Лео Перуц - Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы
— Тут вы правы, сэр Томас! — согласился аббат.
— Вот поэтому я и думаю, это дело не для меня, а для вас, дон Чекко!
— Благодарю, сэр Томас. Но я рассчитываю на то, что вы возьмете на себя женщину, а то она с топором… Вы же знаете, что я мирного нрава, а она, кажется, может и убить.
— Ну же, вперед! — скомандовал англичанин, но сам так и не тронулся с места.
— Хватайте же ее! — взвизгнул аббат.
И в этот миг немой «капитан» поднял руку.
Он погладил себя по правой щеке, указал пальцем на шею, надул щеки, сжал кулак и тронул кончиками пальцев свой подбородок. После этого он повернулся к выходу.
Англичанин вогнал свою шпагу в ножны, схватил шляпу, сплюнул и резко бросил:
— Мы уходим! Так приказал капитан. Он говорит, что мы сражаемся с мужчинами, а баб и детей не трогаем. Так он сказал, и я с ним вполне согласен. Я возвращаю тебе твои сорок скудо. Вот они, сосчитай; пока их только тридцать два, потому что нам пришлось заплатить долг у «Дяди Паскуале» и за треску, и за маринованную репу, но мы вернем остальные. Бог велел, сапожник!
Он бросил деньги на стол и вышел.
— Благослови тебя Бог! — крикнула вдогонку жена, все еще полумертвая от ужаса, но уже счастливая, и глянула на немого, но и гот уже выходил на улицу, не глядя на нее. — Я всегда буду считать тебя моим благодетелем, и, видит Бог, ты подлинно рыцарь. Небо да вознаградит тебя! Я уж и не знаю, зачем ты взялся за подлое ремесло бандита — оно, не дай Бог, доведет тебя до веревки, — но тысячу раз спасибо тебе! Я свою мою жизнь буду помнить тебя. А тебе что еще надо, почему ты не уходишь с ними?!
Маленький аббат все еще стоял у двери, посмеиваясь и потирая руки…
* * *Он подождал, пока шаги двоих приятелей не стихнут вдали, а потом с доверительным видом повернулся к сапожнику и сказал:
— Они славные мужики, только жаль, что не больно-то соображают… С ними у меня еще будут неприятности. Для меня, видишь ли, это такая малость, и если ты мне одному заплатишь сорок скудо…
— Выгони его, Липпо! — взмолилась жена в ужасе.
— Я не шучу! — тихо возразил аббат. — Но она на голову выше меня, и у нее топор. Она запросто может…
— Не слушай его! — завопила мать. — Во имя всего святого, не слушай эту сволочь, вели ему убираться!
Сапожник повернулся. Он смотрел на оружие в руках у жены и яростно тер свой лоб.
— Брось топор! — прохрипел он.
Она смотрела на него скорбными глазами и не шевелилась. Ребенок проснулся и принялся ловить ручками воздух и плакать. Он, видно, был голоден.
— Брось топор! — повторил муж с угрозой в голосе и двинулся на нее.
Тут жена поняла, что все погибло. Отчаяние овладело ею, ибо помощи ждать было неоткуда. И тогда она бросила топор на пол…
— Пусть он уйдет… — простонала она. — Если это должно случиться, так лучше я сама это сделаю… Я обещаю тебе. Только прошу: выгони его, я не могу его видеть!
Сапожник настороженно глянул на нее, Его разбирало сомнение в том, можно ли довериться ей, а она продолжала:
— Я всегда была тебе доброй женой. Не гневись на меня, ведь это мое дитя… Ты сам знаешь — я во всем подчинялась твоей воле. И если так должно быть, то дай мне побыть с ребенком зту ночь, а рано утром — ты еще будешь спать — я сделаю это. Но этот должен уйти, гони его прочь!
Ребенок кричал все громче. Сапожник медленно повернулся к аббату.
— Уходи! — приказал он. — Возьми свои деньги и исчезни, ты мне больше не нужен.
Потом он вернулся к жене и так легко, как только мог, положил свою огромную черную кисть ей на плечо.
— Успокойся и не плачь! — прошептал он. — Поверь, это дело давно предусмотрено в Божиих книгах!
* * *Наутро сапожник очнулся в своей мастерской совершенно усталый и разбитый. Целый час он слушал, как жена бродила по комнате плача, вздыхая, молясь и разговаривая с ребенком. Потом стало тихо. И сапожник подумал дело сделано. Он встал, скользнул к двери и прислушался. Из комнаты доносилось тихое, мерное дыхание. Жена спала…
Она проснулась лишь поздним утром, но сразу же вскочила и кинулась в мастерскую. Едва войдя, она взяла из угла метлу и принялась мести пол, как во всякий другой день. Лицо ее было спокойным и отрешенным, на нем не было видно ни малейших признаков волнения. Оно было почти веселым, как если бы она только что встала со стула в исповедальне, получив отпущение грехов.
Добрую минуту смотрел на нее сапожник. Он не знал, что и подумать. У него не укладывалось в голове, как она могла оставаться спокойной после того, что совершила. Наконец он спросил:
— Ты сделала, что обещала?
Жена молча посмотрела на него, улыбнулась и покачала головой.
— Говори потише! — сказала она. — Он еще спит!
— Спит?! — рявкнул сапожник. — А что ты вчера говорила?!
— Липпо! — спокойно произнесла жена и опустила метлу. — Твой святой Иоанн ошибся. Святые тоже иногда ошибаются. Он сказал тебе не по Евангелию, нет. Этот ребенок — не Антихрист.
— Не Антихрист? — гневно крикнул сапожник. — Что ты можешь знать о таких вещах? Разве ты не сбежала из монастыря?!
— Да, сбежала, — все тем же ровным тоном сказала женщина. — Но раз уж ты так хочешь, то должен узнать все. Ты же знаешь, как много у меня было дел и как часто я уходила из дому. Да, это мой ребенок. Но не твой! Его отец не убийца! Он уважаемый человек, его знают во всем королевстве. Он проповедует слово Божие, и за это всюду высоко почитаем.
Сапожник так и застыл с открытым ртом. А она между тем продолжала:
— Да. Я сбежала из монастыря. Я сбежала от ужасной работы. Мне было хорошо с тобой, ты это знаешь. И, конечно, это мой ребенок. Но его отец не убийца, нет. Он высокоученый и уважаемый человек… Я тебе никогда об этом не говорила, — продолжала она с усилием, — но ты должен это услышать. Ты не отец ребенка. И этого не мог знать твой Иоанн, ведь святые на небе не могут уследить за каждым ребенком.
— Так это не мой сын? — прошептал сапожник, и вся мука последних дней схлынула с него, и чувство освобождения овладело им. Он испытал глубокое блаженство, ибо этот злосчастный ребенок был теперь чем-то чужим, далеким от его жизни.
— Значит, я не отец! — проворчал он сквозь зубы, оглядел мастерскую и продолжил: — Видишь эти необработанные кожи? Три дня я не притрагивался к работе. Теперь я даже не знаю, что и делать. В любой час может прийти виноторговец и затребовать свои сапоги. В хорошую же переделку ты меня втравила…
Он осторожно отворил дверь комнаты и с минуту глядел на спящего ребенка.
— Сейчас он проснется, — сказал он, затворяя дверь. — Вон как шевелит ручками. Ну и воздух же у тебя в комнате! Дай ему сразу молока, а то сейчас реву не оберешься!
