Дарья Радиенко - Законом боли земной
Над круглой поляной недвижно горела луна, как бронзовый щит. А застывшая озерная гладь была, словно темное зеркало в оправе из льда, испещренное рябью письмен.
Человек в плаще с капюшоном, надвинутым на лицо, стоял на берегу. Он все время молчал, лишь изредка отдавая отрывистые приказы двоим помощникам. Только по голосу я узнала его — это был верховный жрец храма Вертумна. Однажды он встретился мне на улице. И хотя сейчас он не видел меня, на миг я словно ощутила на себе взгляд его глаз, темных и лишенных блеска.
Слуги окончили работу и подошли к нему, молча ожидая дальнейших приказаний. Он помедлил, глядя на Врата, — арку высотой в его рост, сложенную из ледяных глыб. Дверь, открывающая путь на север, в миры посмертия, обратила к нему свой темный проем, и два незажженных факела стояли по сторонам от нее, а напротив, на куске черной материи — бронзовое зеркало. И глубокая чаша, как для вина.
Став на колени перед алтарем, не оборачиваясь, он дал знак слугам. Те проворно метнулись в сторону, подтащили к нему темный предмет и положили за его спиной. Луна зашла за облако, и я не сразу разглядела, что это. Лишь в следующий миг, когда зажгли факелы, стало видно тельце черного ягненка со связанными ногами. Мне почудилось, будто я слышу его слабое блеянье, и снова невидимые глаза взглянули на меня из тьмы.
Слуги зажгли свечи, рядами окружающие зеркало. Зажгли благовония, грудами лежавшие перед аркой. Густой дым со смолистым запахом хвои заклубился над площадкой, скрывая от глаз то, на что не смеют взирать очи непосвященных. Но я все же успела увидеть, как жрец взял в руки нож с черной рукоятью и широким лезвием, и к нему поднесли тело жертвы. Увидела, как сверкнул металл, и, отливая багряным блеском в лучах пламени, в чашу брызнула кровь. А потом совершивший это выпрямился перед вратами, вздымая чашу над головою.
«Взываю к тебе, владыка истинного мира, всесильный и единовластный царь, владеющий сокровищами земли. О ты, кто восседает на престоле подземного царства, властелин ушедших душ, брат Высшего! Прими эту жертву и освяти своим взором наш путь!»
Он с силой выплеснул кровь в темную глубину, которая отверзлась перед ним, — через Врата. В обитель тех, кто радуется, когда льется теплая кровь, тех, кто утоляет жажду крови, кто бродит среди гробниц и могил, вселяя страх в души смертных…
«Великие силы Земли, будьте милостивы ко мне и ученикам моим, защитите и охраните нас! Да будет так волею Вашей!»
И ответом на его слова был тяжкий и грозный гул — словно заговорила сама земля, мать всего сущего, что дает жизнь и пищу живым, а мертвым дарует вечный покой в лоне своем. И, словно в похвалу его жертве, за дымной пеленой — по ту сторону Врат — взвилось во тьме багровое пламя.
Это было настоящее. Это, а не ворожба, известная мне с детства, и заговоры, которые я научилась лепетать вслед за старшими, — все, что знакомо любой женщине расенского рода. Римляне говорили — колдовство, а у нас это считалось делом обычным… То, что они называли «этрусским знанием» — и вправду было им — открылось мне только сейчас.
Тот, кто стоял перед Вратами, трижды ударил жезлом о землю.
«Мой голос — меч, пронзающий время. Мое тело — источник силы. Мой посох — власть разума над смертью. Тело даст мне силу, голос пронзит время, посох разбудит древних богов. Древние боги, я заклинаю вас явиться к Вратам и быть свидетелями!»
Я неясно видела его движения, — темная фигура то исчезала в клубах дыма, то появлялась снова, будто одна из гигантских теней, которые отбрасывали ветви деревьев, освещенные дрожащим огнем факелов. И внезапно поднявшийся ветер заглушал его слова. «Смерть, что касается тела и душу к себе привлекает…»
Духи умерших, беспокойно скитаясь,
отвращая свой взор от сияния солнца,
вы парите над миром.
Силы смерти, души нетленного мрака,
взываю к вам из глубин!
Услышьте, внемлите словам моим…
Я призываю вас, лишенных покоя.
Вечно отверстые очи ко мне обратите!
Темень зеркальная вздрогнет, блистая,
говоря о том, что уста разверзаются ваши…
Медленно редела дымная пелена. И когда показалось в просветах бронзовое зеркало, стало видно, как наливается холодным блеском его поверхность, и оттуда, из мерцающей глуби, тянется череда фигур, и тени проступают все четче, словно обретая живую плоть и кровь, готовые переступить порог…
И вот тогда я бросилась бежать.
Те, кто истинно выше нас, великодушны — как все, кто по-настоящему силен и мудр. И, наверное, только поэтому они не наказали глупую девчонку. Хотя как знать, — говорят, у тех, кого боги хотят покарать сильнее всего, они отнимают разум. А будь я в своем уме, разве совершила бы я через несколько лет все то, от чего, казалось, не отмыться вовеки?
Правда, главного у меня все же не отняли — ни боги, ни люди. Потому что даже потом, когда случилось со мною все самое худшее, я все-таки не боялась ходить одна.
В этот февральский вечер она тоже была здесь одна, — сюда почти никто не приходит.
Она вошла за ограду, как всегда, склонив голову. «Поклон месту сему»…
Когда пройдешь несколько шагов, за поворотом открывается выложенная белым камнем дорога. Она спускается под гору, а потом снова взмывает ввысь, как свеча, и бежит до самой противоположной стены.
Оттепель, снег растаял. Дорога ясно видна впереди, светлой нитью пронизывая город мертвых. Легкий туман над землей светится в лучах заката, и темное поле по обе стороны пути окутано красным сиянием.
Помнишь? Авил, ени ака поло маква…
Годы, они как поле маково… Как бескрайние луга Расеюнии, усеянные алыми цветами.
Эти цветы росли и на римской земле. Если идти по той дороге над рекой, среди пшеничных нив, они мерцают из золотистых колосьев, словно прозрачные красные огоньки.
Вечереет, от реки потянуло сумеречной прохладой. Двое стоят на берегу. Это один из тех редких вечеров, когда они вместе — когда ни война, ни мирные дела не призывают его к себе…
На миг отвернувшись от него, она пристально смотрит вдаль — туда, где раскаленный диск солнца медленно тонет за полем, окрашивая его в пурпур.
— Говорят, эти цветы навевают смертельный сон. — Вздрогнув от прохладного ветра, она опускает взгляд. — Ведь они вырастают на том месте, где пролилась кровь павших воинов…
Молча прижав ее к себе, он снимает узорную ленту с ее головы, распуская волосы. И, взглянув ей в лицо, усмехается в ответ на ее слова.
— Странные у вас поверья! Все знают, что мак посвящен богине плодородия, ведь он растет среди хлебных полей. И обильно цветет к богатому урожаю…
