Татьяна Стафеева - Привнесённая память
-Ишь, съежилася! Изверга из матари изображашь! – набирала обороты Василиса. – Плоха я тобе, чертовке! Уж не обессудь, кака есть! Ну - за уборку, и пока пол до порога не отчистишь, даже не думай удрать!
Испуганная Аня схватила веник и принялась мести. Потом придется скоблить некрашеные доски тупым ножом – нудная работенка, но ее ежедневная обязанность. Сыроватое дерево, ежели запустить, засалится - вовек не ототрешь.
-Мам, за что ты ее так! Вон Лидка в школу на спектакль убежала, ей можно, а Анька все по дому, да по дому, и отойти не смей! – вступилась Томка.
-Она – старшАя! Ей положено все грехи ваши на себя брать! – совершенно спокойно, без нервов, пояснила мать.
-Да вон, Мишка на скоко ее старше, ты с ним никогда не воюешь!
Какая она храбрая, хоть и маленькая! Аня бы со страху померла после таких слов, да ей и не дозволено рот раскрывать!
-Тю-ю-ю, Мишка! Он – мужик, а чо с мужика взять! Девка – друго дело, на ей все доржится, и дом, и земля нашенская! А ты вон не толкуй мне тут, заступница! Лидушка, она умнуша, чай после школы в нститут подет! – помечтала Василиса.
Аня поставила веник и взялась за скребок. Слезы душили ее.
-Видишь, Ника, а мне ни о каком институте, ни словом единым! Аньке учиться не надо! Ладно еще, быстро успокоилась, а то читала бы над душой битый час, с пяти лет всё припомнила! Вот бы еще раз дистрофией заболеть или воспалением легких! Тогда она ласковая была, не бранила! Поди, испугалась, помру, некому станет по хозяйству хлопотать да за младшими следить!
-Господи, не мучай же меня, мне итак несладко! – взмолилась Ника.
Она давно сдерживала слезы, но тут не выдержала и зарыдала, бурно, горячо, как плачут только в детстве и ранней юности.
-Давно бы так, - мягко упрекнула Аня и, нещадно скребя пол, присоединилась к "хозяйке".
Василиса не обращала внимания на ее слезы, только раз, пройдя мимо, проворчала:
-Слышь, Анька, кончай мокроту разводить, не разжалобишь! Три лучше, не ленись, после спасибо скажешь матри, котора с измальства к труду приучила!
Женщина и не подозревала, что дочь давно не надеялась ее разжалобить.
В пустой квартире вибрировала тишина. Трель звонка прозвучала набатным колоколом. Потрясения трудного дня, как выяснилось, имели продолжение: за дверью стоял Денис.
-Привет! – произнес нарочито весело.
-Привет! – Ника ответила скорее растерянно, чем радостно.
-Впустишь? – он широко улыбнулся красивым белозубым ртом.
-Конечно! Чаю?
-Если можно.
Он внимательно всмотрелся в заплаканное лицо девушки, но ни о чем не спросил. На кухне с салфеточками в сине-белую клетку – мило и покойно, но взгляд гостя проедал ей спину. Зачем он здесь? Тоже осуждать за глупость? Или жалеть? Все, все рушилось!
-Ника, объясни, что случилось на контрольной?
-Тебе же Лика рассказала.
-Она места себе не находит, думает, ты обиделась…
-Конечно, нет! – воскликнула девушка и резко обернулась, едва не опрокинув со стола заварочный чайник.
-А ее последние слова просто ни в одни ворота… - Денис замялся, опустив голову.
-Она сгоряча, не подумав.
-Не ей пылить в ее положении.
-Положении? – Ника широко раскрыла глаза.
-Да не о том я, - хохотнул Чибисов, - лично мне понятен твой срыв. С первого класса решать контрольные за двух заурядных Барби, тянуть их буквально по всем предметам! Разве твоя вина, что наши недалекие красавицы не в состоянии усвоить алгебру?
-Зачем ты так? – Ника опустилась на табурет, руки ее, тискавшие край сине-белой салфетки, мелко дрожали.
-Грубовато, но верно, скажешь, нет? По-твоему, я идиот?
-Нет, Дениска! - девушка подалась вперед, ловя его взгляд, с готовностью раскрытый перед нею. Покраснела. Как давно она не смотрела ему в глаза, и как это невыносимо!
-Я столько лет общаюсь со всеми тремя и делаю выводы! Лерка с Ликой привыкли к постоянной опеке, совсем обленились! А сегодня их атмосфера затряслась!
Слова Чибисова перекликались с ее недавними мыслями. Он довольно часто произносил фразы, которые вертелись у нее на языке.
-Девчонки просили поговорить со мной? – спросила Ника.
-Гадаешь, зачем я пришел? – усмехнулся юноша.
-Честно говоря, да.
-Тебя проведать. Знаешь, никогда не понимал мазохистов! Ты же себе хуже сделала, подружкам-то с их тройбанами до фени – лишняя пара картину не испортит, а вот отличнице баран ни к чему.
-Сочувствуешь?
-Конечно! Мы же друзья! Или нет?
-Да, - Ника согласно кивнула, - спасибо.
-Вообще-то я давно хотел поговорить…
-О чем?
-Не понимаешь? - Его некрупные выразительные очи подернулись влажной масляной пленкой, придавая лицу взволнованно-ироничное выражение.
Чибисов выдержал эффектную паузу.
– Из вас троих Лика казалась самой забавной, смешной и пушистой, как зайчишка. Стыдно признаться, но по натуре я больше созерцатель, книжный червь, а она напоминала трогательного Вини Пуха, щечки пухлые, розовые. Детство тем и прикольное, что легко дружишь с кем угодно. Но, вырастая, начинаешь переоценивать себя, других. Иногда ломаешься в один день. Со мной так и случилось. Вроде ничего не изменилось во вчерашней Анжеличке, но я вдруг ощутил шкурой, инстинктом – если копнуть поглубже, то внутри-то ничего нет. Она – пустышка, конфетка без начинки. Иногда попадаются карамельки с брачком, наткнешься на такую, и досада берет! Скучно во рту гонять!
-Вы все сговорились, да? И папа, и Зилка, и ты! – выдавила Ника.
Ей бы радоваться - надоела Крикова Денису, но отчего-то сделалось не по себе, словно кошку зазря отлупила.
-При чем здесь дядя Олег? – насторожился Чибисов.
-Сегодня утром он спросил, уверена ли я в своих подругах. Говорил, что не видит в Лике и Лере личностей и все в таком духе. Потому еще я и сорвалась на контрольной – слова его некстати вспомнились!
-Вот видишь! У разных людей мнения сходятся!
Ей почудилось или парень облегченно вздохнул? Наверное, она становится излишне подозрительной!
-Сегодня я выудил из почтового ящика это послание.
Денис протянул Нике листок с набитым в редакторе Word Art текстом: "Бойфренд Криковой, ты отстойный идиот! Зилаида." Ника недоуменно повертела в руках бумагу и пожала плечами:
-Отстой – осадок в растворе! Ничего не понимаю…
-Зато я понимаю: я действительно идиот, а ты – супер…
Чибисов пристально смотрел в лицо девушки, которая машинально тискала и мяла Зилкину записку, словно готовила ее для посещения сортира.
