Давид Зурдо - 616 — Ад повсюду
— Очень хорошо, Дэниел, — начала Одри. — У тебя были плохие сны… на этой неделе?
— Да.
— И ты видел сожженные поля?
Дэниел немного замялся, но ответил:
— Они не сожжены… Они мертвы… Все… мертвы.
— Что значит «все»? Что еще было в твоих снах?
— Были цветы… деревья, жи… вотные, рыбы, трава.
— Сначала все было хорошо, а потом растения и животные вдруг начали умирать?
— Животные… убивали себя.
— Ты хочешь сказать, что они убивали друг друга?
— Да.
Одри что-то отметила в своем блокноте:
— И что произошло? Как умерли растения?
На этот раз Дэниел ответил не сразу:
— Я думаю, что… их убил… он.
До этого момента садовник сидел спокойно, но как только прозвучало это «он», старик побледнел и обеспокоенно заелозил по кровати. Когда он решился заговорить, на него напал долгий приступ кашля. Старик побагровел, глаза налились кровью и, казалось, готовы были выскочить из орбит.
— Попей немного воды.
Джозеф схватил с ночного столика стакан и протянул его Дэниелу.
Он только что нарушил правило — не вмешиваться, но сам так не считал. А если и нарушил, то что с того? Он уже стал жалеть о том, что помог убедить Дэниела. Бедняге и так досталось, зачем продлевать его страдания? Да и эта паника, охватившая старика прямо перед кашлем, не сулила ничего хорошего…
— Может быть, достаточно на сегодня? — предложил пожарный, обращаясь к Одри.
— Ты можешь продолжать, Дэниел? — спросила та.
Этот кашель заставил Одри поволноваться. На секунду ей показалось, что старика хватит удар. Но сейчас Дэниел снова пришел в себя, и ей не хотелось прерывать сеанс как раз тогда, когда хоть что-то стало проясняться.
— Мне… продолжать? — очнулся Дэниел.
Одри и Джозеф ответили одновременно. Он: «Ясное дело, нет». Она: «Пожалуй, продолжим». Дэниел опять ничего не понял. Почувствовав, что Джозеф вновь предложит прекратить разговор, Одри придвинулась поближе к старику:
— Кто он? Кто тот, кто погубил все растения?
— Я его не знаю.
— И почему ты думаешь, что…
— Но он… плохой… Он говорит со мной, когда я сплю. И… иногда… даже, когда я… я не сплю.
Психиатр сделала новые заметки в своем блокноте. Джозеф упорно молчал. Ясное дело, старик нуждался в помощи психиатра. И это неожиданное признание было лучшим тому доказательством.
— Этот человек говорит с тобой сейчас?
В других обстоятельствах вид Дэниела мог показаться даже смешным. Старик прищурил глаза, приподнял подбородок, прислушался… Джозеф отвел глаза, чтобы не видеть этой жалкой сцены.
— Нет. Сейчас… не говорит.
— Что он говорит тебе, когда разговаривает с тобой?
— Я… не помню.
— Вспомни, Дэниел, пожалуйста. Это важно.
Садовник выглядел удрученным. Но он попытался сделать то, о чем просила Одри. Можно было увидеть, как лихорадочно работает его маленький мозг, извлекая на свет хоть какие-то воспоминания. Психиатр не торопила его. В ожидании ответа она перечитывала заметки, сделанные во время сеанса. Джозеф повернулся к ним спиной и смотрел в единственное окно, но не мог ничего разглядеть в кромешной тьме сада. Наконец Дэниел ответил. Но странным и угрожающим голосом:
— Какие три неправды, Одри?
Джозеф резко обернулся. Несомненно, эти слова вырвались изо рта садовника, но произнесены они были без пауз и заикания. Дэниел говорил с необычной и вызывающей беспокойство уверенностью.
— Что ты имеешь в виду, Дэниел? — спросила Одри.
— Что с ним происходит? — заволновался Джозеф.
Психиатр бросила на него красноречивый взгляд и яростно замахала рукой: «Молчите».
— А может, не три, а четыре неправды? Не так ли, Одри?
В этом, чужом, голосе старика, и без того неприятном, появились теперь нотки снисходительности. Старик заговорщицки подмигнул Одри.
— Хватит! — не выдержал Джозеф. — Просыпайся, Дэниел!
Это была абсурдная просьба, ведь Дэниел не спал. Он даже не пребывал в состоянии гипнотического сна и ничуть не походил на тех людей, которых иногда показывают по телевизору. Но все же каким-то шестым чувством пожарный верно уловил суть происходящего. С ними разговаривал не Дэниел. Старик спал, и нужно было разбудить его, чтобы он вернулся к ним. И он вернулся. Он снова стал тем, кем был до того момента, как Одри попросила его вспомнить, что говорил ему голос.
— Я… не… помню.
— Дэниел? Ты?
Эти слова Джозефа были скорее утверждением, нежели вопросом.
— Ясное дело… это… я, Джозеф.
— Теперь вижу, чемпион.
— Вы можете замолчать хоть на секунду и позволить говорить мне?! — взорвалась Одри. — Вы уже достаточно сказали за этот вечер.
Она была в ярости. Не следовало позволять ему присутствовать при разговоре. Этот неотесанный мужлан все испортил.
— А чего вы ожидали?! Я не мог больше смотреть, как…
Одри схватила Джозефа за рукав свитера и потащила к двери. И уже за дверью она дала волю своему гневу:
— Не можете смотреть, так смотрите в окно, болван! Вы хоть понимаете своими куриными мозгами, что происходит с Дэниелом?! Может быть, вы вообразили, что он вдруг превратился в медиума?!
Одри указала пальцем на комнату Дэниела:
— Человек перенес серьезную травму. Бог знает, как это сказалось на нем. У него посттравматический стресс после пожара. Поэтому у него, как мы только что видели, раздвоение личности. В этой комнате не произошло ничего сверхъестественного, мистер Нолан. В моей практике такое случается сплошь и рядом.
— Вот как… Мне очень жаль.
Искренность его слов полностью разоружила Одри.
— Извините, что я на вас накричала.
— И что назвали меня болваном с куриными мозгами?
— Да, об этом я тоже очень сожалею.
Джозеф протянул ей руку. Она была права. Он вел себя как неотесанный мужлан с куриными мозгами.
— Ну что, мир?
— Да.
— Если так, приглашаю вас на чашечку кофе. — Перехватив инициативу, он продолжал: — И давайте сегодня больше не будем беспокоить Дэниела, договорились? Позвольте ему отдохнуть. Ему это нужно.
— Хорошо. Но кафе выбираете вы.
Кофе был отвратительным. В бедных кварталах днем с огнем не сыщешь приличной забегаловки.
После непродолжительной беседы Одри отправилась домой. В «Мерседесе» играло радио CLK, но ей не хотелось слушать музыку. Голова была занята воспоминаниями о разговоре. Джозеф спросил, что за три неправды имел в виду Дэниел. Одри выдала единственное объяснение, которое пришло ей в голову:
— В Гарвардском университете есть статуя. На ней выбита надпись: «Джон Гарвард, основатель, 1638». Все называют ее «статуей тройной лжи», потому что, во-первых, это не Джон Гарвард, во-вторых, Джон Гарвард не основывал университет, носящий его имя, и наконец, Гарвардский университет основан не в тысяча шестьсот тридцать восьмом году.
