Ганс Эверс - Сочинения в двух томах. Том первый
Она болтала, не думая. Говорила всякий вздор. Не обращала внимания на строгие взгляды подруги и чувствовала себя тепло и уютно под взглядом Альрауне тен-Бринкен, как зайчик под солнцем на капустном поле.
Фрида Гонтрам начала нервничать. Сначала невероятная глупость подруги ее рассердила, потом же ее поведение показалось смешным и некрасивым. Даже муха, подумала она, не летит так жадно на сахар. В конце же концов, чем больше Ольга болтала, тем быстрее под взглядом Альрауне таял условный покров ее чувств, — ив душе Фриды пробудилось вдруг чувство, которого она не в силах была побороть. Ее взгляд тоже устремился туда — и с ревностью скользил по стройной фигуре принца Орловского.
Альрауне заметила это.
— Благодарю вас, дорогая графиня. — сказала она, — меня успокоили ваши слова, — Затем она обратилась к Фриде Гонтрам: — Советник юстиции рассказал такие страшные вещи о неминуемом разорении княгини.
Фрида ухватилась за последнее спасение, всеми силами старалась прийти в себя
— Мой отец был совершенно прав, — резко ответила она. — Разорение княгини неминуемо. Ей придется продать свой замок на Рейне.
— О, это ничего не значит, — заявила графиня, — мы и так никогда там не живем.
— Молчи, — закричала Фрида. Глаза ее потускнели, она почувствовала, что бесцельно борется за проигранное дело. — Княгине придется бросить хозяйство, ей будет страшно трудно привыкнуть к новым условиям. Очень сомнительно, будет ли она даже в состоянии держать автомобиль. Вероятно, нет.
— Ах, как жаль, — воскликнула Альрауне.
— Придется продать лошадей и экипажи, — продолжала Фрида, — распустить прислугу…
Альрауне перебила:
— А что будет с вами, фрейлейн Гонтрам? Вы останетесь у княгини?
Она не нашлась, что ответить: вопрос был совсем неожиданный. «Я… — пробормотала она, — я — да, конечно…»
Фрейлейн тен-Бринкен не унималась:
— А то я была бы очень рада предложить вам свое гостеприимство. Я так одинока, мне необходимо общество — переезжайте ко мне.
Фрида боролась, колебавшись мгновение
— К вам — фрейлейн?…
Но Ольга перебила ее:
— Нет, нет, она должна остаться у нас. Она не может покинуть мою мать теперь.
— Я никогда не была у твоей матери, — заявила Фрида Гонтрам, — я была у тебя.
— Безразлично, — вскричала графиня. — У меня или у моей матери — я не хочу, чтобы ты здесь оставалась.
— Но, — простите, — засмеялась Альрауне, — мне кажется, фрейлейн Гонтрам имеет свое собственное мнение.
Графиня Ольга поднялась — кровь отлила у нее от лица.
— Нет, — закричала она, — нет и нет.
«Я ведь никого не насилую, — засмеялся принц Орловский, — таков уж мой обычай. И не настаиваю даже — оставайтесь у княгини, если вам это приятнее, фрейлейн Гонтрам». Она подошла ближе и взяла ее за руки. «Ваш брат был моим другом, — медленно произнесла она, — и моим верным товарищем. — Я так часто его целовала…»
Альрауне заметила, как эта женщина, почти вдвое старше ее, опустила глаза под ее взглядом, почувствовала, как руки Фриды Гонтрам стали вдруг влажными от легкого прикосновения ее пальцев. Она упивалась этой победой, наслаждалась.
— Ну, что же, вы останетесь? — прошептала она.
Фрида Гонтрам тяжело дышала. Не подымая глаз, подошла она к графине Ольге:
— Прости меня, Ольга, я должна остаться здесь.
Ее подруга бросилась на диван, зарылась головой в подушки, содрогаясь от истерических рыданий.
«Нет, — жалобно вопила она, — нет, нет». Она выпрямилась, подняла руку, словно хотела ударить подругу, но громко расхохоталась. Сбежала по лестнице в сад без шляпы, без зонтика. Через двор и прямо на улицу.
— Ольга, — закричала вслед ей подруга. — Ольга, послушай, Ольга.
Но фрейлейн тен-Бринкен сказала:
— Оставь ее. Она успокоится.
Голос звучал высокомерно и гордо.
* * *
Франк Браун завтракал в саду под большим кустом сирени, Фрида Гонтрам принесла ему чашку чаю.
— Хорошо, что вы здесь, — сказал он. — Не видно, чтобы вы что-то делали, а все-таки все идет как по маслу. Прислуга испытывает какую-то странную антипатию к моей кузине. Эти люди не имеют и представления о средствах социальной борьбы. Но они своим умом дошли до саботажа, и давно бы уже разразилась открытая революция, если б они не любили меня. А вот теперь вы поселились здесь — и все обстоит превосходно. Я должен поблагодарить вас, Фрида.
— Мерси, — ответила она. — Рада, если я могу что-нибудь сделать для Альрауне.
— Вот только, — продолжал он, — княгиня без вас очень страдает. Там все идет вверх ногами, с тех пор как банк приостановил платежи. Почитайте-ка. Он подал ей несколько писем.
Но Фрида Гонтрам покачала головою.
— Нет, — извините, я не хочу ничего знать. Меня это не интересует.
Он продолжал настаивать:
— Вы должны знать, Фрида. Если не желаете прочесть писем, то я передам вкратце их содержание. Вашу подругу нашли…
— Она жива? — прошептала Фрида.
— Да, жива, — ответил он. — Когда она убежала отсюда, она блуждала всю ночь и весь следующий день. Сперва она отправилась, по-видимому, в горы, потом вернулась к Рейну. Ее видели лодочники неподалеку от Ремагена. Они следили за нею издали, так как поведение ее показалось им странным. И когда она бросилась в реку, они подплыли и через несколько минут вытащили ее из воды. Это случилось четыре дня тому назад. Она сильно сопротивлялась, и они отвезли ее прямо в тюрьму.
Фрида Гонтрам уткнула лицо в ладони.
— В тюрьму? — тихо спросила она.
— Ну, да, — ответил Франк Браун. — Куда им было ее еще везти? Ведь было ясно, что на свободе она тотчас же вновь постарается лишить себя жизни. Самое лучшее — ее куда-нибудь спрятать. Она не отвечала ни на один вопрос, упорно молчала. Часы, портмоне, даже носовой платок она давным-давно выбросила, а по короне и нелепым монограммам на ее белье никто не мог ничего понять. Только когда старик Гонтрам заявил о ее исчезновении в полицию, личность ее была установлена.
— Где она сейчас? — спросила Фрида.
— В городе, — ответил он. — Советник юстиции взял ее из Ремагена и поместил в психиатрическую лечебницу профессора Дальберга. Вот письмо от него, боюсь, что графине Ольге придется остаться там долго. Вчера приехала княгиня. Вам, Фрида, следовало бы навестить свою бедную подругу. Профессор говорит, что она очень спокойна.
Фрида Гонтрам поднялась со стула.
— Нет, нет, — воскликнула она, — я не могу…
Она медленно прошла по дорожке между кустами сирени.
Франк Браун смотрел ей вслед. Будто мраморное изваяние было ее лицо, словно высеченное в камне неумолимой судьбой. Потом вдруг на холодной маске показалась улыбка, как легкий солнечный луч посреди непроницаемой тени. Глаза ее устремились к буковой аллее, ведшей к дому. Он услышал звонкий смех Альрауне.
