Роман Дих - Песни с темной стороны
«Ох, сынок, совсем ты большой у меня!» — Нина заулыбалась.
Она распахнула дверь кухни и замерла: такой красоты она ещё не видела! Ночью кухня, оказывается, представляла собой огромный механизм: стремительно крутились какие-то шестерёнки зелёного цвета, двигались огромные красные шатуны. Всё это издавало приятный гул. За спиной кто-то засмеялся и зажёгся свет. Нина разочарованно вздохнула: кухня как кухня! Загорелся экран маленького кухонного телевизора: популярный телеведущий заулыбался Нине, начал снимать пиджак, затем камера показала крупным планом — пошевелил пальцами над пуговицами ширинки… Нина раздражённо плюнула в экран, и тот погас. Заглянула в холодильник: влажно-серые кубы, завёрнутые в подмокшую газету, в морозилку глянула — в ней что-то знакомое… Из охапки волос показались два синих-синих глаза… Она захлопнула холодильник. Нет, её мужчины («мужчинам — мясо», «мужчинам — мясо», «мужчинам — мясо» — запиликал в голове новый голосок, тонкий и надоедливый) заслуживают кое-чего получше! Нина с нежностью подумала о сыновьях и муже: спят её мужички, крепко спят! Сейчас она им приготовит настоящий завтрак!
* * *Их старый кот, на свою голову уснувший в ту ночь на кухне, взвыл, когда нож вспорол его живот. Нина вытянула из ещё живого кота кишку, бедняга не переставал вопить благим матом, но тут на кухню ворвался муж…
Спустя месяц Артём и Виталик вечером смотрели «Человека-Паука».
— Артём, а маму когда выпустят? — Виталик горько вздохнул: они с братом всё равно любили мамочку, пускай последнее время она и вела себя странно.
— Не знаю. Я у папы спросил, а он говорит нескоро.
- Он пьяный опять?
- Виталька, нельзя так про папу!
- А что у мамы болит?
- Голова, — буркнул старший брат. Артёма в школе задразнили, когда узнали, что у него произошло дома, прозвище «Дурочкин сын» накрепко к нему прилипло. Он уж и дрался раза два из-за этого…
— А я сегодня смешного дяденьку видел.
— Как смешного?
— Когда в садике на улице играли. Я возле забора был. Такой рыжий дяденька с той стороны подходит, и у него четыре глаза. Стоит и улыбается…
— Виталик, — Артём пристально посмотрел на младшего, — ты скоро в школу пойдёшь, а придумываешь разные глупости!
Черви
Твоя идея была, Толик, твоя?! — Сеня яростно накручивал баранку, и очки его в полутьме салона тоже яростно блестели.
Они переругивались уже давно, третий их спутник, Александр, молчаливый здоровяк, курил на переднем сидении, лениво выпуская дым в боковое окно машины.
— Моя, моя! Чем ты недоволен, а? — бубнил Толик с заднего сидения.
— Но, мы же не знаем ни деревню эту, ни это долбанное кладбище!
— Всегда от «фонаря» ездили, и всё получалось как надо…
— Сейчас и узнаем, — добродушно-примирительно пророкотал Александр, выщёлкивая окурок в окно, — тот, пыля искрами, исчез далеко позади машины, в надвигающихся сумерках.
— Нет, за семь вёрст киселя хлебать ехать… — Сеня примолк, они уже въезжали в деревню на медленной скорости, и заходящее солнце ласково играло бликами в стёклах их автомобиля. Брошенная деревенька встретила их двумя рядами бесхозных домов, потемневших, покосившихся. У Сени даже что-то похожее на жалость шевельнулось, как у многих при виде щенка или котёнка бездомного. Действительно, судя по всему тут уже никто давно не жил. Машина остановилась прямо посередине улицы. Трое выбрались из неё, все в камуфляжных костюмах и армейских ботинках, причём костюмы сидели на всех троих достаточно мешковато.
— Ну, что, други, — Сеня, разминая ноги, глянул на часы, — произведём инспекцию вверенной нам территории?
— Давай, пока время есть, — поддержал Александр, закуривая очередную сигарету. — Толь, как, говоришь, деревня называется, вернее называлась?
— «Ново-Ебуново» она называлась! — загоготал Сеня. Извлёк из багажника монтировку, устремился к одному из домов, чьи двери были заколочены досками крест-накрест, и споро сорвал дощатую крестовину. Они прошли сени, пахнуло сыростью. Вошли в переднюю комнату, «горницу», как прежде в деревнях звали. Толик закашлялся от едкой пыли, что ударила в ноздри. Сеня подсветил фонариком, встроенным в дешёвый мобильник. Луч прошёлся по комнате: абсолютно голые стены, отошедшие обои, маленькая табуретка, валяющаяся в углу.
— Да ни хрена тут интересного! Пыль одна.
Он прошагал в другую комнату, гулко грохоча своими «берцами» по полу пустого дома — и тут ничего, только древний шифоньер у стены. Аккуратно приоткрыл дверцу, там висело лишь драповое пальто. Сеня вытянул его из шкафа. Из рукава выскочил какой-то крупный жук, упал на пол и тут же хрустнул в темноте под носком «берца».
— Ха, глянь какой фасончик, года «сорок лохматого», не иначе! Толян, лови, на кладбище ночью холодно, небось, будет! — Сеня, хохоча, сделал вид, будто собирается метнуть пальто в друга, тот было увернулся.
— Хорош баловаться, дети прямо! — Александр прогудел. — И вообще есть хочется.
Сеня, посерьёзнев, глянул на часы:
— Рановато ещё. Погоди, скоро поедим!
Они вышли. На улице Сеня оббил пыль с их первого трофея об угол дома и, свернув, взял под мышку.
IIОни перешли в другой дом, настоящую избушку, перекошенную всю. Саня распахнул дверь, потревоженные мухи загудели в полумраке, заколотились в оконные стёкла со звоном. Он посветил внутри своим фонариком — телефоном, присвистнул, увидев иконы в «красном» углу. В луч попал сундук, на котором кто — то лежал, прикрытый байковым одеялом.
— Толян, притаракань сумку из машины, «доски» уложим. Да, и лопаты заодно из багажника выгрузи, скоро уже. А мы тут…
Александр сдёрнул одеяло с лежащего на сундуке — морщинистое лицо, разбухшее тело, запах разложения… Старуха видимо умерла или от голода, или же сердечко старое не выдержало, мало ли… Он шумно сглотнул.
— Во, блин, и ходить далеко не надо, лепота-а-а! — Сеня протянул пальто Александру, тот набросил его на старуху, тщательно запеленал свою поклажу и подхватил на плечо. Сеня бросился к выходу придержать двери. Высокий Александр в полутьме, не видя притолоки, задел об неё головой и выругался.
Толик принёс сумку, Сеня, передав ему фонарик, поднялся на цыпочки и принялся аккуратно снимать иконы с треугольной полочки «красного угла».
Наконец они вышли из старухиного домика. Александр, пыхтя, ждал их у машины, драповый свёрток не спуская с плеча.
— Ну, вы там чего так долго? Вспотел аж!
— Ладно тебе, своя ноша не тянет, как говорится! — Сеня аккуратно по ставил сумку с иконами на заднее сиденье, — лопаты нам не понадобятся уже, начальную еду добыли. Давай понесу до кладбища, — он принял у Александра с плеча на плечо укутанный в пальто труп.
