Ли Майерс - BRONZA
– Послушаем этот жалкий голосок!
Шибан обступили Байю, выжидательно, с хищной готовностью уставившись на подростка, но тот молчал. «Не дождетесь…»
– Храбрый, да? Давай уже, кричи… А то раздражаешь! – устав ждать, закапризничал байкер. – Зря мы, что ли, поджидали тебя здесь? Вот и фонарь грохнули! Чтобы в темноте своими быстрыми ножками ты топал прямо в наши когтистые лапки… – хрипловато рассмеялся он. И вдруг рванулся к Имонну. – Упираться вздумал?
Голова мальчика мотнулась от резкого удара.
– Потише, Теренс! Не распускай руки! У него такие нежные щечки… Блин! Теперь вот… синяк останется…
Горячая ладонь сочувственно погладила Байю по щеке, он поднял глаза. Который Юджин – этот строил из себя «добренького».
– Зря упираешься, между прочим… Мог бы и покричать… немного. Теренс не всегда такой добрый… – попрекнул он мальчика, с мягкой интонацией растягивая слова. Вскинул руку, чтобы посмотреть на светящийся в темноте циферблат наручных часов.
– Нам же скучно…
«Часы-то ему зачем? Пижонства если только ради…» – подумал Имонн. Мерзкие твари, развлекаясь, они глумились над ним, пиная его друг другу, словно мячик. Поморщившись от боли, он оскорбленно вздернул подбородок.
– А это что у нас тут… Челочка? Как символично! – председатель студсовета игриво растрепал ему волосы.
Байя и понятия не имел, что может символизировать обычная челка, но догадался, что студент сейчас скажет какую-нибудь гадость. И не ошибся.
– В твоем возрасте… это говорит, что ты хочешь оставаться маленьким мальчиком! Нуждаешься в покровительстве старшего, готов подчиняться ему… и просишь, чтобы он брал тебя… на спинке? Или положить на животик?! – Шибан зафыркали, давясь смехом.
«Какая чушь!» – возмутился про себя Имонн, но все равно покраснел.
– Что, мелкий… строптивым оказался? Даже мяукнуть не хочет? А попросили вроде бы… вежливо… – отозвался тот, кто держал мальчика. И, принимая эстафету, слегка встряхнул свой трофей. – Может, выпороть его как следует? Для начала… Или давайте поиграем с ним в игру «Кто стоит у тебя за спиной»! – предложил он. – Юджин, чур я буду у него первым… Тогда точно заверещит!
Рука, пахнущая ладаном, грубо схватила Байю за волосы и, чуть не свернув шею, развернула лицом назад. Он успел заметить голодный блеск в глазах третьего Ши, прежде чем вздрогнул от внезапного хлопка.
– А это черт хлопает в ладоши! – посмеялся тот, довольный своей проделкой.
«Прямо придурок-старшеклассник, отобравший деньги у малышни…» – Байя глянул на него, как на идиота.
– Ух, ты! Какие глазюки! Сердитые! Страшно, аж жуть!
– Не написай в штаны от страха! – презрительно заметил Имонн. Он и сам не знал, зачем дразнит эту злобную тварь, но радостный дебил его уже достал.
Ши перестал ухмыляться. Пальцами, способными дробить кости, несильно сдавил мальчику горло. Шершавым, слюнявым языком провел по шее, заставив Байю дернуться от отвращения.
– Юджин, смотри-ка, а мелочь-то нам попалась… совсем непуганая! Можно, я откушу ему голову?
– Обломайся, Бобби! – студент был непреклонен. – Хозяин велел доставить оруженосца в целости и сохранности! Непорочней монашки с причастием! Тронешь, и милорд не забудет сегодня поужинать твоей печенью!
– Что… и укусить нельзя? – недовольно проворчал Бобби.
– Нельзя!
– А выпороть?
– Ну, что ты пристал к ребенку! – не забывая о своей роли «добренького», шагнул к ним Юджин. – Иди ко мне, детка! – позвал он ласково. Взял Имонна за руку. Их пальцы переплелись, и ладонь мальчика оказалась зажатой, словно в стальном капкане. Потянул за собой. – Идем, посидим в беседке. На чаепитие, конечно, времени нет, но поговорить… так, о всякой ерунде… еще успеем.
Оглянувшись назад, Байя невольно споткнулся. Этот, который Бобби, вместо ожидаемо великовозрастного придурка оказался священником. Католическим священником и, надо сказать, очень красивым. Ему бесподобно шла длинная приталенная черная сутана. Зеркальные очки от солнца, стильно, ободком удерживали прямые, до плеч, светло-русые волосы, чтобы те не падали на лицо. Кровожадная тварь в одеждах священнослужителя выглядела брутально. Завораживающе. Притягивая взгляд.
«Вот почему ладони пахли ладаном! – подумал Имонн. – Наверное, прихожанки просто пищат от восторга, выстраиваясь в очередь к нему на исповедь…» – зачем-то посетила его совершенно ненужная мысль. На груди «Божьего слуги» на толстой цепи висел массивный серебряный крест, своей формой очень напоминавший рукоять даги – кинжала убийцы. Заметив его взгляд, святой отец погладил крест.
– Люблю красивые побрякушки! – сказал он и сыто прищурился, усмехнувшись разочарованию Имонна. Серебро не сожгло оборотню ладонь. Кожа даже не задымилась.
«Опять враки…» – хотел расстроиться Байя, но тут вспомнил, что метаморфы по сути своей и есть расплавленное серебро. Так, во всяком случае, говорил Монсеньор.
– Осторожно, ступенька! – дернул зазевавшегося подростка студент. – Садись! Да не сюда… Какой глупый! На колени ко мне садись!
Рассмеявшись, ухватил за джинсы так, что они неприятно врезались в тело и усадил упирающегося Имонна к себе на колени.
– Пусти, слышишь! Ты… – застыдившись, стал вырываться Байя. Ему совсем не хотелось сидеть у этой твари на коленках. Что он, ребенок какой, что ли?
Студент, нехотя намотав на палец мягкую прядь, притянул к себе голову мальчика.
– Не нужно так сильно елозить по мне… детка, – сказал он, доверительно понизив голос. – А то я за себя не ручаюсь. Понимаешь… – прошептал в самое ухо, – у меня эрекция!
Дико смутившись, Имонн сразу перестал вырываться.
– Умница! – похвалил его студент.
– Ага, а тебе значит, можно?! – с недовольным видом рядом с ними на скамейку плюхнулся Бобби.
– Не ной! Я же не собираюсь его лапать…
– Как же! – не поверил тот.
– Между прочим… на обиженных воду возят! – председатель студсовета глянул на него свысока.
Святой отец сделал кислую мину, собираясь что-то возразить. В разговор вмешался байкер. Прислонившись спиной к одной из облезлых колонн, поддерживающих круглую крышу беседки, он курил и тоже смотрел на сидящих на скамейке свысока. С высоты своего роста.
– Ну, ты даешь, падре! – повернулся он к Бобби. – А как же десять заповедей? Обет безбрачия? Воздержание и все такое? Я думал, ты нацепил юбку, чтобы сладострастно умерщвлять свою плоть?! А ты только о плоти и думаешь! О нежной и юной плоти! Грешник! – он выстрелил окурком в темноту.
– Да пошел ты… – огрызнулся Бобби, качнувшись в его сторону. – Тоже мне, Спиди-гонщик! На себя посмотри! Затянулся в кожу, словно в гандон! Без слез не взглянешь! – он презрительно фыркнул на его узкие кожаные штаны, заправленные в сапоги. – Колготки не жмут?!
