Уэда Акинари - Луна в тумане
Холодна была ночь, всхлипывал ветер в бумажном окне, но усталый Кацусиро спал крепко. В пятую стражу,[42] когда в небе забрезжил предрассветный сумрак, Кацусиро замерз и в полусне потянулся за одеялом. Что-то зашуршало у него под пальцами, и он проснулся. На лицо его упала холодная капля. Может быть, идет дождь и протекает крыша, подумал он и открыл глаза. Крыша была сбита ветром, и со светлеющего неба нагло глядел месяц. Двери были раскрыты настежь. Бамбуковый пол прогнил, в зияющие щели густо проросла трава. С травы стекала роса, и одежда Кацусиро промокла насквозь. Дикий плющ оплел стены, двор перед домом утопал в сорной траве, и, хота был разгар лета, на всем лежала печать осеннего запустения.
Жена куда-то исчезла. «Может быть, все это — проделки лисы?»[43] — подумал Кацусиро. Однако дом, в котором он находился, был, несомненно, его собственным домом, хотя и пришел в крайнее запустение. Он узнавал и просторные комнаты, и дворовые постройки. Некоторое время он только растерянно оглядывался. Затем, поразмыслив, он решил, что жены его уже нет в живых, опустевший дом превратился в логово лисиц и барсуков, и потому здесь могут появляться странные оборотни и призраки. «А может быть, это тоскующая душа жены приходила ко мне?» Да, случилось так, как он и предполагал еще в столице. Он не мог даже плакать и спустился во двор, вспоминая старинные стихи: «Лишь я остался в живых…» Во дворе он увидел земляной холмик, прикрытый от дождя и ветра старой ставней. «Верно, отсюда являлся ночной призрак». Кацусиро стало страшно и грустно. У могилы он заметил чьи-то приношения, и среди них — дощечку с наклеенной бумажкой, на которой виднелась полустертая надпись. Кацусиро узнал почерк жены. Не было там ни посмертного имени, ни даты, только стихи, выражавшие тоску последних минут.
Вот что случилось со мной!
Но не угасла надежда
В любящем сердце моем:
Здесь до последнего вздоха
Встречи с тобой я ждала.
Впервые Кацусиро понял, что никакой надежды больше нет, и со стоном повалился на могильный холм. Как это страшно, — ведь он не знает даже, когда она умерла, ни года, ни дня и месяца! Может быть, удастся узнать у кого-нибудь? Солнце стояло уже высоко, когда он, осушив слезы, вышел на дорогу.
Он отправился к соседнему дому. Хозяин дома, человек совершенно ему не знакомый, подозрительно спросил: «Кто вы такой?» Кацусиро вежливо поклонился и сказал: «Я был хозяином вот этого дома. Семь лет назад я уехал по делам в столицу и вернулся только вчера ночью. Дом мой развалился, и никто там больше не живет. Я нашел там могилу. Видимо, моя жена умерла, и меня очень печалит, что я не знаю, когда это случилось. Если вы знаете, скажите мне».
Хозяин ответил: «Как грустно слушать ваши слова. Увы, я поселился здесь всего год назад и ничего не знаю о тех, кто жил в деревне раньше. Прежние жители бежали отсюда в дни мятежа, а нынешние пришли из других мест. Правда, есть здесь один старик, который, кажется, живет в этой деревне давно. Время от времени он бывает в вашем доме и ухаживает за могилой покойницы. Этот старик должен знать, когда умерла ваша супруга».
Кацусиро спросил: «Может, вы скажете, где живет этот старик?»
«Он живет в хибарке, — сказал хозяин, — в ста шагах отсюда, если идти к морю. У него есть поле, где он сеет лен».
Кацусиро поспешно отправился к этой хибарке и увидел там согбенного старика лет семидесяти, который сидел на рогоже перед очагом и пил чай. «Поздно же ты вернулся», — сказал старик, едва Кацусиро появился перед ним, и Кацусиро узнал в старике Урума, одного из прежних жителей деревни.
Кацусиро принес старику поздравления по поводу долголетия, а затем рассказал обо всем, что с ним произошло, начиная с того дня, как он уехал в столицу, и кончая странными событиями прошлой ночи. Со слезами на глазах поблагодарил он старика за то, что тот взял на себя труд похоронить жену и ухаживать за ее могилой.
Старик сказал: «Летом, когда ты уехал в далекие края, кругом зазвенели мечи и копья, жители бежали кто куда, молодых согнали в военные дружины, и покинутые поля обратились в пустыри, кишащие лисицами и зайцами. Только твоя верная супруга, помня о твоем обещании вернуться осенью, не ушла из дома. Я тоже заперся в своем доме, потому что ноги мои болели, и я не смог бы пройти и ста шагов. И никогда мои старые глаза не видели ничего столь печального, как эта молодая женщина на поле боя, ставшем вскоре обиталищем чудовищных духов. Прошла осень, наступила весна, затем лето, и десятого августа твоя супруга умерла. Ее смерть безмерно огорчила меня. Я своими руками вырыл могилу и опустил в нее гроб, а на могильном холме поставил дощечку со стихами, в которых твоя жена прощалась с этим миром. Я от всего сердца возложил на ее могилу и свои скромные приношения. Я никогда не владел кистью и не смог обозначить месяца и дня ее смерти. Прошло уже пять лет, а у покойницы до сих пор нет еще посмертного имени, потому что до храма далеко. И вот этой ночью к тебе, несомненно, приходила душа твоей верной жены, чтобы рассказать о своей обиде. Пойдем же на ее могилу и усердно помолимся».
Сказав так, старик, опираясь на палку, повел Кацусиро к могиле. Всю ночь они горевали и возносили над могилой молитвы.
Сон не шел к ним, и старик стал рассказывать: «Давно это было — когда еще не родился мой дед и даже дед моего деда. В нашей деревне жила прекрасная девушка по имени Мама-но Тэкона. Дом ее был беден, но она и в простом платье, босая и непричесанная была красива, как луна в пятнадцатую ночь. Когда она улыбалась, казалось, что распускаются цветы. Говорили, что она красивее столичных кокеток, облаченных в шелка и парчу. И не только жители нашей деревни, но и господа из столицы, и приезжие из других стран домогались ее любви. Но ее это только огорчало, и она стала тосковать. Она не могла ответить на любовь всех, вышла вон там на берег и бросилась в море. Об этом печальном случае люди сложили в старину песни, которые передавались от отцов к детям. Как жалко мне было эту девушку, когда мне, мальчику, рассказывала о ней моя мать! Но сердце твоей покойной жены тяготила тоска, которая много горше тоски юной Тэкона». Старик рассказывал и плакал. Старикам трудно сдерживать слезы.
Нет слов, чтобы передать печаль Кацусиро. Выслушав рассказ, он выразил свои чувства в таких неумелых стихах:
Когда-то в старину
Одну лишь Тэкона любили,
Как я люблю тебя.
Одну лишь деву так любили:
Прославленную Тэкона![44]
Печаль человека, который может выразить свои чувства словами, много легче печали того, кто не может связать двух слов. Все это рассказал один торговец, который часто бывал в тех краях.
