Джеймс Герберт - Тайна Крикли-холла
— Да, доверяли. Вы мне доверяли. — Пайк улыбнулся. — Вот это и было вашей ошибкой.
— Ошибкой? Я не понимаю…
— Ты пригласила меня в дом. Это огромная ошибка. Но когда я увидел твою дочь Лорен, то понял: все это просто должно было случиться. Я мгновенно осознал ее предназначение.
Эва напряглась, напускное спокойствие улетучивалось с бешеной скоростью. Она была готова вскочить и рывком поднять Лорен…
Пайк как будто прочитал ее мысли.
— Позволь мне договорить, Эва. Позволь объяснить, почему это должно было произойти. — Пайк положил обе ладони на рукоятку своей трости. — Моя жизнь после Крикли-холла могла бы стать прекрасной, если бы не две помехи. Если я скажу, что обе они временами буквально доводили меня до безумия, уверен, ты мне поверишь. Ведь поверишь, да?
Эва не спешила с ответом. Да, она отчетливо видела безумие в его глазах. Он был таким же сумасшедшим, как и его опекун, Августус Криббен. Он был таким же ненормальным, как Магда Криббен. Возможно, Пайк заразился безумием от брата и сестры, подхватил, как вирусное заболевание. Или, может быть, он и прежде был не совсем нормальным, а когда объединился с братом и сестрой, болезнь стала развиваться быстрее…
— Иногда кульминация каких-то событий может вызвать временное помешательство, — осторожно, нервно сказала она. Инстинкт и то, что произошло с Лили, говорили ей: перед ними крайне опасный человек.
Пайк как будто смотрел куда-то вдаль, но на самом деле его взгляд был обращен внутрь. И когда он заговорил, то обращался к одному себе:
— Думаю, я сумел бы справиться с теми снами, хотя они очень утомляли меня. Но призрак… нет, это было больше, чем я мог выдержать.
— Вы вчера говорили, что не верите в привидения, — напомнила Эва, искренне удивленная его словами.
— Да-да, — нетерпеливо откликнулся Пайк, снова обращая внимание на Эву. — Я уже сказал вам, что просто солгал.
Эва была готова ударить его ногой, если бы он подошел ближе. Но Пайк решил продолжить разговор.
— Я мог бы жить с теми кошмарными снами, хотя они повторялись из ночи в ночь, всегда одинаковые, всегда дети проклинали меня за предательство… — Он стукнул тростью по полу. — Но этого я выдержать не мог! Я бы прожил с теми снами, если бы Августус прекратил мучить меня, если бы только он оставил меня в покое!
Эва задохнулась. Он был по-настоящему безумен. И все же… и все же разве она сама не ощущала присутствия в этом доме чего-то дурного, чего-то грязного, отвратительного? Возможно, то был призрак Августуса Криббена? А может быть, она сама теряет рассудок? Но вопрос, изводивший Эву, пока что оставался без ответа — почему встреча с Лорен так много значила для Пайка? В чем суть этой встречи? Чудовищное подозрение вспыхнуло в глубине ума Эвы.
— Призрак начал являться ко мне вскоре после того, как я вернулся в Лондон. Сначала я слышал звуки его плети, опускающейся на тело… я хорошо знал этот звук. О да, я знал его хорошо… а потом призрак Криббена явился воочию. Даже в виде призрака он поднял на меня свою палку, и я почувствовал боль, словно на самом деле, хотя он никогда не бил меня здесь, в Крикли-холле.
Эва вспомнила ту ночь, когда Лорен вдруг закричала, лежа в постели, и утверждала потом, что кто-то бил ее…
Пайк заметно содрогнулся.
— Иногда его образ становился блеклым, как будто он постепенно терял силы. Но запах всегда оставался, вонь крепкого карболового мыла, которым он всегда мылся, — но еще пахло и чем-то другим, как будто разлагавшейся плотью. А иногда его облик был ярким, таким же отчетливым, как вы или я сейчас, и в таких случаях он словно пожирал мою энергию, силу и оставлял меня слабым и испуганным Иной раз он становился совершенно черным, и тогда я боялся сильнее всего… — Пайк опустил взгляд, словно изучая конец своей трости, но его мысли снова куда-то унеслись — возможно, он вспоминал визиты привидения. — Мне понадобилось много лет, чтобы понять, зачем он приходит. — Теперь голос Пайка звучал низко, гулко. — Августус чего-то хотел от меня, но тогда я не знал, чего именно…
* * *Лили не хотела видеть жестокую бойню, отчаянно пыталась проснуться и избавиться от чудовищных сцен беспощадного, безжалостного насилия. Но ее ум оказался в плену у кошмара, и она продолжала наблюдать…
* * *…В доме осталось только три живых ребенка — они прятались в мрачной темноте стенного шкафа на галерее. Бренда Проссер, десяти лет, и ее младший брат, восьмилетний Джеральд, и еще Пэйшенс Фрост, которой было всего шесть лет. Они отчаянно цеплялись друг за друга, младшая девочка сидела в середине. Пэйшенс от страха даже намочила штанишки.
Они слышали крики, эхом отдававшиеся от стен огромного холла, и каждый раз крик обрывался сразу, внезапно. Потом последовало долгое молчание, пока их опекун обшаривал комнаты внизу в поисках оставшихся троих. Потом до сидевших в шкафу донеслись пугающие звук и, сначала слабые, потом все громче и громче…
«Ш-ш-ш-шлеп!»
Все ближе и ближе. Вверх по лестнице.
«Ш-ш-ш-шлеп!»
Дети обняли друг друга, дрожа с головы до ног. Зубы Джеральда громко стучали, и сестра закрыла ему рот ладонью. Они не должны издавать никаких звуков! Джеральд и Пэйшенс плакали, а глаза Бренды расширились, глядя изнутри на закрытые дверцы шкафа, — она совершенно не понимала, что происходит.
«Ш-ш-ш-шлеп!»
Громче и громче.
«Ш-ш-ш-шлеп!»
Два звука сливаются в один.
«Ш-ш-ш-шлеп!»
Потом несколько коротких пауз, как будто тот, кто держал плеть, заглядывал в комнаты на галерее.
Теперь Лили видела и слышала все глазами и ушами одного из детей, скрывавшихся в темноте…
…Шаги приближаются, они звучат мягко, потому что на ногах охотника нет обуви… все ближе и ближе, и дети уже боятся даже дышать, и каждые несколько секунд палка-плеть издает все тот же резкий звук, так хорошо знакомый детям. И вот легкие шаги замирают.
Он стоит перед дверцами стенного шкафа.
Все трое отчаянно визжат, когда дверцы внезапно распахиваются. Они упираются пятками в пол, пытаясь забиться в глубокий шкаф как можно дальше. Джеральд рыдает, а Бренда кричит: «Уходи! Уйди!» Дети сгибаются, сгорбив плечи и прижимаясь лбами к коленям, они не хотят видеть высокого обнаженного мужчину, который наклоняется к ним сквозь открытую дверцу; в одной его руке длинная палка с расщепленным концом.
Криббен по очереди вытаскивает их наружу и убивает одного за другим. Он задушил мальчика и сломал шею младшей девочке. Бренда осталась последней, и он хватает ее за лодыжку и резко дергает к себе, так что она выезжает на галерею. Эту девочку безумец поднимает над полом за шею, как незадолго до того Сьюзан Трейнер, и она пытается ударить его ногами. Но он не чувствует ударов: ничто не может отвлечь его от боли, от раскалывающейся собственной головы. Он сжимает горло девочки, все сильнее и сильнее, и глаза Бренды едва не выскакивают из орбит, язык вываливается изо рта…
