Дарья Радиенко - Законом боли земной
В левом дальнем углу, вдалеке от дороги, над почти невидимым холмом, лишенным памятного знака, склонились два старых дерева. И под сводом их оголенных ветвей она зажигает свечу.
— Поклон месту сему, что есть дверь, нынче отворенная.
Как всегда, вначале нужно плеснуть на землю вина. А хлеб разломить надвое и половину покрошить птицам. Их тоже следует уважить, ведь они — проводники между двумя мирами…
На безвестном холме, в круге из девяти медных монет, она кладет белый хлеб и ставит бокал красного вина, густого, как кровь.
— Поклон вам, хозяева места сего, души, смертью омытые. Тропою своей придите через землю сию. Примите дар мой и не отвергните.
Бычье сердце, истекшее черной кровью, лежит чуть поодаль.
— Верный и вечный страж, трехглавый пес, в чьих глазах горит пламя ярости молодой земли, Цербер, жертвую тебе!
Расстелен черный шелковый платок. На нем открытая бутыль вина и спелый гранат, полный кроваво-красных зерен.
— Яства эти — пища Стражам, жертва моя — в дар Владыкам, слова мои — ключ к Вратам.
На землю, орошенную вином, падают густые красные капли. Острым ножом с черной рукоятью и стальным лезвием, на котором ее кровь, она чертит на земле знак. И вонзает нож в землю у корней старого дерева.
— Отверзнитесь, земной твердыни уста. Услышьте слова мои, боги подземного царства. Ибо вхожу я в вашу обитель с радостью — быть мертвой среди живых и живой среди мертвых.
Кровь, что тело питала и силы хранила, жертвую тебе,
о великая мать Геката, покровительница ночных видений, госпожа трех дорог!
Семенами граната, что говорят об Аиде, льются слова, —
услышь мой зов, подруга и возлюбленная тьмы.
О ты, дарующая свет разума и ввергающая во мрак безумия,
идущая в ночи, неодолимая, связующая два мира!
Я призываю тебя законом боли земной.
Во имя бессмертия твоего, во славу древних богов,
склони взор свой на меня и прими мою жертву.
Заклинаю тебя властью печати и ключей,
отданных тебе сегодня, когда Луна вошла в круг свой!
Словами боли заклинаю тебя и молю —
дай мне встретиться с тем, кого я люблю больше жизни,
с тем, кому принесла клятву верности перед лицом твоим…
Сгущаются сумерки, все застыло вокруг. Молчание, как натянутая струна. И неслышно, как дождь, льется на землю красная влага, которой вспоена эта земля от начала времен.
Кровь, что тело питала и силы хранила, жертвую тебе, великий Орк,
могущественный царь теней, властелин страны, откуда нет возврата!
Да пребудешь ты вечно, да не забудут тебя люди вовек.
О ты, кто ведает загробной участью смертных, ты, познавший все тропы безвременья!
Я призываю тебя законом боли земной.
Во имя твоей безграничной власти во тьме,
во имя вечного покоя твоей обители и нерушимых границ ее,
склони взор свой на меня и прими мою жертву.
Заклинаю тебя именем престола твоего, и легионами слуг твоих,
и душами тех, чьи имена в книгах мертвых чтимы,
и Землею, хранящей прах первых из первых!
Словами боли заклинаю тебя и молю —
дай мне встретиться с тем, кого я люблю больше жизни,
с тем, кому принесла клятву верности перед лицом твоим.
Как всегда, ее голос замер в тиши. И только голос невидимой птицы отозвался в ответ.
Как всегда, она оглянулась, выходя за ворота. Дорога, пройденная ею из конца в конец, стрелой уходила ввысь, прямая и светлая, как обелиск — один на всех.
Жизнь и смерть — всего лишь два мгновенья,
бесконечна только наша боль.
…Я вернусь к тебе дождем,
утренней метелью за окном,
серебро горстями брошу я к ногам твоим…
Пока она добралась до остановки, пока ждала автобуса, уже почти совсем стемнело. Как обычно в это время, вокруг ни души: места здесь глухие… Но она не привыкла опасаться пустынных мест. Ей всегда лучше в одиночестве. А особенно сейчас, когда все вокруг неожиданно напомнило другой вечер, бывший очень давно. Тогда так же плыли над землей лиловые сумерки, над горизонтом бледно светилась в дымке гаснущая полоса зари, и было слышно, как с деревьев падают капли. «Я не боюсь ходить одна»…
В прохладном воздухе стоит изморось, и далекие огни расплываются в тумане, как под водой. Лишь изредка тишину нарушает шум проносящихся машин, но она так глубоко задумалась, что не замечает этого. И не сразу видит, что одна машина остановилась рядом.
— Привет! — опустив стекло, водитель внимательно смотрит на нее. — Сколько?
Отвернувшись, она быстро отступает в тень.
Негромкий разговор и смех, — в салоне еще двое… «Девушка, а девушка!» «Что вы делаете сегодня вечером?» «Вы глухонемая, да?»
Потом хлопает дверца.
— Не бойся, лапа… — шагнув к ней, водитель вдруг замолкает на полуслове. И она тоже молчит, словно оцепенев, растерянно глядя ему в лицо. А он, рассмеявшись, подступает ближе.
— Блин, вот это встреча!.. Ох, елки, какой прикид… Тебя прям не узнать, красава! — в его взгляде сквозит тупое удивление. — Да подожди, ты чего? Давай побазарим!
— Нам не о чем говорить.
— Типа, сменила масть, да? Под целку косишь?
Схватив ее за локоть, он оборачивается к тем, в машине: «Пацаны, идите сюда!» Миг — и все трое окружают ее тесным кольцом.
— Не хочет разговаривать… Наверно, забыла старого друга…
— Руки убери!
Расхохотавшись, он прижимает ее крепче, увлекая к машине.
— А ты все такая же стерва! Ну пошли, пошли, пообщаемся…
— Да ладно, ну ее на фиг! — это кто-то из тех двоих. — Олег, поехали.
— Ништяк, я ее знаю. Она отпадно трахается! Просто цену себе набивает… Да, лапа?…
Странно, что теперь все это вспоминается обрывками, как сквозь туман… Сопротивляться бесполезно, бежать некуда, но она все же рвется из последних сил, и те на миг отступают, увидев звериную ярость на ее лице. Бывший приятель секунду топчется в нерешительности, оглядываясь на дружков. «Слышали, пацаны? Мы для нее — грязь, во как. А ты, значит, чистенькая? Ах ты сука!..» «Не, прикольная баба, в натуре!»… «Да она чокнутая, что, не видно? На фиг надо… связываться…» Злобно ощерившись, парень толкает ее в темноту, к кустам на обочине.
— Не хотела по-хорошему…
— Пусти меня, урод!..
— Ага, щас… — слюняво скалясь, он подмигивает друзьям. — Обслужишь по старой памяти, тогда и вали куда хочешь, дешевка!..
А в следующий миг он неожиданно отпускает ее — вздрогнув, как от удара током, уставившись куда-то в сторону. Она сама не успела понять, что происходит. Но и те двое медленно пятятся прочь, и на лице у них проступает животный ужас. А Олег, как-то странно скорчившись, оседает на землю…
