Ганс Эверс - Пражский студент
У калитки еврейского кладбища она увидела мужскую фигуру и сразу узнала Балдуина. Кинулась к нему. Он схватил ее руки, горячо их целуя.
— Спасибо, спасибо вам, Маргит!
Она была еще слишком взволнована и не могла говорить. В свете фонаря он увидел ее белое лицо, на котором запечатлелся безотчетный ужас.
— Что случилось? — воскликнул он.
— О, ничего... Не заставляйте меня вспоминать об этом!
Он повлек ее, безвольную, доверчиво прижимающуюся к нему, между могилами с еврейскими письменами на надгробиях и довел до каменной скамьи, над которой склонилась плакучая ива.
Нежно, успокаивающе обнимал Балдуин дрожащую Маргит, прижимал ее к своей груди. Им столь многое нужно было сказать друг другу в этот полночный час...
* * *
Балдуин стоял на коленях перед Маргит, обнимая ее ноги и зарывшись лицом в ее юбку. Она тихо гладила его волосы.
— Ты мой милый мечтатель... — шептала она.
Потом он встал, обнял ее, и девушка разомкнула губы, отвечая на его страстный поцелуй. Но именно тогда, среди поцелуев, он уставился вдруг на старый памятник, над которым купались в лунном сиянии ветви плакучей ивы...
— Что с тобой, любимый? — испугалась Маргит.
Он продолжал смотреть в ту сторону. Потом указал рукой:
— Вон, там! Ты не видишь?!
Его руки и колени дрожали. Маргит никого не заметила, но внезапный ужас Балдуина передался и ей. Она вскочила, а студент, разжав объятия, попятился перед кем-то невидимым и через мгновение исчез за высокими надгробиями...
Маргит, оставшись в одиночестве, всецело покорилась страху. Она схватилась за сердце, тяжело дыша и озираясь: одни забытые могилы, да откуда-то — тихий крик козодоя...
И тогда ей почудилась за старым памятником фигура Балдуина. Она робко шагнула вперед и вновь остолбенела: это был как бы он — и не он... На том была студенческая шапка с большим козырьком, бекеша и высокие сапоги, как в тот миг, когда он спас ее от понесшей лошади. И какие странные глаза! Пустые и необычайно печальные — они пугали ее еще больше. Так не мог смотреть живой... Зажмурившись, она хотела и не могла вскрикнуть; потом открыла глаза — видение исчезло. А еще через мгновение она услышала шаги — Балдуин, ее Балдуин подбегал к ней, опомнившись от кошмара. Он обхватил ее руками, она прижалась к нему, уже уверенная в надежной защите. И так, обнявшись, они пошли к выходу с кладбища.
* * *
...Вот и утро засияло ярким солнцем на безоблачном небе. Со двора замка барон Вальдис слышал веселое чириканье воробьев. На листьях и траве еще блестела роса, когда конюх барона вывел из стойла рыжего ирландского жеребца и препроводил его в сарай к кузнецу, чтобы сменить подковы.
Через некоторое время барон спустился по широкой лестнице, держа под мышкой хлыст.
— Все в порядке? — спросил он, приветливо кивнув кузнецу, и погладил жеребца, который радостно потерся мордой о плечо хозяина. Оба слуги улыбались, видя, что господин сегодня в отличном настроении.
Вальдис взял поводья, вскочил в седло и неспешно выехал со двора, направляясь в лес. Но у шлагбаума всадника поджидала смуглая девушка в пестром платьице и платке. Вальдис придержал коня и узнал цыганку, которая накануне, после праздника у наместника, вертелась среди карет.
— Подождите, господин! — крикнула Лидушка. — У меня для вас важное известие!
Вальдис повернул коня и, недоверчиво глядя на девушку, наклонился к ней. Она протянула ему что-то.
— Возьмите, эта вещь откроет вам глаза! — настойчиво произнесла цыганка и вплотную стала у стремени.
Вальдис увидел сверкнувший зеленый камень, медленно вытащил уже знакомую булавку, подхватил развернувшийся листок — и горячая волна крови ударила ему в лицо... Он читал, мрачно вертел в пальцах листок и булавку.
— Так-так! — кивнул он и, подумав, спрятал платок, записку и булавку, бросил Лидушке пару серебряных талеров, повернул коня назад к воротам. Через секунду передумал, опять развернулся к лесу.
Пальцы его лихорадочно барабанили по шее коня, пока слуга поднимал шлагбаум. Вальдис пришпорил рыжего и галопом понесся вниз по дороге к видневшимся вдали башням Праги. Когда он после двухчасовой скачки возвращался медленной рысью вдоль реки, перед ним на заросшем кустами берегу появились три молодых кавалера. Он сразу узнал их: это были Балдуин и двое его друзей. Барон подъехал к ним, осадил коня.
— Ба, господин студиозус! — вскричал он. — Очень хорошо, что я вас встретил!
Балдуин слегка поклонился.
— К вашим услугам, господин барон! — отозвался он.
— Могу я вам вернуть вашу собственность? — резко проговорил Вальдис, вынув сверкнувшую перед глазами студента изумрудную булавку. — Мне сдается, вы забыли это украшение в таком месте, где ему находиться не следовало!
Фон Даль и Заврел быстро обменялись взглядами. Балдуин растерянно оглянулся — влево, вправо... Губы его складывались в принужденную усмешку.
— Ах, так — да, я припоминаю... — начал он.
Барон перебил его:
— Вы припоминаете? Рад слышать! Тогда, может быть, припомните и эту нежную записочку?!
Слова барона резко, отрывисто, как удары хлыста, отзывались в ушах студента. Как во сне уставился Балдуин на брошенный ему листок, на котором он узнал свой собственный почерк.
«Графиня! Я должен говорить... в полночь... самое уединенное место в городе... ни один человек нас не увидит!»
Недвижно, прямо, как свеча, как статуя, высился над ним в седле барон. Балдуин смотрел на него, искал ответ. Их четверых в знойной полуденной тишине окружали только прокаленные солнцем небо, поле и река. Балдуин ощупывал подрагивающими пальцами виски, словно силясь понять и осознать чудовищное предательство... Наконец он овладел собой:
— Ваши шпионы действуют отлично и быстро, господин барон... Я — в вашем распоряжении!
И еще мгновение тишины, такой, что друзья Балдуина слышали даже полет стрекоз над травой у берега. И вдруг свистящий взмах хлыста, — резкий, звонкий удар рассек поперек лицо Балдуина.
— Собака! — крикнул барон, круто повернул коня и поскакал прочь.
— Теперь — никаких колебаний, Балдуин! — воскликнул фон Даль, багровея от гнева.
Заврел стоял бледный, яростно стиснув зубы.
— На нас ты можешь рассчитывать! Ты получишь удовлетворение сполна!
Балдуин, близкий к обмороку, стоял, пошатываясь от ярости, и со сжатыми кулаками безмолвно смотрел вслед удаляющемуся врагу. Грудь его вздымалась и опадала с натужным хрипом. Кровавый рубец от левого глаза до правой стороны подбородка изуродовал его лицо.
