, вдоль дома пойти, светофор пройдешь – и слева магазин этот детский. «Смена» называется.
Волохов скормил нищенкам еще пару десяток, напомнил про грехи и пошел в указанном направлении. Он не представлял, что хочет там найти, просто понял, что должен побывать на этом месте. Едва перейдя улицу, он почувствовал след . Вряд ли Волохов смог бы объяснить, что это такое. Просто некое концентрированное воздействие на все органы чувств сразу. Остатки запаха, перебившие запахи нагретого асфальта и спешащей толпы. Звон в ушах, вклинившийся в обычный звуковой фон многолюдной улицы. Ощущение обнаженности нервов на всей коже. Возникшее предчувствие беды, кошмара, который ты не в силах ни предотвратить, ни игнорировать. След был настолько явным, что Волохов огляделся вокруг, хотя знал, что кроме него никто не чувствует ничего необычного. Усиливаясь, след вывел его под арку, где нашли убитого священника. Здесь смрад стал нестерпимым, звон перешел в низкий рев, мешающий воспринимать окружающие звуки. Волохов, стиснув зубы, прислонился к стене. Каждое движение, каждое касание тела одеждой вызывало ощущение пореза. Зрение болезненно обострилось, каждая трещинка в асфальте стала ущельем, каждый блик света бил по глазам с силой зенитного прожектора.
– Это тебе не самогон хлестать, – прошептал он, сползая по стене на землю, – изнежился, сукин сын, очеловечился.
Женщина с детской коляской, вошедшая под арку, приняв его то ли за пьяного, то ли за припадочного, прибавила шагу, торопясь пройти мимо.
Упираясь в стену спиной и ладонями, Волохов поднялся на ноги. Сделал шаг, его шатнуло в сторону, ноги не держали. Но здесь след не кончался. Он вел во двор дома, через пешеходную дорожку в густые нестриженые кусты. Держась за стену, Волохов сделал несколько шагов, переступил через низкий металлический забор и, не удержавшись на ногах, рухнул на колени в некошеную траву. Рвотные позывы сотрясали тело. Он протянул руку и раздвинул ветки кустов. Туча черных и зеленых мух взвилась от его движения. Сглатывая слюну, чтобы не вывернуло наизнанку, он подался вперед. На земле, облепленные муравьями, лежали почерневшие пальцы отца Василия.
Он не помнил, как попал на трамвайную остановку. Сознание прояснилось рывком, осталась только слабость во всем теле. Слабость и тошнота, вызывающая спазмы в желудке. Рядом стояли молодые ребята и девчонки и, как обычно, не выбирая выражений, обсуждали сдачу зачетов в Пищевом институте. Волохов тронул разбитного с виду паренька за плечо и отдернул руку, увидев, что она в свежей земле.
– Чего вам? – спросил парень.
– Слушай, милый, где тут вода поблизости, – извиняющимся тоном спросил Волохов.
– Тебе какая вода нужна? Минеральная, проточная или дождевая, – ухмыльнувшись, спросил парень. – А может, пивка лучше возьмешь?
– Нет, пиво не поможет. Река нужна, пруд, озеро. Ну, что-нибудь такое.
– Понятно, помыться желаем! А вот на этот трамвай садись и как раз доедешь. У моста слезешь, там тебе воды, – парень закатил глаза и развел руки, показывая, сколько там воды. – Вся Москва-река.
В вагоне было жарко. Волохов открыл окно и подставил лицо встречному ветру. Увидев мост впереди, Волохов выбрался из трамвая и перешел мост, сдерживаясь из последних сил, чтобы не броситься в воду через перила. По длинной лестнице он спустился вниз и побрел пыльной дорогой с заросшей высокой травой обочиной под деревья, растущие у реки. Берег был пуст, только пустые бутылки и оберточная бумага указывали, что место обитаемо. Не раздеваясь, Волохов вошел в прохладную воду. Последний раз оглянулся на берег – вроде никого, – и погрузился с головой. Он выдохнул воздух и полной грудью вдохнул слегка пахнувшую тиной речную воду. Тело отяжелело и, перевернувшись на спину, он опустился на песчаное дно. Скоро муть осела и вода стала почти прозрачной. Сквозь полутораметровую толщу пробивался зеленовато-желтый свет. Поверхность реки казалась мутным старым зеркалом. Стайка мальков проплыла возле лица и, испуганная движением воды, вызванным дыханием, метнулась прочь. Уходила слабость, отступала тошнота, прояснялось сознание. Волохов перевернулся на бок, подложил под голову руку и уставился в заросли водорослей. Окунь, затаившийся там в засаде, таращился на него, не понимая: то ли бежать, то ли не обращать внимания на эту несуразную рыбу.
– Сиди, сиди, – сказал Волохов, – я сам охотник.
Остатки воздуха, пощекотав губы пузырьками, вырвались из легких и устремились к поверхности. Он проводил их взглядом.
Он был явно не готов к тому, что встретил. Работа предстояла не только грязная, но и опасная. Надо было выработать план, однако прежде необходимо доложить, о том, что удалось узнать.
Медленно, стараясь не привлечь внимания, Волохов поднял голову из воды. Выводок уток, негодующе крякая, устремился прочь от непонятно откуда взявшейся опасности. Волохов оглядел берег. Похоже, все в порядке. Выйдя из воды, он встряхнулся и тут увидел девицу. Она стояла на коленях на покрывале, расстеленном среди кустов, и смотрела на него широко открытыми глазами. Из одежды на ней были только красные трусики из треугольника материи на веревочке.
Волохов наклонился, выливая воду из легких и желудка.
– Тепло сегодня для начала лета, не правда ли? – дружелюбно сказал он. – Вы не против, если я здесь обсушусь?
Девица пошлепала губами.
– Нет, – наконец сказала она хриплым голосом, откашлялась и повторила: – Нет, пожалуйста.
– Благодарю, – сказал Волохов.
Он расстелил на траве куртку, снял, отжал и повесил на кусты рубашку и, присев, стал стаскивать джинсы. Девица, умащиваясь на покрывале, искоса поглядывала на него.
– Водолаз, что ли, – наконец спросила она.
– Почему водолаз. Просто поплавать люблю.
– Ха-ха-ха, – отделяя каждый смешок, сказала девица, – поплавать! Да вы минут десять под водой сидели! Я хотела на помощь звать.
– Ну уж, так уж и десять, – заскромничал Волохов. – От силы минут семь.
– Тоже неплохо. Эй, – вдруг вспомнила она, – а вас не шокирует, что я без лифчика?
– Нет, – сказал Волохов, с удовольствием разглядывая девушку. – У вас красивая грудь. К тому же, если это не шокирует вас, то почему должно шокировать меня?
– Логично, – одобрила девица, – а то ходят тут всякие. Вроде загорают, а сами так и зыркают. Я смотрю, ты продвинутый чел.
– А ты под тина косишь?
– Нет, просто нравится, как они говорят. Нравится их непосредственность. Эх, где мои шестнадцать лет?
– Я думаю, ушли в небытие лет пять назад, – сказал Волохов, прикинув возраст девушки.
– Почти угадал. Уже три года как … – вздохнув о безвозвратно ушедшей юности, девушка, наконец, улеглась на живот, подложила кулачки под подбородок и уставилась на него. – Ну, ты тоже не ветеран труда.
– Это смотря как считать, – пробормотал он, растянувшись на траве лицом к ней и тоже положив голову на руки.
А действительно, сколько же мне лет? Нет, не так. Сколько мне было, когда я стал таким? Охо-хо… пожалуй, не вспомнить. Да и зачем? А вот девчонка нравилась ему все больше и больше. У нее были русые волосы, зеленые глаза и чуть курносый носик, который она забавно морщила, задумываясь или вспоминая что-то. Теперь, когда неловкость первых минут прошла, она тараторила без умолку. Волохов был благодарным слушателем, а потому скоро узнал, что зовут девчонку Света, а работает она в пиццерии на Соколе, а квартиру она снимает, и скоро отпуск, а щедрых папиков, пригласивших бы ее на Канары, пока не наблюдается. Волохов, конечно, парень ничего и ныряет здорово, но молодой, а значит лавэ в минусе и кроме себя, любимого, предложить ничего не может. Вот прошлой осенью она была на Кипре. Все хорошо, но этот жлоб…
Волохов перевернулся на спину, раскинул руки и стал глядеть в небо под журчание Светкиного голоса. В небе летели облака, стрижи и зеленое тарахтящее чудище. Сейчас оно будет бросать людей, а люди будут получать от этого удовольствие. Эх, человеки, зачем так сложно? Хочешь летать – лети! Никто же не мешает! Просто тела ваши забыли, что значит быть свободными. И оправдываться вы научились неплохо: рожденный ползать летать не может… Вот жить иногда вам не дают. Отнимают жизнь. Волохов положил ладонь на глаза, прикрывая их от солнца, и вспомнил, как он лихорадочно копал ямку во дворе того дома, где убили отца Василия. Земля забивалась под ногти, кое-где он ободрал руки до крови. Почему-то ему было важно похоронить пальцы убитого священника. Что же это было там, под аркой? Когда-то он встречался с этим, но встречался так давно, что в памяти сохранилось только отвращение и ненависть, не имеющая конкретного приложения.
– Эй, ты не заснул, водолаз?
Волохов открыл глаза, сообразил, где он, и, убрав ладонь с лица, посмотрел на девушку.
