Кай Мейер - Дочь алхимика
Голос Лисандра становился слабее с каждой минутой. Казалось, воспоминания отнимают у него остатки сил. Он пространно описал обстоятельства своей встречи с Моргантом, не умолчав при этом о тех преступлениях, которые совершал по заказу рыцаря-тамплиера.
Отвращение Ауры возросло, когда она услышала обо всех тех девушках, которых Лисандр привел своему господину. Вместе с тем, столетия стирали ужас этих поступков.
— Моргант обманул меня, — устало рассказывал Лисандр. — Еще тогда, во время нашей первой встречи, он утверждал, что нашел эликсир жизни, и что только необходимо освежать его действие. Но правда была в том, что Моргант был так же смертен, как я, как Нестор, как все остальные. Только спустя много лет после того, как он взял меня своим помощником, он узнал тайну настоящего эликсира. Другие тоже пытались постичь её, но их усилия были напрасны. Не знаю, как Морганту удалось раскрыть тайну, не знаю даже, когда точно это произошло, но так или иначе это свершилось.
Погрузившись в собственные мысли, Лисандр покачал головой, тихо постукивая палкой по краю отверстия в полу.
— Все дело было не в консистенции крови, как долгое время предполагал Моргант, и даже не в том, какого пола была жертва — в действительности, все дело в происхождении. Кровь была наиважнейшими компонентом, но это должна была быть особенная кровь, — он поднял голову и взглянул Ауре в глаза. — Правила алхимии — или в этом случае лучше сказать, магии? — непредсказуемы. Это были многолетние эксперименты, которые когда-то навели Морганта на правильный след. Все те девушки, которым предстояло умереть, были всего лишь маленькими шагами на пути к решению.
— Какому решению? — тихо спросила Аура, уже догадываясь об ответе.
— Это должна была быть кровь собственной дочери. Только собственной дочери. Цепь смерти собственной крови и плоти, которая тянется сквозь столетия. Моргант сделал это, и я тоже. И твой отец, Аура. Нестор узнал это задолго до меня, еще когда украл все заметки об исследованиях Морганта и исчез. Алхимик зачинает ребенка со своей собственной дочерью. Но до этого она должна оставаться девственницей, а ребенок, которого она родит, должен быть опять-таки девочкой, чтобы продолжить эту цепь. Когда-нибудь и эта девочка родит девочку и та снова девочку и так далее. И всегда алхимик должен быть отцом.
— А матерей после родов убивали, — Аура была вне себя от этой жестокости и мерзости.
— Да, — подтвердил Лисандр. — Их кровь — это самая важная составляющая, источник чудодейственного снадобья, основа эликсира. В их крови заключена тайна вечной жизни.
Аура почувствовала, как шок усыпляет её. Она стала совершенно спокойной, совершенно расслабленной. Она внимательно слушала и пыталась осмыслить, проникнуться и даже найти оправдание.
Лисандр обеими руками опирался на палку. Из пропасти дул ветер и играл с его длинными волосами, как вихрем из паутины.
— Мы все породили поколения дочерей и с ними — опять-таки дочерей. Если рождались дети мужского пола, они были обречены на смерть, и эксперимент начинался сначала. Иногда это было просто делом случая. Я стал таким же, как и Моргант, после того как однажды узнал о такой возможности. Я порождал и убивал. Десятки раз в каждом поколении, и я стал бессмертным, так же, как Моргант, так же, как Нестор.
— Пока вы не разбили цепь.
— Да, с Шарлотой. Сильветта первая из моих дочерей, которая родилась не от инцеста, и мать которой не была моей дочерью. Я хочу быть честен с тобой, Аура, твоей сестре я уже давно признался в этом: я соблазнил Шарлоту, чтобы унизить Нестора. На протяжении столетий мы с Моргантом искали его, и когда, наконец, нашли, он был главой семьи, владельцем замка. Раньше сказали бы, благородный дворянин. Нас охватила черная зависть. Мы сами были монахами, рыцарями-тамплиерами, пусть даже и отошедшими от веры, и всегда считали, что только под покровом ордена, в одиноких монастырях и отдаленных обителях, вдали от шума мирской суеты, в атмосфере полной таинственности, бедности и учении мы могли воплощать в жизнь наши намерения. У нас были наши дочери, но никогда не было семьи, уюта, гармонии. И затем мы снова свиделись с Нестором, и образ его жизни наглядно опроверг все, во что мы верили. Он не терял времени, подаренного ему эликсиром. Он владел богатствами, несметными богатствами, был светским человеком, вхожим в высшее общество, сердцеедом. Все его любили, мужчины и женщины, — Лисандр рассмеялся с горькой издевкой. — Нестор прожил столетия, прежде чем приобрел все это, и нашел способ представать в каждом поколении новой личностью, не теряя при этом своего имущества. Не нищий отшельник, как Моргант и я, прожигатель жизни, кутила, весельчак, личность, гений.
Лисандр сделал паузу и взглянул на Сильветту. Она робкой улыбкой поддержала его. Тогда он продолжил:
— Да, Аура, — сказал он, — при всей помпезности, которую он выстроил вокруг своей персоны, твой отец был настоящим гением, на несколько порядков выше Морганта в том, что касалось алхимии. Я сам, если честно, многого не понимал в этих вещах, как, например, духовную, философскую сторону. У Морганта было достаточно ума, но не духовной гибкости. Когда мы встретились с Нестором, знания Морганта остались на том же уровне, что и шесть сотен лет назад. Он не развивался дальше, не искал других путей, после того как нашел разгадку. Но Нестор был совершенно иным. После того как он добивался чего-нибудь, он старался превзойти себя.
— Поиски травы Гильгамеша, — прошептала Аура.
— Бессмертие, ради которого не надо умирать другим людям, без инцеста, без убийств, без отвращения к себе, растущего с каждым днем. Это было то, к чему стремился Нестор! И, поверь мне, Аура, мне не удастся описать ту зависть, которая вспыхнула во мне и в Морганте. Мы хотели владеть тем, чем владел он, более того, тем, чем он завладел бы в будущем! Тогда-то мы и попрощались с монастырской жизнью и направились в Вену. Прежде всего, Моргант принялся перетягивать на свою сторону определенных обитателей тамошних подземелий, и в первый раз попытался развить в себе изворотливость, применив при этом свой интеллект алхимика. Но с каждым шагом, увеличивающим его власть, он сам все больше уходил в тень. Я стал его пугалом, его марионеткой. Всегда, когда называлось имя, это было мое имя; всегда, когда было необходимо личное присутствие, я был вынужден выходить под свет рампы. Все снова было как тогда, когда Моргант был господином, а я всего лишь его помощником. Мне не позволено было иметь своих намерений, своих желаний, своих надежд, и я смирился с этим, чтобы не потерять его благосклонность. О, я многое испробовал, чтобы отвлечься от всей этой мерзости: живопись, поэзию, даже азартные игры. Я почти уверил себя, что это я держал в руках все нити, ведь, в конце концов, это мое имя произносили испуганным шепотом, мое имя приводило в трепет кайзера. Но затем я начал забывать, что реальная власть, скрытая под этим именем, принадлежит другому.
