Наталья Калинина - Что скрывают зеркала
– Ну, как знаешь, – развел руками доктор, тоже, как и Светлана, не поверивший в ее отговорку. Но настаивать не стал, позволил ей уйти – пережить и принять известие.
Глава 3
Эля
Она сидела на краешке офисного стула для клиентов, зажав дрожащие ладони коленями, и напряженно, едва не молясь на него, глядела на гладкий лоб молодой девушки за компьютером. Похоже, волнение Эли передалось сотруднице агентства, потому что та вдруг нахмурила лоб и подалась корпусом к монитору, вглядываясь в него так сосредоточенно, будто ее взгляд мог обратить найденную информацию в желаемую. Эля, сидевшая напротив девушки, тоже невольно наклонилась к столу и сильнее сжала коленями руки. Шрам на ладони вновь зазудел, как всегда бывало, когда она нервничала. Эля поскребла его пальцами другой руки и на секунду окунулась, как в вонючую болотную жижу, в воспоминание: она, раскинув руки будто крылья, пятится назад, прикрывая собой детскую кроватку, словно птица – гнездо с птенцами. Ее голос уже сел от криков и рыданий, и мольбы вырываются сиплым шепотом, отчего звучат страшнее, безысходнее. Но в ответ доносятся лишь грязные ругательства, которые давно выжгли в ее душе дыру. Она пятится от того, кто наступает на нее с ножом, до тех пор, пока не упирается спиной в жесткую спинку кроватки. Спящий ребенок внезапно просыпается, Эля чувствует это сердцем, а не потому, что тот закричал: ее малыш, такой же забитый и испуганный, как и она, уже давно научился отвечать на страхи не криком, а затравленным молчанием. Эля инстинктивно взмахивает руками, словно пытается накрыть ими кроватку, и в это же мгновение сильные пальцы хватают ее за горло и отбрасывают в сторону. Она с криком падает на пол, больно ударившись о него подбородком, но тут же вскакивает на ноги и разъяренной птицей налетает на обидчика. Она бьет его, лупит руками-крыльями, уже не сипит, а клокочет и не мольбы, а угрозы. Он отбивается от нее одной рукой, зажав в другой нож, растерявшись от ее внезапной ярости, взрывом вырвавшейся на волю. Но вскоре приходит в себя и замахивается ножом. Эля опережает уже опускающуюся смертоносную руку на доли секунд, хватается за лезвие и отводит его в сторону. А затем с силой, на которую, казалось, не была способна, отталкивает обидчика и выхватывает из кроватки ребенка…
На ее ладони навсегда остался напоминающий о том страшном дне глубокий шрам, который начинал зудеть в моменты нервного напряжения. Эля вновь потерла его и громко перевела дух, приходя в себя после воспоминания, так не вовремя обрушившегося на нее.
– Нет, пока ничего нет, – разочарованно вздохнула девушка-агент. – Но может, в следующем месяце…
Эля выпрямилась и сложила внезапно обмякшие руки на коленях.
– Мне нужно в этом. Сегодня. Срочно, – проговорила она, поднимая на девушку такой умоляющий взгляд, словно та могла совершить чудо – вытащить из рукава, как припрятанный козырь, адрес сдаваемой по приемлемой цене квартиры или хотя бы комнаты.
– Увы, ничем не могу помочь. Мне очень жаль, – развела руками агент. – Оставьте ваш телефон, и я вам перезвоню, как только что-то появится.
Эля продиктовала номер и поднялась, чувствуя себя враз состарившейся: сердце билось в неприятно рваном ритме, в ушах стучала кровь, а слабость навалилась такая, словно на ноги надели кандалы. Груз обрушившихся на нее проблем придавил плечи, и Эля вышла из офиса агентства, сутулясь и едва ли не шаркая ногами, как старуха, чью спину согнул опыт прожитых десятилетий. Сын выскользнул за ней тихо, как мышонок, и только уже в коридоре робко взял ее за руку и совсем как взрослый в ободряющем жесте чуть сжал ей пальцы. Эля едва не расплакалась. Это был конец. За три дня они с Тихоном успели обойти все агентства города, и ни в одном им не смогли помочь. Квартиры если и были, то по такой цене, что она не могла себе их позволить. И так спасибо Ане, которая в тот злополучный проблемный день перезвонила ей сразу после ошибившегося номером мужчины, напугавшего ее в первый момент до полусмерти, и выслала из-за границы денег на первое время.
Эля достала телефон и отправила подруге краткое сообщение, в котором написала о последней неудаче. Ответ не замедлил прийти, будто Аня сидела где-то там, в солнечной Испании, в тени тревог с телефоном в руке и ожидала от нее вестей. «Не дрейфь! Завтра прилетаю. Что-нибудь придумаем». Эля вздохнула: что тут можно придумать? Как вариант – искать жилье в других городах, а на какое-то время поселиться у Ани (подруга сама предложила им с Тихоном кров). Похоже, придется принять этот вариант, хоть он не считался безопасным. Да и подругу, несмотря на ее доброту, стеснять не хотелось.
– Мама, можно, я тут поиграю? – Вопрос Тихона выдернул ее из топи нерадостных размышлений. Они как раз проходили мимо детской площадки, расположенной в центре парка, подобно сердцевинке цветка, от которой во все стороны расходились асфальтированные лепестки-дорожки. Что им делать, куда податься, Эля еще не решила, поэтому молча кивнула, и Тихон с радостным криком бросился штурмовать горки и лесенки. Девушка присела на одну из лавочек и достала мобильный телефон, намереваясь поискать в ближайших городках агентства недвижимости и сделать запросы. Но связь с Интернетом в этом месте оказалась плохая. Может, нарочно, чтобы матери следили за своими гуляющими детьми, а не увязали в опасной мировой Паутине. Или чтобы хоть на какое-то время отвлеклись от повседневных забот и, подняв глаза от земли, полюбовались художественными росчерками белых облаков на синем полотне неба, нарядившимися в благородную позолоту липами и вдохнули полной грудью посвежевшего к концу августа воздуха. Едва Эля убрала телефон, как из-за облака, будто по заказу, выглянуло солнце. Неуловимый блик скользнул по ее раскрытой ладони, поцеловав все еще зудевший шрам, и свернулся у ног светлым пятном как одомашненный зверек. И этот солнечный зайчик вызвал у нее воспоминания шестилетней давности о последнем летнем дне, такие, какими они оставались недолго: чистые, светлые, еще не вымокшие в слезах и крови, не пропитавшиеся удушающей гарью страхов.
…Тот день тоже выдался солнечным, словно лето напоследок решило щедро одарить сэкономленным за дождливые месяцы теплом. Синее небо так же, как и сегодня, расчеркивали штрихи белых облаков, и это художественное сочетание синего и белого напоминало Эле гжельскую роспись. Легкий ветер перебирал, словно украшения в шкатулке, позолоченные верхушки деревьев. И в теплом воздухе обоняние уже улавливало горьковатые нотки осеннего аромата.
Эля раскладывала по папкам учебный материал, с улыбкой представляя себе новых учеников. Их было двенадцать, ровно столько, сколько мест. И это обстоятельство – что все места на курс испанского были заняты – ее несказанно радовало: преподавателем в школе языков она была новым, пришла в апреле на место ушедшей в декрет учительницы, довела предыдущий курс, приняла экзамен, а на новый учебный год ей дали вести занятия у новичков. Эля опасалась, что те, кто придет записываться на курс, узнают, что вести уроки будет недавняя выпускница иняза с маленьким опытом работы, и в сомнениях отступятся. Но нет, ее страхи не оправдались: набор оказался полным. Двенадцать учеников: восемь девушек и четверо мужчин. Эля уже изучила их анкеты, чтобы иметь представление, с кем ей придется иметь дело, и теперь с волнением ожидала понедельника – первого дня занятий. Раскладывая по папкам материал, она мысленно представляла себе каждую анкету нового ученика. Вот эта папка будет для Марины Силиной, вот эта достанется Наталье Шепотовой, а вот эта, может быть, самому старшему в группе (сорок четыре года) Петру Алексееву.
