Андрей Николаев - Русский экзорцист
Когда те подошли, Олег оглядел всех, вытер мокрое лицо.
– Ну вот что, парни. Найдите мне этого попа, я из него святого мученика сделаю…
– Погоди, Олег, – Сергей взял его за руку, – не горячись. Мы не знаем в чем дело, может это морозильщик, бальзамировщик или как его там, схалтурил. Может, поп чего учудил. Ты, Гусь с парнями двигай в похоронное бюро, берите за хобот того
мужика, что приходил, и тащите сюда. А я пойду в церковь.
Кто-то уверенно и требовательно нажал кнопку дверного звонка, Ольга прошла полутемным коридором, открыла дверь и замерла. На пороге в светлом летнем костюме стоял Вадим. Он был таким же бледным, как всегда, только резкие черты смягчились, будто лицо оплыло, как свеча.
– Привет, – сказал он.
– Здравствуй.
– Вот, думаю, дай зайду. Погляжу, как живешь. Ты же теперь знаменитость.
Ольга почувствовала, как забилось сердце. Оказывается, она помнила его голос, помнила его запах, вкус его губ. Она будто снова ощутила, как его руки, словно исследуя, пробегают по ее телу. Как касаются груди его тонкие нервные пальцы, поглаживают живот. Как они опускаются ниже и легкими прикосновениями вызывают желание слиться с этим телом, принять его в себя и раствориться без остатка, выплывая из беспамятства лишь для того, чтобы лихорадочно подчиняться его желаниям.
– Чем занимаешься?
Ольга кашлянула, боясь, что голос выдаст ее состояние.
– У окошка тоскую, – наконец сказала она, – все глаза проглядела, тебя ожидаючи.
– О-о, – протянул Вадим, – язвить научилась. Молодец. Что, так и будем в дверях стоять?
Ольга посторонилась. Проходя в квартиру, он тихонько дунул ей в лицо, и она вспомнила, что так он будил ее ночью и опять увлекал в бездонный омут своих любовных фантазий. Весь следующий день она то заливалась краской, вспоминая ночной полубред-полуявь, то замирала в ожидании телефонного звонка. Кисти валились из рук. За время их связи она не написала ни одной картины. Она пыталась нарисовать его портрет, чтобы ощущать его присутствие, но лицо на холсте получалось холодное, жесткое, с пустыми черными глазами в темных провалах глазниц. Ольга рвала наброски и опять с обмиранием ждала, когда телефон оживет его голосом.
Вадим прошел на кухню.
– Все так же стерильно, – с удовлетворением констатировал он, вынимая из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку в черной коже, оправленную в потемневшее серебро. – Рюмки у тебя найдутся?
Ольга молча достала из шкафчика хрустальную рюмку. Вадим вымыл руки под краном. Он всегда был болезненно чистоплотен. Приходя, он первым делом принимал душ, потом тащил под душ ее, несмотря на уверения, что она только из ванны.
– А себе? – спросил он, вытирая руки, – Такой коньяк ты еще не пробовала.
Так же молча, Ольга поставила на стол еще одну рюмку. Вадим подошел к ней сзади и положил руки на плечи. Она хотела сказать что-то резкое, но он приподнял ее волосы и она почувствовала его губы и горячее дыхание на шее там, где они начинались. Его ладонь легла ей на грудь, поглаживая быстро набухающий под тонкой материей сосок. Другая скользнула вниз по животу, обожгла прикосновением кожу бедра и, приподняв юбку, прижалась к лобку. Пальцы, лаская влагалище через шелк белья, нащупывали клитор. Они могли быть удивительно нежными, его пальцы. Как в ванной, когда он ставил ее под душ и ладонями растирал мыло по ее телу, поворачивая, словно ребенок, купающий любимую куклу. Но они могли быть и жесткими, вызывающими боль, смягченную наслаждением.
Ольга обмякла в его руках, чувствуя, что вот-вот упадет. Трусики ее увлажнились. Вадим поднес пальцы к лицу, вдыхая запах ее выделений.
– Да, – насмешливо сказал он, – как была ты кошкой, так и осталась.
– Подонок, – всхлипнула Ольга, – какой ты подонок.
– Ну-ну, – Вадим закурил, открыл фляжку и налил коньяк. – Выпей, успокойся.
Ольга уперлась ладонями в стол, дрожь от обиды и неутоленного желания сотрясала ее тело.
– Уходи, – сказала она, – уходи и никогда, никогда… – Она опять всхлипнула и закусила губу, чтобы не расплакаться.
– Уйду, уйду, – Вадим выпил, снова налил себе, – видишь ли, дорогая, ты мне не интересна. Ты не изменилась за прошедшие годы, несмотря на якобы смену сексуальной ориентации. Ты не интересна мне как женщина. Ты – пройденный этап.
Он взял рюмку и прошел в студию. Ольга залпом выпила коньяк. Вкус показался ей мерзким, будто она глотнула рыбьего жира. Она открыла холодильник, схватила початую бутылку водки и сделала два хороших глотка, чтобы смыть гадкий привкус.
– Ну, ладно, – пробормотала она.
Вадим стоял у компьютера.
– Ух, какие у тебя картинки, – хохотнул он, – вот откуда вдохновение черпаешь.
– А ну-ка давай вали отсюда.
Он опять коротко рассмеялся и подошел к холсту с наброском мужской фигуры.
– Так, а тут у нас что? О, а почему главная деталь отсутствует? Размер не подберешь? Хочешь, нарисуй с меня, – он сделал вид, что расстегивает брюки.
– Микроскоп в ремонте, а то бы непременно.
– Неужели? А ведь так кричала в экстазе, что у меня до сих пор звон в ушах.
– Исключительно от разочарования кричала. Все, двигай отсюда. И коньячок не забудь.
Она прошла за ним на кухню. Вадим взял фляжку и забросил пиджак на плечо. Проходя мимо по коридору, опять дунул ей в лицо. Ольга прикрыла на секунду глаза, но наваждение уже исчезло. Был просто запах коньяка и несвежего дыхания.
Глава 4
Утром Светка проснулась с ощущением, что скоро ее жизнь изменится. Причем изменится в лучшую сторону. И хорошо, давно пора. А то в конце лета за квартиру платить, да еще отпуск на носу, а никто пока не пригласил такую милую изящную девушку к теплому морю. Она повертелась перед зеркалом, прикидывая, что лучше надеть. Вот это, пожалуй, сойдет, она достала из шкафа полупрозрачную блузку нежно салатового цвета. Лифчик, конечно, не нужен, решила Светка, а эффект проверим по дороге на работу.
Была у нее небольшая хитрость. Она научилась вызывать у себя то состояние сладкого ужаса, которое ощутила, когда ее впервые раздел мужчина. В такой момент лицо ее заливалось стыдливым румянцем, соски набухали, твердели и грозились вот-вот порвать блузку. И тут уж папики любого возраста: от мастурбирующих на все что движется, тинэйджеров и до тех, кто мечтает, чтобы у него встал хоть на кого-нибудь, все эти потенциальные спонсоры просто выпадали в осадок. Кто-то смотрел, рискуя получить косоглазие, повернув голову в другую сторону, кто-то бросал как бы небрежный взгляд и прикрывал глаза, стараясь запечатлеть в памяти неземной образ. Некоторые пялился в открытую, подмигивая и прищелкивая языком. Это как правило избалованные женским вниманием кобели, воспринимающие отказ лечь с ними в постель с обидой ребенка, не получившего новогодний подарок. Нацмены просто хватали за руки: пойдем, дэвушка! Все будэт, харашо будэт! Все плачу!!! Харашо плачу!!!
Но на улице – это не клиент. Фу, что я говорю. Какой клиент? Просто друг, вот кто! Хотя, конечно и на работе можно попасть на жлоба. Как тот козел, который за неделю на засранном Крите захотел получить все тридцать три удовольствия и пожизненную любовь с ностальгической слезой в голубом глазу. Удовольствия он получил – а куда деваться, если и бабки, и документы у него. Но в златоглавой она его честно предупредила: если хочет сохранить здоровье – пусть лучше в «Пиццу» не появляется. Не внял козел, ну что ж, знакомые секьюрити после смены растолковали непонятливому, что к чему. С доставкой в «Склиф».
Ну, да бог с ним, главное сегодня смену отбегать, а завтра выходной. И пойду-ка я на пляж. Да, на свой маленький, уютненький пляжик!
– Вот здесь, перед трамвайными путями, останови.
Черная «Волга» приткнулась к тротуару. Высокий худощавый полковник с аккуратной бородкой на строгом лице, в камуфляже с общевойсковыми знаками в петлицах, хлопнул дверцей и, наклонившись к открытому окну, сказал:
– Все, на сегодня свободен. Обратно я сам доберусь.
Взревев форсированным движком, «Волга» нырнула в узкий просвет, появившийся между машинами. Полковник перепрыгнул через железное ограждение тротуара и пошел в сторону «Олимпийского». Народ тянулся от метро «Проспект мира» к книжной ярмарке. День обещал быть теплым, а воздух после ночной грозы был свежим, еще не отравленным выхлопными газами. Полковник снял кепи, подставив загорелое худощавое лицо летнему ветерку. Двое встречных курсантов-летчиков козырнули ему. Кепи надевать не хотелось, и полковник просто кивнул, пробормотав:
– Привет, ребята.
Уважительно склонив голову, он миновал церковь святителя Филиппа. Покосившись на мечеть, обогнул слева спорткомплекс и подошел к пандусу, который облюбовали фанаты скейта и роликов. По случаю рабочего дня желающих свернуть шею было немного. Три-четыре отмороженных тинэйджера, наплевав на подготовку к экзаменам, расставили на асфальте пандуса бутылки из-под «Пепси» и отважно матерясь устроили тренировку по слалому. Внизу, облокотившись на мраморный парапет и прихлебывая баночное пиво, стоял, наблюдая за ними, парень в потертых джинсах и легкой кожаной куртке. Ветер чуть шевелил непокорные пряди его светлых волос.
