Джеймс Герберт - Святыня
Фенн же во всем этом не обнаружил ни капельки смешного, напряженность в атмосфере только усилила его жуткие предчувствия. Он посмотрел на возвышавшееся дерево, перекрученные сучья которого особенно четко выделялись в ярком освещении, и вспомнил тот первый раз, всего несколько недель (а как будто бы целую жизнь) назад, когда эту гротескность дерева подчеркивал лунный свет, и оно нависало над стоящей на коленях девочкой, как страшный ангел смерти. И тогда внешний вид дуба напугал его, но сейчас пугал еще больше.
Фенн пробрался вдоль долгой вереницы калек, но потом путь ему преградил человек с повязкой на руке.
— В этот сектор нельзя, сэр, — сказал он. — Только для инвалидов.
— А для кого эти скамейки? — спросил Фенн, указывая на ряды позади открытого участка.
— Они зарезервированы для особых персон. Вы бы отошли назад — вы загораживаете проход.
На краю одной из скамеек для привилегированных Фенн заметил Сью, а рядом с ней маленькую фигурку Бена. Фенн протянул свое журналистское удостоверение.
— Мне нужно только поговорить кое с кем здесь… Можно?
— Боюсь, что нет. Для репортеров отведен специальный сектор.
— Всего две минуты — больше мне не надо.
— Меня за это уволят.
— Две минуты. Обещаю, я вернусь.
Служащий что-то промычал.
— Ладно, только быстро, приятель. Я прослежу.
Фенн бросился вперед, пока он не передумал.
— Сью!
Она обернулась, на ее лице отразилось облегчение.
— Где ты пропадал, Джерри? Боже, я так волновалась!
Она потянулась к нему, и Фенн быстро поцеловал ее в щеку.
— Здравствуй, дядя Джерри! — радостно поздоровался Бен.
— Привет, малыш. Рад тебя видеть. — Он щелкнул мальчика по носу, опустившись на корточки рядом со Сью. Вся скамейка была занята монахинями из монастыря, и они неодобрительно смотрели на репортера Он придвинулся поближе к Сью и тихо проговорил:
— Я хочу, чтобы ты ушла отсюда И увела Бена.
Сью с испугом в глазах покачала головой.
— Но почему? В чем дело, Джерри?
— Не знаю. Могу лишь сказать, что назревает что-то ужасное. Я просто хочу, чтобы вы были подальше, когда это случится.
— Да объясни толком!
Он крепче сжал ее локоть.
— Все это, Сью, все эти странные события — за ними скрывается какое-то зло. Смерть отца Хэгана, пожар, эти чудеса Алиса — не то, чем представляется. Это из-за нее умер монсеньер Делгард…
— Был взрыв…
— Это она вызвала взрыв.
— Она ребенок. Она не могла…
— Алиса — не просто ребенок. И Делгард узнал это — вот почему он умер.
— Джерри, это же невозможно!
— Ради Бога, да ведь вообще все происходящее в последнее время невозможно!
Монахини стали шептаться между собой, указывая на него. Некоторые начали поглядывать в сторону служащего. Фенн посмотрел на них и постарался говорить спокойнее.
— Сью, прошу тебя, поверь мне.
— Почему ты не приходил ко мне? Почему не звонил?
Он покачал головой.
— Просто не было времени. Я был так занят, стараясь остановить все это!
— А я с ума сходила! Я так беспокоилась…
— Да, я знаю, знаю. — Фенн погладил ее по щеке.
— Нэнси рассказала мне, что случилось в Бархэме. Но это неправда, да, Джерри? Этого не могло быть.
— Это правда Она видела там что-то — мы оба видели. Все это связано с прошлым. Все это результат событий многовековой давности.
— Как я могу тебе поверить? В этом нет ни капли смысла Ты говоришь, что происходит что-то нехорошее, но посмотри вокруг. Разве не видно, как хорошо этим людям, как они верят в Алису? А все совершенное ею добро?
Он взял обе ее руки в свои.
— В Степли мы нашли старый, написанный по-латыни манускрипт. Делгард перевел его и нашел ответ. Вот почему он умер, как ты не понимаешь!
— Я ничего не понимаю. Твои слова — полная бессмыслица.
— Тогда просто поверь мне, Сью.
Она медленно подняла глаза и взглянула на него.
— С чего бы мне верить тебе? Ты что, заслуживаешь доверия?
Фенн понял, на что она намекает, и замолк. Потом проговорил:
— Если любишь меня, Сью, если действительно меня любишь, сделай так, как я прошу.
Сью сердито встряхнула головой.
— Почему же теперь? Почему ты оставил это напоследок?
— Я сказал тебе: последние два дня я носился, как сумасшедший, стараясь остановить все это. Добирался до дому лишь под утро и тут же падал и засыпал. И сны мои были ясны как никогда.
— Какие сны? — устало спросила она, желая снова поверить ему, забыть его цинизм, его ненадежность, его неверность, но убежденная, что сейчас ее снова одурачат.
— Мне снились священники, Хэган и Делгард: они говорили со мной. Я видел их. Они предупреждали меня насчет этого места.
— Ох, Джерри, разве сам ты не понимаешь, что сам себя обманываешь? Ты так замотался во всем этом, что сам не знаешь, что делаешь, что говоришь.
— Ладно: я схожу с ума Приспособься ко мне.
— Я не могу уйти…
— Только один раз, Сью. Выполни мою просьбу.
Она несколько секунд смотрела на него, потом схватила Бена за руку.
— Пошли, Бен. Мы идем домой.
Сын удивленно взглянул на нее, и Фенн с облегчением опустил голову. Он поцеловал Сью руки, а когда снова поднял голову, в его глазах блестели слезы, которых он не мог сдержать.
Фенн стоял и прижимал Сью к себе. И в этот момент вся толпа затихла. Голоса перешли в шепот, и шепот тоже замолк, слышался лишь шорох ветра Все внимательно вслушивались.
Вдали зазвучали голоса. Они пели хвалу Богу и Деве Марии. Странный навязчивый звук набирал силу по мере приближения процессии из поселка.
Фенн оглянулся на дуб и закрыл глаза, словно в муке. Его губы безмолвно шептали молитву.
Глава 37
Но старуха только притворялась такой доброй, а на самом деле это была злая ведьма.
Братья Гримм. «Гензель и Гретель» [40]— Первая камера, отлично, сделайте хороший крупный план. Медленный наезд на Алису. Хорошо. Вот так, потихоньку. Сейчас мы переключимся на Вторую — для общего вида. Вторая, продолжайте наезд. Боже, какая хорошая девочка! Первая, что происходит? Картинка пропадает. Ради Бога, переключите на Вторую. Так лучше, так и оставьте. Первая, что происходит? Откуда помеха? Ладно, отфильтруйте. Остаемся на Второй. В пять мы дадим сигнал Ричарду. Третья камера, вот так хорошо, ведите Ричарда Постепенный отъезд, чтобы показать собравшихся на лужайке, как только он начнет говорить. Я хочу хороший снимок алтаря с этим чертовым деревом на заднем плане. Хорошо, Ричард — четыре, три, два, Третья камера!